Составитель Сергей Чекмаев - Зомби в СССР. Контрольный выстрел в голову
– Чтобы тебя мертвяки побрали! – выругался Витька. И накликал.
Снова прут шеренгой, как на Первое мая. Снимаю пятерых. Витька и Николай еще штук пять в упор из автоматов. Боря пулемет свой вскидывает, нажимает на крючок – и лицо вдруг у него становится такое обалделое–обалделое, растерянное.
– Патроны кончились, – бормочет он, и я понимаю, что уже не успею перезарядиться и помочь ему…
На него наваливается сразу четыре мертвяка, а спереди уже следующая шеренга на подходе.
– Отступаем, – орет Саня сзади. – Тут проход!
– Но Боря… – что–то я пытаюсь вякнуть.
Витька хватает меня за локоть и орет прямо в лицо:
– Боря все, труп уже! Бежим!
Бегу в конец зала. Там дверь, за ней коридор какой–то. Мужики Завидлова поднимают, тащат. Я и Витька их из «калаша» прикрываем. Все на автомате, мыслей вообще никаких в голове.
Только на выходе как стукнуло. Вспомнилась история Шилова про парня, который предпочел динамит запалить, чтобы мертвяком не стать. Боря был дурной, но добрый. В гости приглашал, на чанахи…
В две руки срываю гранаты с пояса и швыряю в сторону мертвяков. Одна прямо на тетку распухшую попала, другая в нашу стенку из мертвяков, еще парочка возле Бори упала.
Спи спокойно, товарищ. Родина тебя не забудет.
Все! Теперь бежать!
Мы почти из здания выбраться успели, когда грохнуло.
Выбрались. Живые. Счастье–то какое – живые! Солнышко спало уже, мухи летают, Завидлов стонет тихонько.
– Надо бы обмыть его, – говорит Саня хмуро. – Пойдем к колодцу.
Идем перебежками короткими по кустам. Чекист и Витька Завидлова тащат. Я и Саня огневую поддержку обеспечиваем. Мертвяков не видать, даже не гонится никто.
Вот и колодец. Водица нормальная, чистая, не сгнившая. Это хорошо.
Попытались мы Завидлова отмыть – бесполезно. Эта белая гадость присохла совсем. Только ножом и можно снять. Ну, хоть сама умылась.
Парень прочухался потихоньку, но не говорит. Мычит только тоненько, жалобно.
– Как бы с катушек не съехал, – беспокоится Витя.
– В наших интересах, чтобы съехал, – улыбнулся чекист.
– Это еще почему?
– Потому что тогда можно будет списать любые его слова на умопомешательство и бредовые видения. В противном случае в райисполкоме все равно всех снимут. И у спасательной экспедиции тоже проблемы будут.
– Ты это серьезно? – У меня прямо челюсть отпала. Вот так стараешься, жопу рвешь, а потом за что боролись, на то и напоролись.
– А как вы думаете, он простит такое? – Николай на кокон кивнул. – Будет расследование, инцидент не скроешь. И крайними окажемся мы.
– И ты знал?
– Разумеется.
У меня прямо кулаки сжались. Сволочь! И Семеныч сволочь тоже. Прикрылись нами, золотые горы обещали. Борьку мертвяки порвали! И ради чего?
Саня только сплюнул, на чекиста даже глядеть перестал.
– Все, двигаем к выходу. Вы двое – тащите этого.
Идем. Как на прогулке прямо – никого. Солнышко пригревает, а мертвяки как забыли про нас.
Выходим на плац и видим – все стало вокруг голубым и зеленым. Лежат наши трупаки ровными рядами на плацу, подрагивают слегка, но не встают.
– Дядь Сань, это что? – опять Витька интересуется.
– Чтоб я знал! – никогда Шилова таким охреневшим не видела. – Пошли–ка, ребятки, сторонкой, по кустам.
