Мокруха - Ширли Джон

И тут что-то стукнулось о его ногу. Он открыл глаза и посмотрел. Женская рука, кровя обрубком на месте запястья, плавала прямо перед его глазами. На одном пальце уцелело кольцо — золотое с опалом. Кольцо Эми. Рука Эми. Из раны полилась кровь, розовея от разбавления водой. Как ни удивительно, Прентис не испытал ни изумления, ни отвращения.

Из мыльной воды проступили другие части её тела. Обрубок ноги с куском коленной чашечки. На диво чисто отрезанный фрагмент туловища с полностью сохранившейся грудью. Здоровой, без шрамов, отметил Прентис со скучающей наблюдательностью. Куски плоти кровоточили, вода становилась всё краснее, пока на поверхность у его ног не всплыла голова Эми. Шея была перепилена. Волосы, мокрые от воды и крови, прилипли к голове. Губы беззвучно двигались. Прентис немного умел читать по губам.

Помоги мне. Они меня схватили... они много кого схватили... помоги нам... освободи нас... та девочка...

— Эми, да заткнись же ты! — завопил он.

Губы её презрительно сжались, голова выпрямилась в воде, встав вертикально, как поплавок. Она поплыла к нему. Нижняя половина головы оказалась под водой, и лишь глаза торчали из кроваво-красной пены. Она плыла, точно аллигатор, выставив верхушку головы и глаза. Но Прентис знал, что под водой её рот открыт...

Тут его пробил страх, он дёрнулся, вскрикнул, вырвался...

И проснулся. Проснулся от собственного дикого крика, отдавшегося эхом в стенах замкнутого помещения.

Куски тела пропали, но вода была красной от крови. Он рывком поднялся, застонал от омерзения. Кровь Эми... кровь Эми... Но тут же заметил царапину на левой руке. Заснув, он дёрнулся от ужаса и разбил бутылочку шампуня о стену, а потом раскроил руку осколками. Выскочив из ванны, он стал торопливо промывать рану. Он не мог потерять слишком много крови... Он крепко прижал раненую руку правой и зубами наклеил пластырь. Тем временем окровавленная вода в ванной начала по-амёбьи двигаться к стоку, из труб донеслось сосуще-квакающее бульканье. Вода немного прочистилась. В сливе возникли быстротечные формы, порождённые спиральным вихрем пены, воды и крови. На миг он увидел лицо Эми. Красные губы её шевелились.

Помоги нам... освободи нас...

Потом лицо унеслось в канализацию и исчезло.

Глава 11

Первое, что почуял Лонни, придя в себя, была вонь.

О чёрт, подумал он. Они меня таки сцапали и засунули в какую-то вонючую яму гнить среди трупов. Может, просто остаться тут, пока я не сдохну?

Он решил, однако, что должен встретить судьбу с честью. Для этого он сел (движение отдалось болью в спине) и со скрипом открыл глаза.

— Ой бля, — вымолвил он.

Теперь он понимал, откуда исходит вонь. Он был в гостях у хиппи.

Он сидел в покосившейся хижине, озарённой слабым жёлтым светом трёх керосиновых ламп, висящих на трёх разных стенах. Вонь немытого человеческого тела и собачьего дерьма перекрывала запах керосина. В изножье кровати на старом скрипучем стуле пристроился, внимательно глядя на Лонни и смаля марихуану из вересковой трубки, старый хиппи. По крайней мере, Лонни принял его за хиппи. На старике были вытертые до белизны от времени джинсы... да, те самые, расклёшенные. Потрескавшиеся грязные пятки выглядывали из самодельных кожаных сандалет. Довершала костюм хиппи древняя футболка Grateful Dead — с черепом среди роз.

Роз...

Он вспомнил увитую розами девушку.

— Ты словно привидение увидел, бро, — прохрипел старый хиппи и ухмыльнулся. — Ты сбежал с Ранчо Хуесосов?

— Я... — У него не нашлось слов.

— Хуесосы Дьявола, вот они кто, ублюдки. Хуесосы Дьявола. — Он снова ухмыльнулся, на этот раз показав гнилые, словно мшистые, зубы. Сухопарое лицо его было покрыто морщинами и выжжено солнцем. Веки отяжелели, глаза казались такими же голубовато-линялыми, как и джинсы. Тёмные когда-то волосы и борода отросли до пояса, поредели, запылились и пошли серебряными нитями. В усах, нависавших надо ртом, застряли крошки еды и марихуаны. Ногти, длиной не меньше двух дюймов каждый, были подведены толстой каймой грязи. Он потянулся к столику рядом со скрипнувшим стулом и вытащил оттуда коробок спичек. Медленно, медитативно, он снова разжёг трубку, действуя одной рукой и не сводя глаз с Лонни. У стены, на расстоянии вытянутой руки от кособокого стула, стоял двенадцатизарядный дробовик. Лонни ни на секунду не забывал, что он там стоит. И старый хиппи, по всей видимости, тоже.

