Дино Динаев - Собака Кантерсельфа
– Я был на грани провала. Я у тебя в машине сидел!
– Это я был на грани. Если бы патруль наткнулся на нас на полчаса позже, уже не откачали бы.
– Кто по твоему мог подсунуть тебе первую дозу?
– Зося? Может, у нее кто есть?
– Я даже знаю кто. Эта стерва в красном. У них розовая любовь и они решили травануть самца. Не болтай ерунду! Как ты можешь подозревать женщину, на которой женат не первый год?
– Женишься, поймешь. Что бы со мной не случилось, первым делом я всегда на нее грешу.
– А ты не греши. Невооруженным взглядом видно, что нас обоих хотели вывести из игры, едва мы в Рахитовский центр собрались.
– Об этом знали только в управлении. Ты полагаешь, что и траванули меня у нас же?
Невозможно, – они посмотрели друг на друга и одновременно воскликнули. – Кесарев!
– Похоже, он тебе от головы не совсем аскофен тогда дал. Причем так здорово помогло, что ты чуть без нее и не остался.
– Но что связывает Кесарева и Рахитовский центр? Что там может быть такого ужасного, куда мы не должны совать нос? Центр даже не частный, полностью принадлежит государству.
– Кесареву могли хорошо заплатить. С другой стороны Кесарев тоже врач, может, у него сокурсники в центре. Попросили об услуге.
– Я как-то вел дело о врачах, которые органы воровали для трансплантации, должен тебе признаться, врачи будут покруче уголовников, из них практически невозможно выбить информацию, и против коллег они никогда не идут.
– Врачебная мафия, час от часу не легче, – констатировал Шорохов.
16.
Сафа подставил лицо под лучи жарящему по – летнему солнцу. Он сидел на иссохшейся деревянной лавке с облупившейся краской и растирал ноги, не привыкшие к долгой ходьбе пешкодралом. Единственное утешение, что до Марины оставалось не более километра. Жрать хотелось немилосердно. От воспоминаний от Маринкиных щей сводило живот.
Сафа неоднократно ловил на себе пристальный взгляд, но, оборачиваясь, никого не видел. Возможно, у него начиналась паранойя-явление обыденное для вахтовиков, с тоской ожидающих гудка автобуса под своими окнами.
Лишь достигнув женского квартала, он перевел дух. Из всего города здесь в единственном районе соблюдался порядок, за которым блюли гаишники и спецмон.
Дело понятное, сами мужики, в квартале, где большее время проводишь со спущенными штанами, должны соблюдаться хоть видимые приличия.
Проходя мимо заброшенного детского сада с выбитыми окнами, он опять почувствовал чей-то враждебный взгляд и поспешил миновать это место. Тяжкий груз упал с души Сафы, когда он увидел пятиэтажку Марины с сидящей на лавочке у знакомого подъезда Маней. Дурочка выглядела нарядно. На ней было светлое платьишко и белые гольфы. Она узнала его, улыбнулась, отчего ее пухлое лицо стало круглым как каравай и слово "кавалер" произнесла, почти не коверкая. Марины дома не оказалось. Когда он спросил у Мани, куда она пошла, та опять заухмылялась и показала глазами, но так как глаза смотрели в разные стороны, ясного ответа на свой вопрос он так и не получил.
Он сходил к магазину, Марины не было и там, а когда вернулся, Мани у подъезда не было. Он позвал ее, потом Марину, но из окон никто даже не выглянул, здесь жили добропорядочные женщины, занимающиеся сексом лишь по физиологической необходимости, и им не нужны были чужие секреты.
Он вышел на непривычно пустынный Столичный проспект, на котором на видимом обозрении не наблюдалось даже проституток. Когда он вновь оказался у Марининого подъезда, Маня сидела на месте. Дурочка отсутствовала максимум четверть часа, но за этот промежуток времени с ней произошли жуткие перемены. В порванном на груди платье виднелась вся в синяках и царапинах грудь, безобразно расставленные ноги пересекали подсыхающие струйки. В багровых пятнах гольфы болтались на щиколотках.
– Кавалер, – просительно произнесла Маня.
– Узнал бы, кто это сделал, убил бы! – Сафа сжал кулаки.
– Так в чем же дело? – раздвинув кусты, показался, поигрывая кастетом, Какафон.
– Не дергайся! – подкравшийся сзади Кича приставил к спине ужаливший холодом нож.
Какафон обыскал, но ничего ценного не нашел.
– Что-то ты совсем обнищал, вахта! Бабу захотел? Здесь бесплатно дает только она! – он указал на Маню, та испуганно захныкала, он с ходу влепил ей затрещину. – Мы ей попользовались немного, ты теперь не захочешь, ты ведь у нас гордый. Я мы не гордые. Так к кому ты шел?
– Баб что ли мало в женском квартале? – соврал Сафа, желая произнести фразу как можно более равнодушным тоном, но с ножом у спины это получилось плохо, к тому же крысята были чуткие, привыкшие сами обманывать, таких провести было практически невозможно.
– Баб полно, но ты почему-то присох к этому подъезду. Никак зазноба здесь у тебя? подозрительно произнес Какафон.
Сафа напрягся, но Кича сразу среагировал, чуть притопив нож, резанула боль, в этом месте повлажнело.
– Мы у Мани спросим. Маня у нас хорошая девочка, и дает, и берет, и на вопросы отвечает, когда ее просят. Так ведь Маня? – та с готовностью закивала головой и никак не могла остановиться.
Молчи, Маня, мысленно умолял Сафа, но с тех пор как пришел судебный пристав, бог отвернулся от него и мольбы не услышал.
– В какую квартиру он шел, Маня? Напряги свои куриные мозги, дебилка, не то мы тебя опять сзади отдерем. Помнишь, как тебе было больно?
– В восемнадцатую, – жалобно протянула дурочка.
Можно было попытаться вырваться в момент, когда бы его завели в подъезд. Крысята должны были разделиться, трое в дверь не прошли бы. Но шпанята секли все его мысли наперед. Перед тем как зайти Какафон без предупреждения дал ему кастетом в живот. Сафа согнулся от жгучей боли, и в таком в скрюченном состоянии его доставили на нужный этаж.
Сафа молил бога теперь об одном, чтобы Марины не оказалось дома. Впрочем, это подростков не остановило. После того как Кича позвонил, и ему никто не открыл, он без проблем вскрыл замок с помощью толстой проволоки, чувствовался большой опыт.
Сафу заволокли на кухню и бросили на дальний стул между столом и окном. Боль отступила, видно урки ничего не отбили, но Сафа притворился, что не может разогнуться. В чужой кухне простоквашинцы чувствовали себя как хозяева. По-детски непосредственный Какафон руками с черной каймой грязи под ногтями выуживал из кастрюли мясо. Кича бесцельно резал ножом поверхность стола. От урок не укрылось, что он приходит в себя, жизнь в хулиганском квартале приучила их быть по-звериному осторожными. Со словами "Обновить" Какафон еще раз сунул ему в поддых кастетом, и Сафа потерял сознание. Когда очнулся, руки оказались крепко связаны за спиной.
