Карен Рэнни - У дьявола в плену
— Да, ваше сиятельство.
Теперь Давина бросила недовольный взгляд на Нору, но та лишь улыбнулась, что еще больше рассердило Давину.
Давина подавила вздох и стала смотреть в окно кареты. Было бы хорошо, если бы поездка уже была позади. С другой стороны, она не слишком спешила в Эдинбург, где ей придется объяснять тете, почему она вернулась в город через месяц после свадьбы. Правда, с благословения мужа. Нет, не с благословения, а с молчаливого одобрения. Может, это слово не очень подходило к данной ситуации, но ведь Маршалл не препятствовал ее отъезду. Она все ждала, что он появится на пороге ее комнаты, но он так и не пришел.
Как странно, что колеса кареты стучали в унисон с этими словами: так и не пришел… так и не пришел… так и не пришел… словно напоминая ей о бесчувственности Маршалла.
Она закрыла глаза, чтобы не дать пролиться слезам.
«Пожалуйста…»
Она адресовала свою мольбу высшей силе с большей симпатией, чем Маршалл проявил к ней за последние несколько недель.
«Боже, пожалуйста, не позволяй Норе проболтаться!..»
Одно дело быть центром скандала из-за собственной глупости, и совсем другое — если в скандале будет замешан Маршалл. И уж конечно, ей не хотелось, чтобы ее считали нежеланной женой. Теперь рефрен колес стал другим: никто тебя не хочет… никто тебя не хочет… никто тебя не хочет.
Если она срочно что-нибудь не сделает, она определенно впадет в депрессию. Она начнет себя жалеть, а это еще никогда ни к чему хорошему не приводило. Она станет жалким существом, подобным Мэри Бет Кейхилл, пожилой женщине, о которой ей рассказывала тетя. Эта женщина останавливала любого человека на улице и рассказывала о своем когда-то красивом и внимательном поклоннике. Этот человек, однако, оказался обманщиком, о чем Мэри Бет сообщала тому, кто не успевал от нее увернуться. Эта женщина была жалким созданием — с растрепанными волосами, в неряшливой одежде, с длинным шарфом, который волочился по земле.
Мир Давины тоже рухнул, но ее муж все же не оказался обманщиком. Наоборот, Маршалл скорее всего был слишком благородным.
Ее хотелось, чтобы время повернулось вспять, и снова было так, как вчера. Это было ей нужно, потому что тогда она смогла бы быть немного более сдержанной, а не такой глупой и откровенной. Зачем она выложила все, что у нее было на сердце? Но больше всего ей хотелось вернуть то время, когда он держал ее в своих объятиях, а она думала о том, как сильно она будет его любить.
— Если кто-то будет спрашивать, Нора, — сказала она, не открывая глаз, — говори, что я приехала в Эдинбург за кое-какими покупками. Ничего более.
— Да, ваше сиятельство.
Давина бросила на Нору еще один раздраженный згляд, но, как и раньше, горничную, видимо, это нисколько не смутило. Казалось, Нора была даже довольна, что сумела вынудить хозяйку проявить хоть какую-то реакцию.
— Знаешь, Нора, агрессивные леди малопривлекательны. Время разлуки может оказаться полезным. Как знать, может быть, Майкл будет по тебе скучать.
— Майкл мне совершенно не интересен, ваше сиятельство. Но спасибо за совет. — Нора взглянула на Давину и улыбнулась. — Так, значит, вот в чем дело, ваше сиятельство: вы хотите, чтобы граф по вас соскучился?
— Не надо быть слишком фамильярной, Нора.
На сей раз Нора не сочла нужным ответить, но недовольно подняла бровь, будто она была не служанкой, а какой-нибудь королевской особой. Странно, но этот жест напомнил Давине ее тетю Терезу.
Давина закрыла глаза и притворилась спящей. Однако мысли о Маршалле не выходили у нее из головы.
Давина никогда раньше не предполагала, что любовь может сделать из нее такую идиотку. Куда подевались разум, логика и любознательность? Она превратилась просто в женщину, которая была подавлена и глубоко несчастна.
Возможно, логика все же не полностью ее покинула. Просто рациональное мышление было здесь абсолютно лишним. Она ничего не получала взамен своего любопытства — никакого удовлетворения, никакой радости от того, что узнала что-то новое, никаких ответов на свои вопросы.
Ее страдания легко могла бы облегчить улыбка Маршалла. Вот он стоит с протянутыми к ней руками, и в ее душе не остается ни единого темного уголка.
Может, она и вправду идиотка?..
Что, если он на самом деле виновен во всех этих чудовищных действиях, в которых сам признался? Что, если он действительно пожертвовал людьми ради собственного спасения?
Сможет ли она разлюбить его?
Если правда то, что можно любить человека, только если он безгрешен, то мир должен превратиться в холодное место, в котором нет любви. Где та черта, за которой человек становится недостойным любви? Какие он должен совершить поступки, чтобы считать его не заслуживающим любви?
Ответов не было. Одни вопросы. Чем дальше они отъезжали от Эмброуза, тем больше Давина сомневалась в том, что приняла правильное решение.
К тому времени, когда поездка подошла к концу, Давина была полностью готова к встрече с тетей. Тереза, конечно, выскажет свое мнение — у нее оно было по любому поводу. Тереза полагала, что Давина не имеет права даже на малейшее прегрешение. По мнению Терезы, ей следовало быть образованной и более привлекательной, чем остальные девушки ее возраста. Отец Давины был уважаемым ученым, а в их роду был даже герцог. Они не были чернью.
Однако Давине нужно было найти тактичный способ сказать тете, что ее жизнь и замужество — это ее личное дело. Незачем кому бы то ни было вмешиваться в ее отношения с Маршаллом. Тем более что в ее замужество оказались вовлеченными призраки, гоблины, демоны… Давина не намеревалась приглашать еще кого-либо в эту компанию.
— Добрый вечер, миссис Макадамс, — поздоровалась она с экономкой тети.
Миссис Макадамс была очень старой женщиной и ходила по дому с деревянной клюкой, но Тереза никогда бы ее не уволила, да и миссис Макадамс по своей воле не ушла бы. Когда-нибудь они найдут бедняжку мертвой в ее постели.
— Передайте, пожалуйста, тете, что я приехала.
Нечего ждать. Лучше сразу со всем покончить, решила Давина. Сообщить о самом плохом, что уже случилось, — она ушла от Маршалла.
Старая экономка с удивлением молча смотрела на Давину.
— Миссис Макадамс? — произнесла Давина.
Миссис Макадамс наконец очнулась и покачала головой:
— Ее нет дома. Она уехала в Лондон. Я жду ее не раньше чем через две недели. А прислугу она отпустила на неделю. Здесь нет никого, кроме меня.
— Ничего, мы как-нибудь справимся, — сказала Давина, почувствовав облегчение оттого, что сегодня встречи с тетей не будет.
Через Нору она отдала распоряжение кучеру отнести чемоданы в ее комнату. В ту, где она жила до замужества. Комнату с узкой кроватью и видом на площадь. В последний раз она созерцала эту площадь в день своей свадьбы.
