Страшные истории для бессонной ночи (сборник) - Вдовин Андрей
«Не торопись, — раздался голос под низкими сводами склепа, и девушка узнала его, ибо ужас, коим глас наполнял душу, невозможно было забыть. — Не торопись, — повторил Люцифер. — Ты помнишь наш уговор? Твоя душа теперь принадлежит мне!»
«Я помню наш уговор, — отвечала девушка, в которой страх породил отчаянное стремление к жизни. — Я его помню, а вот ты, видно, забыл».
«Ты сама знаешь, что барон сначала едва не забыл о тебе, очарованный любовным пылом юной паломницы…»
«Ложь! Асбар находился во власти сна, он не различал явь и грезы!»
«Пусть так. Но что произошло в замке графини Соль? Тебе не удастся избежать своей участи!»
«Мы договаривались, что душа моя будет принадлежать тебе, если мой рыцарь полюбит другую женщину. Но что произошло в замке? Я полюбила юного певца, и Асбар чувствовал мое волнение, как любящее сердце чувствует все душевные движения своего возлюбленного! Его вины в этом нет, только моя. А о моей верности речи у нас в договоре не шло!»
Люцифер разразился хохотом, от которого затряслись темные своды.
«Ты споришь со мной! Ты поймала меня на слове! Ты призналась! Пожалуй, такой развязки я не ожидал! Ну что ж, смелая пташка, ты выиграла, держи!» — с этими словами он бросил ей в руки почерневший медальон и исчез.
Вздохнув, Алейсейн прижала руки к груди. И вдруг послышался ей голос Люцифера, исходивший будто из самих стен: «Не думай, что тебе удастся спастись…»
В тревоге девушка оглянулась по сторонам, но в склепе было уже пусто.
«Почудилось», — решила бедняжка. Осторожно вышла она из подземелья и незамеченной прошла в свои покои, сияя от счастья, ведь она знала, что ее рыцарь скоро будет у ворот замка вместе с прекрасным певцом.
Тут семинарист прервался и обратился к Ааскаферу:
— Теперь прошу вас продолжить рассказ.
Ааскафер не ответил, и на некоторое время воцарилось молчание. В тишине я слышал, как потрескивают ветки в костре и как пофыркивают наши кони. Я сидел неподвижно, и мурашки отчего-то пробегали у меня по спине и щекам.
Внезапно раздался крик какой-то птицы, мне он показался настолько зловещим, что я вздрогнул. Ааскафер положил мне руку на плечо, и я был благодарен ему за дружеское участие.
— Ну что ж, — сказал он. — Рассказ мой близится к концу. Итак, в большой грусти подъезжал рыцарь Асбар фон Баренхафт к месту, столь памятному и дорогому для него. Наконец башни замка Аверглоб показались за перелеском, и барон, обернувшись к своему спутнику, сказал, что в этом замке когда-то он провел много счастливых дней. И теперь ему трудно смириться с мыслью, что юная госпожа Алейсейн уже давно покоится в сыром склепе.
Через некоторое время рыцарь и трубадур были уже у ворот, стража отворила им, и они въехали во двор. Оставив лошадей у крыльца, оба медленно вошли под своды богатого и славного замка, который теперь находился почти в запустении, так как старый граф, отец госпожи Алейсейн, совсем потерял рассудок от горя. Гостей провели к нему. Старик сидел в кресле возле камина.
«Кто идет?» — спросил он, когда фон Баренхафт и молодой певец приблизились.
Барон назвал свое имя и имя своего друга, но старик, казалось, не слышал его.
«Кто идет? — снова проговорил он. — Я слышу легкие шаги!»
Рыцарь низко склонил голову, ибо при виде безутешного старого отца сердце его преисполнилось скорби. Он хотел что-то сказать старику, но тот сделал ему знак молчать.
«Кто идет? Это она, моя Алейсейн. Да, да, это она!»
Асбар хотел было уйти, но вдруг и сам услышал легкие шаги. Он повернулся и увидел входящую госпожу Алейсейн. Барон не отрываясь смотрел на нее. Он решил, что и его рассудок помутился. Но чистый юный голос, произносящий приветственные слова, развеял его сомнения.
Старик вскочил со своего кресла и бросился к дочери. Он заключил ее в объятья и все повторял ее имя. Наконец он опомнился и весело приветствовал гостей, тотчас велев подавать вино и закуски. Асбар фон Баренхафт не сводил глаз со своей любимой. Счастье барона не знало пределов, и вскоре за богатым столом все четверо беседовали и смеялись как ни в чем не бывало, а молодой певец исполнил множество самых прекрасных песен в честь госпожи Алейсейн.
