Дженнифер МакМахон - Обещай, что никому не скажешь
Когда моя рука наконец нашарила латунную дверную ручку, она оказалась такой холодной, что обожгла мне ладонь. Я опустила рукав рубашки и кое-как ухватилась за ручку. Я повернула ее налево и потянула, но дверь не открылась, как будто она была заперта снаружи. Однако я знала, что в этой двери нет замка.
Кто-то держит ее с другой стороны? Моя мать, решившая отомстить за то, что я каждую ночь запираю ее комнату, или, может, Ник, который пытается доказать, что призрак его сестры существует на самом деле? Но этот смех…
Я стучала в дверь, а мой разум изо всех сил пытался найти правдоподобное объяснение происходящему. Но все, что я могла придумать, – лишь безумные оправдания.
– Никки! – крикнула я. – Мама! Откройте дверь! Выпустите меня! Боже мой, откройте дверь!
Я приложила ухо к двери в надежде услышать, как кто-нибудь идет на помощь, но слышала только смех Дел, который раздавался отовсюду. Это был шутовской, издевательский смех. Смех из разряда «Я иду за тобой». Тот смех, который я слышала, когда Дел каталась по земле в последний день школьных занятий.
Мертвые могут винить нас.
Я потрясла дверную ручку, потом рухнула и прислонилась к холодному дереву. Теперь я тихо умоляла.
– Пожалуйста, – прошептала я. – Пожалуйста, выпусти меня.
Я больше не искала оправданий и не выдумывала правдоподобные сценарии. Дел заполучила меня. Она вернулась, как и предупреждал Ник. Как и настаивала Опал с самого начала. Я прислонилась к заклиненной двери, испытывая странно знакомое чувство, что все дальнейшие события будут зависеть только от Дел. Она устанавливала правила. Не было смысла противиться неизбежному. Я опустила плечи.
– Ну ладно, Дел, – сказала я. – Я в твоем распоряжении. Что теперь?
Смех резко оборвался, словно повернули рубильник, но густой запах земли и гнили только усилился.
Вдруг дверь с огромной силой распахнулась внутрь, отшвырнув меня на пол. Я проехалась по полу, ударилась о ножки мольберта, и картина рухнула на меня. Я брезгливо, почти отчаянно отпихнула ее в сторону. В помещение хлынул свет. Рядом со мной лежала картина с изображением Дел, и ее взгляд по-прежнему был устремлен на меня. Я задом отползла от картины и с запозданием осознала, что нахожусь в тени того, кто открыл (или что открыло) дверь.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы повернуть голову и посмотреть в дверной проем.
Я не увидела призрак Дел, парящий надо мной. В дверях с ухмылкой стояла моя мать. Она была одета в домашнее платье из набивного ситца и резиновые галоши. Ее руки были плотно забинтованы и напоминали две ярко-белые боксерские перчатки. На ее груди красовалась старая шерифская звезда Дел.
Я выпрямилась, повернувшись к ней лицом, но отступила на шаг, когда осознала, что запах гнилой картошки теперь исходит от нее.
– Я тебя знаю! – выкрикнула моя мать голосом Дел. Она покачивалась с пятки на носок и обратно. – Ты еще ничего не видела, заместитель шерифа. Ты еще ничего не видела.
Она повернулась, уверенным шагом подошла к входной двери и распахнула ее. Я вступила в гостиную, держась на безопасном расстоянии. В открытую дверь залетали порывы клубящегося снега, ее маленькая личная буря. Она вышла во тьму.
– Ма! Мама, куда ты идешь? Вернись обратно, ты замерзнешь до смерти!
– Догони меня, если сможешь, Пустынная Роза. Догони, если сможешь!
– Подожди, мама!
Я бросилась к двери и натянула сапоги. Потом я сорвала с вешалки парку и сняла фонарик с крючка на стене.
– Что происходит, Кейт?
Ник приплелся с кухни и встал, неуклюже балансируя на здоровой ноге и двух костылях.
– Моя мать только что ушла. Только я не думаю, что это она. Это Дел.
– Твоя мама – это Дел? – Ник прищурился и окинул меня взглядом: теперь на лице истинно верующего было написано сомнение.
У меня не было времени на объяснения.
– Оставайся здесь, ладно? И запри дверь. Если она вернется одна, не впускай ее. Подожди меня.
– Не впускать твою маму?
– Это не она, Никки.
Я застегнула молнию на парке, вышла на улицу и включила фонарик.
– Запри за мной дверь.
Снежинки кололи мое лицо. Я обвела лучом фасад дома и линию деревьев, но не заметила признаков присутствия моей матери. Остались лишь ее следы, ведущие именно туда, куда я и думала.
Я нащупала пистолет Ника в кармане парки и вознесла молитву о том, чтобы мне не пришлось использовать его. Тем не менее наличие оружия успокаивало меня. Смогу ли я застрелить собственную мать, если буду вынуждена это сделать? Будет ли это считаться убийством, если на самом деле я выстрелю в призрак давно умершей девочки? И как можно убить того, кто уже мертв?
Я двинулась по дорожке, и когда достигла валуна, то повернула направо и снова пошла по старой тропе, уходившей в лес. Здесь, среди деревьев, темнота казалась еще более глубокой. Я то и дело поскальзывалась, а снежная ночь как будто впитывала свет фонарика. Зона видимости не превышала двух футов.
– Мама? – позвала я. Но нет, я же гонюсь не за ней, верно? – Дел? Подожди меня! Подожди, Дел!
Мои ноги увязали в снегу, и я больше скользила, чем бежала. Я упала один раз, потом второй. На третий раз фонарик вылетел у меня из пальцев, и мне пришлось лезть на четвереньках в колючий кустарник, чтобы найти его. Когда я поднялась на ноги, ветер усилился и швырнул мне в лицо легкую горсть снежной крупы. Деревья застонали. Я удерживала взгляд на следах передо мной, подсвеченных лучом фонарика.
Она ведет меня к смерти? Неужели Дел ждала все эти годы, обдумывая и планируя свою месть? Были ли Ник и Опал правы с самого начала? Была ли Дел убийцей Тори Миллер? Дел в образе моей безумной, накачанной психотропными препаратами матери? Моей матери, руки которой были покрыты окровавленными, покрытыми листьями повязками и которая наутро после убийства орудовала фруктовым ножом с острым загнутым лезвием.
Теперь мы были близко друг от друга. Очень близко. Я торопливо шла по лесу, удерживая свет на следах передо мной и уверенная в том, что без них потеряю дорогу. Снег валил все гуще, и ветер нес его прямо мне в лицо. Мне приходилось останавливаться и стряхивать его. Он замерзал у меня на ресницах, размывая и без того смутный вид впереди.
Следы моей матери поворачивали направо у развилки и тянулись по прямой к старой охотничьей хижине. Но, присмотревшись к заснеженному лесному ложу, я заметила, что к ее следам присоединились еще два ряда следов, ведущих от поля Гризуолдов: одни маленькие, другие очень большие. Они быстро заполнялись снегом и пересекались друг с другом, то и дело переходя от отдельных отпечатков в следы волочения.
– Поспеши, Пустынная Роза! – донесся из темноты голос моей матери, приглушенный падающим снегом. – Осталось мало времени!