Так мы и просочились, сторонкой. Дальше идем – все страньше и чудесатей. Мертвяки везде лежат, ну чисто трупы. Не встают, не дергаются. Ну, нам, конечно, только в радость. Хренушки лысого мы бы через них с Завидловым на закорках пробились.
Уже КПП показался, когда Витька остановился.
– Я понял! Понял, блин!
– Чего ты понял?
– Понял, что с трупаками случилось!
– И чего?
– Машка, ты гранаты кидала?
– Кидала.
– Поздравляю, ты их матку завалила.
– Чего? – у меня прямо челюсть отпала. Что, вот эта жирная–распухшая, с сиськами до пола, и была мертвяковская матка? И если бы мы ее сразу шмальнули, то и Борька бы жив остался?
– А Витя прав, пожалуй, – Саня даже со злости себя за бороду дернул. – Молодец, Мария.
Ну надо же – дождалась! Свершилось небывалое, сам Сан Саныч личной благодарностью отметил. Теперь и помирать можно.
– Предлагаю не задерживаться, – влез чекист. Испортил песню, гад. – Неизвестно, какие еще существа здесь водятся.
– Ладно, погнали, – махнул рукой Саня.
Впереди закатное солнышко на стеклах КПП сверкает. Помирать буду – этот день не забуду. Никаким калачом меня больше на Территорию не заманите!
Только бы дойти последние метры…
Снова Витя, вместо эпилога
В общем, что дальше было, уже не так интересно. Сдали мы шишкиного сыночка с рук на руки. Неделю потом по домам тряслись. Кто водкой отпивался, кто так. Ждали, чем дело решится.
Решилось все хорошо.
Сыночек сбрендил. Папашка его приехал, громы–молнии метал, но умеренные. Кто надо сунул кому надо на лапу, психиатр написал – белая горячка. Оказывается, за этим сыночком страсть за воротник заложить уже давно числилась. Сам шишка, пометавши молнии, успокоился и обратно в столицу укатил. Только выговоров кому–то из исполкома налепили, чтобы в следующий раз проявляли, значит, бдительность. Да и то без занесения. В общем, легким испугом отделались.
Обещания свои начальство выполнило. Машке – ордер на трехкомнатную без очереди. Мне – «Жигули» устроили, якобы я в лотерею выиграл. Шилов большим начальником заделался, его в исполком протолкнули на хлебную должность. А чекиста Колю мы с тех пор считай что и не видели. Только вызвал он нас однажды на ковер, сказать, что все тихо закончилось, и «о неразглашении» подписать.
А через полгода, кто бы мог подумать, дядь Саня Машке руку и сердце предложил. А она возьми да и согласись. Вот так оно бывает. Сначала шпынял, а потом – раз, и «выходи за меня». Даром что пятнадцать лет разницы. Теперь вот мальчик родился. Борькой назвали.
ПОЕЗД МЕРТВЫХ Юрий Погуляй
Виталику опять вспомнилась склока с Верой, произошедшая перед отъездом. Вспомнилось, как в кроватке испуганно зарыдала Ирочка. Его маленький человечек, обреченный изо дня в день слушать громкие ссоры родителей. Вера твердила о Борисове, об уплывающей должности начальника сектора, а Виталик молча собирал рюкзак и без слов, одной резкостью движений, просил ее замолчать. Еще утром он надеялся проститься иначе. Чтобы хотя бы перед дорогой увидеть в ее потухающем взоре не возмущение, а огонек прежней любви.
Поездка – дело решенное, и он знал, что не помогут ни мольбы, ни проклятия. Он чувствовал, как столь желаемый пост начальника сектора становится все более призрачным, как материализуется на нем тучная фигура Степана Митрофановича, и за толстыми роговыми очками мерзавца победно блестят хитрые глазенки. Чувствовал, но ничего не хотел с этим делать. Не хотел отказываться от отпуска и целыми днями сидеть в бюро, пока институтские друзья штурмуют хибинские перевалы. Хотя, может быть, стоило наступить на горло праздному отдыху и немного поработать, как говорила Вера?
