Джонатан Кэрролл - Кости Луны
Отбросив одеяло, я метнулась прочь из комнаты, из кровати, отовсюду. В квартире было темно, хоть глаз выколи; только сквозь шторы пробивался свет фонарей. Я вбежала в гостиную, проверить, кто там — Пепси или Чили. Но там никого. Нет, не совсем…
— Ой!
Элиот, спавший на кушетке в гостиной со времени отъезда Дэнни, вскинулся и непонимающе воззрился на меня:
— Что такое? Каллен, в чем дело?
— Где ребенок? Где Мей?
— Господи, Каллен, что случилось? Что такое?
— Да где ребенок?!
— Баиньки, в кроватке. Успокойся ты! Что с тобой такое? Что-нибудь не так?
Одолев последние несколько шагов, я уткнулась взглядом в темную колыбель, моля, чтобы моя девочка — хотя бы она — была на месте, чтобы все было в порядке. Все нормально. Мей не спала и очень сердито смотрела на меня.
Выхватив ее из кроватки, я прижала малышку к своей пылающей груди. Мей расплакалась, но это было не важно. Важно, что она в порядке и ей ничего не грозит.
Прижимая дочь к себе, я оглядела комнату. На кушетке — только простыни и отвернутое одеяло, примятая подушка у подлокотника.
— Каллен, не будешь ли ты так добра сказать мне, в чем, черт побери, дело?
— Мне приснился рондуанский сон. По-моему, Пепси погиб. Я… не хочу говорить. Мне нужно немного походить, потом расскажу.
Элиот сел на кушетке и не сводил с меня глаз, пока я мерила шагами гостиную. На нем была красная фланелевая пижама, и волосы на голове стояли торчком. Мне вспомнилось прикосновение к волосам Пепси — это было только что. Я прибавила шагу.
В конце концов я опустила взгляд на Мей и увидела, что она заснула у меня на руках. Подойдя к кроватке, я осторожно уложила дочку и накрыла одеялом, которое совсем недавно трогал Пепси. Я не сводила с нее глаз. Мне обязательно было нужно знать, что она здесь, даже во сне.
Пересекла гостиную и специально села в кресло Элиота. На подлокотнике по-прежнему оставалось шоколадное пятно. Я чувствовала себя совершенно обессиленной.
— Кофе хочешь? Сейчас заварю, — произнес Элиот уже на полпути к кухне.
Я слушала, как он там возится, и вспоминала Джека Чили, пьющего воду из-под крана. Интересно, стакан так и остался в раковине?
— Каллен, без кофеина у вас не осталось. Сходить принести?
— Да нет, все нормально.
— Ладно тебе. Подожди секунду, я спущусь и принесу. У меня как раз есть твой любимый сорт, от «Дейли грайнд». Я быстро.
У двери он обернулся и громко спросил, не хочу ли я чего-нибудь еще. Я ничего не хотела; я хотела лишь узнать, как там мой сын. Со стороны двери донесся лязг многочисленных замков, и Элиот сказал, что, мол, сейчас — одна нога здесь, другая там.
Дверь с оглушительным грохотом ударилась о стену. Элиот ойкнул и вскинул руки — на площадке что-то происходило.
Затем послышался другой звук — звук резкого глухого удара, самый громкий в моей жизни.
Элиот неразборчиво буркнул и рухнул плашмя на площадку. Все произошло слишком быстро, чтобы я успела что-либо осознать. Я видела, как Элиот упал; видела, как из головы его выплеснулась кровавая радуга и запятнала пол.
Кто-то склонился над ним и размозжил ему голову. Раз, другой, третий. Каждый удар звучал глуше и мокрее.
Затем Алвин Вильямc вскочил с колен, и вот он уже у меня в квартире, втаскивает за собой Элиота.
Наконец я поняла, что происходит. Метнулась налево, к Мей, но Алвин Вильямc крикнул, чтобы я не двигалась. Захлопнул дверь ногой, и я увидела, что на нем новенькие белые кроссовки.
В правой руке Алвина была, кажется, монтировка, вся заляпанная кровью и чем-то еще.
— Не шевелитесь! Даже не думайте!
Он склонился над Элиотом и снова обрушил монтировку на его неподвижное тело. Выпрямившись, обтер инструмент ладонью, а ладонь — о штаны.
— Наника нонимасэ. Это по-японски. Означает: «Хотите выпить?» Теперь я знаю японский. Я учился!
Он переступил порог гостиной, и я вскинула руку, как с Вебером Грегстоном и цыганкой. Из моей ладони ударил фиолетовый дуговой разряд, замкнувшийся на монтировке, по которой побежали зеленые и золотые огоньки.
— Здорово! — воскликнул Вильямc, разглядывая их свечение.
Но это был просто свет, за ним не крылось никакой волшебной силы. Я вскинула другую руку. Опять ничего. Алвин сделал еще шаг. Монтировка светилась.
— Вы перестали мне писать! Я вам не нравлюсь! Я встала, потеряла равновесие, снова села. Он не сводил с меня глаз.
— Что тебе нужно, Алвин?
— Что? Мне нужно письмо! Вы должны написать мне письмо!
Вне себя от злости, он резко махнул монтировкой и зацепил торшер. Тот упал и погас. В комнате стало наполовину темнее, вдобавок подала голос Мей.
— Письмо? Хорошо, письмо так письмо. Вот, уже пишу: «Здравствуй, Алвин…»
— Нет, не так! Настоящее письмо, с марками. Из Японии. Аригато![79] На имя сегуна!
— Хорошо, Алвин, я должна взять бумагу. Бумага есть в спальне. Пройдем в спальню.
— Черт побери, как мне нужно это письмо! Почему у вас здесь нет бумаги?
В пяти футах от меня он сделал шаг к кроватке. Я повторила его движение:
— Не трогай ребенка? Ребенка только не трогай, Чили! Не смей его трогать!
Услышав это имя, Алвин явно растерялся и замер. В отчаянии я снова вскинула руку. Сработало же это с Вебером.
Опять зажегся разряд, на сей раз медленно и лениво. Над комнатой поплыла разноцветная радуга. Подняв руку, Вильямc собрал свет в ладонь. И проглотил.
Он сделал еще два шага к кроватке и теперь глядел прямо на нее. Однако я опередила Алвина и заслонила кроватку собой.
Монтировка продолжала светиться. Сквозь живот Алвина Вильямса тоже мерцал свет. Мой свет. Мое волшебство. Исчезли без остатка.
— Здравствуйте, миссис Джеймс. Помните меня? Искренне ваш, Алвин Вильямc.
Он поднял над головой светящуюся монтировку. Он хотел меня убить, так что я прыгнула как можно дальше от кроватки. Может, покончив со мной, он остановится…
Комнату сотряс грохот, словно взрыв бомбы, и на мгновение я подумала, что Алвин меня уже ударил, потому что в то же время ярко полыхнул белый свет.
Вильямc развернулся как пружина, не опуская монтировки.
Свет был повсюду, но звук стих. Только яркий белый свет и тишина.
Что-то с лязгом брякнулось о паркет. Алвин неразборчиво буркнул, дернулся и упал рядом со мной. Мертвое обезображенное лицо… Удар пришелся в самую середину, и лицо словно бы вмялось.
— Мам?
Из белого света выступил Пепси. Я потянулась к нему, но он мотнул головой. Касаться его было нельзя.
— Пепси, ты победил! Он кивнул и улыбнулся:
