Шарлин Харрис - Ласковые псы ада
— Почему она вышла из Народа? — поинтересовалась я.
— Разочаровалась. Все мы стремимся каждый к своей цели. У некоторых хватает воли ждать, другие же, подобно Линн, теряют терпение.
— Как бы вы ее описали?
Гастек вздохнул:
— Точная, беспощадная, целеустремленная. Не была никем особо любима или же нелюбима. Делала свою работу, почти не требуя внимания.
— Что, по вашему мнению, заставило ее уйти из Народа?
— Я не знаю. Но это что-то очень серьезное, глубоко ее задевающее. Никто не уйдет без причины, бросив результаты пятнадцати лет тяжелой работы.
Я встала:
— От всей души благодарю вас за потраченное на нас время.
Гастек кивнул:
— Это я вас благодарю. Заключая соглашение с Кейт, я даже мечтать не мог, чтобы расплата оказалась такой легкой. Позвольте я вас провожу. — Вампир у двери отодвинулся. — И предостережение: если Линн Моррисс решила поставить свой новый дом на Скребке, я бы советовал вам не приближаться к нему. Она — блестящий оппонент.
— Планирует ли Народ какие-либо действия против нее?
— Нет, — ответил Гастек, улыбнувшись едва заметно. — В этом нет необходимости.
Выйдя на улицу, я сразу прыгнула в нашу машину. Скверна вампирской магии липла ко мне жирным дымом.
— Ощущение, будто вся перемазалась.
— Это как входишь в комнату после целого дня работы, залезаешь в кровать, и тут оказывается, что простыни вымазаны лубрикантом.
Я уставилась на него.
— Жуть до чего вонючим, — добавил он.
Привитая выучкой Ордена сдержанность мне изменила.
— Фу!
Рафаэль улыбнулся во весь рот.
— Я даже не буду спрашивать, было ли это с тобой. — Я завела машину. — Так это было с тобой?
— Да.
Фу!
— Где?
— В доме клана буд.
Фу!
— Я устал как черт, а ты же видела этот дом: сексом пахнет всюду…
— Даже слушать не хочу.
Я вырулила со стоянки.
— Так куда мы едем?
— К дому Паучихи Линн. Покопаемся у нее в мусоре, а если это ничего не даст, придется взламывать замок и проникать в дом.
Рафаэль нахмурился:
— Ты знаешь, где она живет?
— Да. Я знаю на память адреса всех Повелителей Мертвецов в этом городе. Мне кучу времени куда-то надо было девать.
Он прищурился, став невероятно похожим на джентльмена-пирата, героя моих любимых дамских романов.
— Что у тебя там еще в голове хранится?
— Разные мелочи. Помню первое, что ты вообще мне сказал. Вот когда перенес меня из телеги в ванну, где твоя мать должна была взяться за мое лечение.
— Наверное, что-то было очень романтичное, — сказал он. — Что-то вроде «Наконец-то ты со мной» или «Я не дам тебе умереть».
— Я лежала в ванне, истекая кровью, пытаясь сопоставить поломанные кости, и у меня гиеновые железы от боли опорожнились. И ты мне сказал: «Ты не волнуйся, у нас тут система фильтрации отличная».
За такое выражение лица никаких денег не жалко было бы.
— Не могло это быть первой фразой.
— Было.
Какое-то время мы ехали молча.
— Так насчет лубриканта, — сказал Рафаэль.
— Не хочу слышать!
— Однажды я его смывал с волос…
— Рафаэль, ты зачем так делаешь?
— Хочу, чтобы ты снова сказала «фу!».
— Да за каким чертом тебе это нужно?
— Чисто мужской импульс, неудержимый. Нужно — и все тут. Так вот, когда его смыл…
— Рафаэль!
— Да нет, погоди, дальше тебе понравится.
Когда мы подъехали к дому Паучихи Линн, мое терпение было на грани срыва.
Она жила в небольшом домике стиля ранчо, стоящем в стороне от дороги и скрытом за шестифутовым деревянным забором. Я открыла мусорный бак — в нос ударило облако едкой вони. Грязно, но пусто.
Рафаэль осмотрел забор, разбежался и перелетел, перевернувшись в воздухе как гимнаст. Я поступила более старомодно: разбежалась, прыгнула, схватилась за край, подтянулась и перелезла. Рафаэль достал пару отмычек и вставил их в замок. Дверь щелкнула, мы вошли в темный пустой гараж. Я проморгалась, приспосабливаясь к полумраку, и у меня включилось ночное зрение. У многих гараж похож на дворовую распродажу, попавшую под бомбежку. А у Паучихи в гараже царил порядок, все на своем месте, по стенам аккуратно развешаны инструменты и уборочный инвентарь. Пол чисто выметен. Вот если бы у меня был гараж, он бы точно такой был.
Дверь, ведущая из гаража в дом, была, как и следовало ожидать, заперта, и Рафаэлю пришлось десять секунд с ней повозиться. За ней оказалась отличная кухня загородного дома с утварью нержавеющей стали и новенькой фирменной мебелью. Идеально чистая раковина. Никакого запаха от выброшенного мусора.
И все запаховые метки старые. Ее не было дома уже два дня, не меньше.
— Интересно, — произнес Рафаэль.
Я подошла и встала рядом с ним.
На стене гостиной, как раз под картиной с изображением каких-то геометрических фигур, красовалась большая вмятина. Вокруг нее расходилось пятно. Ниже среди увядающих зеленых стеблей блестели осколки разбитого стекла, тускло подхватывающие свет из окон. Кто-то запустил в стену вазой.
— Какого она роста? — спросил Рафаэль.
— На два дюйма выше меня.
— Наверное, это она. Я бы попал куда выше.
Мы разглядывали пятно.
— Разозлилась, наверное, — сказала я.
— И еще как.
— Не любовное послание.
Рафаэль кивнул:
— Цветы белые.
Я втянула воздух, сортируя запахи пыльцы: едва заметный след белых лилий, легкий аромат гвоздики, сладкий запах львиного зева, сухость перекати-поля…
— Выражение сочувствия, — сказали мы одновременно.
Я присела над кучкой стеблей и стала перебирать ее. Пальцы наткнулись на влажный прямоугольник. Это оказался конвертик с логотипом: змея, оплетающая чашу. Надпись:
Клиника «Яркий свет», Колледж Чудотворцев Атланты.
Я открыла конверт и прочла вложенную открытку:
«Мои глубочайшие соболезнования. Бен Родни, ДМ, ДММ».
Доктор медицины, дипломированный медицинский маг.
Рафаэль нагнулся, постучал по открытке пальцем:
— Алекс был там пациентом, я знаю, что это такое. Когда они ничего не могут для тебя сделать, посылают тебе такой вот букет «Приведите свои дела в порядок».
— Она оказалась безнадежно больной?
— Похоже на то.
— Ну, хотя бы мы установили связь между ней и Алексом, — сказала я, глядя на открытку.
Мы осмотрели весь дом и в кабинете нашли ящик, набитый медицинскими записями. У Паучихи нашли болезнь Ниманна-Пика, тип «С». Прогрессирующее неизлечимое заболевание, поражающее селезенку, печень и мозг. Для нее стали трудными такие простые действия, как ходить или глотать. Начали слабеть зрение и слух, опустить или поднять глаза становилось невозможно. Вскоре ей предстояло оказаться узницей в собственном теле, а затем — смерть.