Но радость барона была недолгой. Вскоре весть о Божьем чуде облетела окрестности. Рыцари и дамы из соседних графств съехались в замок Аверглоб, чтобы отпраздновать воскресение госпожи Алейсейн. На большом пиру в замке были и барон фон Баренхафт, и молодой певец. Во время обеда Асбар, сидевший рядом со своей возлюбленной, заметил, что взгляд ее часто останавливается на лице трубадура и при этом нежный румянец заливает ей щеки. Когда же юношу попросили исполнить песню, он запел своим сильным молодым голосом альбу, которую никогда прежде не пел. Все заслушались, а госпожа Алейсейн побледнела и сделалась неподвижной. Она смотрела на трубадура, и глаза ее сияли золотыми звездами любви. Баренхафт, который на сей раз почти не слушал певца, старался поймать хоть один взгляд своей повелительницы, но она этого не замечала.
Последующие дни прошли в сборах на турнир. Герцог, прослышав о чуде, которое вернуло госпожу Алейсейн к жизни, решил, что наградой победителю турнира станет рука этой юной девы. Также при его дворе устраивалось состязание певцов, поэтому рыцарь и трубадур отправились туда вместе.
Перед турниром, когда барон фон Баренхафт в своей палатке снаряжался для боя, завеса шатра неслышно раздвинулась, и перед рыцарем возник тот, кого Асбар совсем недавно видел во сне.
«Кто ты и что тебе нужно?» — сурово спросил он незнакомца.
«Имен у меня много, и нет надобности называть их, ибо ты и сам догадываешься, кто я. А вот что у меня за дело к тебе, я отвечу: пришел предложить свою помощь, барон. Я могу добыть тебе победу на турнире и сердце госпожи Алейсейн. Вижу, она охладела к тебе».
«Убирайся! — гордо ответил рыцарь. — Победу на турнире я добуду моим копьем и мечом, а сердце свое красавица Алейсейн вольна отдать тому, кто ей мил. Я не нуждаюсь в твоей помощи!»
«Что ж! — усмехнулся Люцифер. — В таком случае ты проиграешь».
При этих словах палатка Асбара загорелась, а сам говоривший скрылся за дымом. Поднялся крик, люди засуетились, послали слуг за водой. Рыцарь поспешно вышел из палатки уже в полном вооружении, и волнение немного улеглось. Шатер, рухнувший на землю, потушили. В толпе раздавались возгласы: «Знамение!», «Знак Божий!» — но вскоре и эти крики утихли. Турнир начался.
Уже несколько рыцарей сразились со своими соперниками и повергли их, затем Асбар вызывал победителей, и все они были разбиты. Но потом на бой с бароном выехал рыцарь, чьи начищенные доспехи слепили глаза и чей гнедой конь вызвал у зрителей вздох восхищения. Стрелой понесся он на Баренхафта, но тот сумел отклонить удар копья противника. Развернувшись, они вновь погнали коней навстречу друг другу, и на этот раз оба чудом избежали гибели, ибо удары их были очень сильны. Баренхафт успел заметить, что из-под забрала сверкнули глаза, горевшие, как уголья. На третий раз рыцари вновь ударили одновременно, и оба вылетели из седел. Поднявшись, они обнажили мечи и рубились долго и яростно, до тех пор, пока барон могучим ударом не оглушил соперника. Тот свалился наземь, а герцог велел прекратить поединок, признав барона победителем турнира.
Асбар внимал восторженным возгласам толпы, но мрачные мысли роились в его голове, и радости от победы не было в его истерзанном сердце. Он не переставал думать о поверженном, в котором узнал своего недавнего гостя. Взглянув на госпожу Алейсейн, барон заметил, что она в большом смятении — то ли из-за того, что он подвергал свою жизнь опасности, то ли из-за того, что она не хотела отдавать свою руку и сердце победителю.
Когда закончились чествования барона, было объявлено о предстоящем состязании певцов. В большом волнении ожидали его исхода и молодой певец, и госпожа Алейсейн, и Асбар фон Баренхафт. Уже несколько дней не говорил барон со своей возлюбленной и видел ее лишь издали. Она же, отговариваясь тем, что ей нездоровится, не пускала его в отведенные ей покои. Не находя себе места, бродил рыцарь по замку и окрестностям, часто заходил в церковь и горячо молился, стараясь преодолеть охватившее его отчаяние.