В углу, ближе к скрипучей двери с многочисленными висячими замками, лежал на груде тряпок беспородный пёс. Он поднялся с лежанки, отряхнулся, потянулся, показав матово-каштановую шерсть и неизбежный грязный слюнявчик вокруг шеи. Потрусил к старому хиппи, клацая выпущенными когтями по разбросанным вокруг и покрывавшим большую часть пола жестянкам, положил морду тому на бедро и снова затих, время от времени поглядывая на Лонни.

Хиппи с отсутствующим видом погладил пса по голове. Безоглядное доверие животного этому человеку неожиданно успокоило Лонни.

Он оглянулся. Хижину заполняли стеллажи с пыльными ржавыми инструментами и фенечками разных сортов: от обычных гвоздей до свитых из раскрашенной проволоки и какого-то хлама кукол. Между кособокими полками разной длины и высоты проглядывали стены. На затянутом паутиной постере молодой Мик Джаггер и удивительно похожий на человека Кит Ричардс позировали в костюмах восточных сатрапов на психоделическом фоне. Джаггера с Ричардсом обрамляли прибитые к стенам в случайном порядке дорожные знаки со следами пуль, газетные вырезки, выцветшие до оттенка слоновой кости, испещрённые пометками от руки со множеством восклицательных знаков.

Ну да. Похоже, что этот чувак и впрямь старый хиппи-сумасброд.

— Ты... нашёл меня? — выдавил Лонни.

— В миле к западу, где-то так. Мы с Джерри какое-то время за тобой наблюдали. Ты был не в себе. Ты полз и говорил сам с собой. — Хиппи испустил ароматный клуб марихуанного дыма. — Ты прополз прямо через моё поле и даже не оглянулся на марихуану. Ты либо не любишь, либо не умеешь её смалить. Или тебе было очень плохо. Ты знаешь, а ты первый, кто оттуда выбрался после того киноактёра. Ему я тоже помог. Там в холмах вокруг Ранчо полно могил. Хочешь?

Он предложил Лонни трубку. Лонни покачал головой, опасаясь, что затяжка его прикончит.

— Ты... — Он облизал губы. — Говорить тяжело...

— Одна причина в том, дружок, что ты обезвожен. Вторая, наверное, в том, что ты пытаешься кое о чём не думать и занимаешь свои мозги всякой хернёй. Тебе рано или поздно придётся об этом задуматься, бро, но лучше в другой раз, да. Ты что-то очень плохое видел, да, бро? Ага. Дьяволовы Хуесосы. Червивые Хуесосы. Да-а.

Лонни не хотелось лишний раз тревожить воспоминания согласием, но он кивнул.

— У тебя кофе есть? — выдавил он.

Хиппи перестал раскачиваться на стуле и так резко наклонился вперёд, что Лонни испугался, не обидел ли чем старика. Но чудак дружелюбно ощерился и проворчал:

— Да что за вопрос, конечно, есть! Я считай что только за кофе в город и выбираюсь, ну, ещё за аспирином. Я выбираюсь туда дважды в год, с постоянством морового поветрия! Так точно, сынок, кофе есть! Я тебе такой кофе заварю, что у тебя волосы на затылке дыбом встанут, и ты поскачешь, как резвый жеребчик! О, срань Господня!

Оказалось, что его звать Дракс, Майк Дракс. Он заявил, что, кроме кофе и марихуаны, ему для жизни больше ничего не нужно, и хотя Лонни высосал две чашки только после трёх пинт воды, порции бобов и тортилий, хиппи так смалил, что Лонни с трудом сохранял относительное спокойствие, сидя в вонючей хижине. Он попытался расслабиться и спросил:

— Как так вышло, что ты оказался тут?

Дракс посмотрел на него с некоторым подозрением.

— Мне тут нравится, и всё.

— Ты... Послушай, я же тебе рассказал, что со мной сталось. Давай. Колись. Ты всё знаешь про Ранчо. Почему ты не пойдёшь к копам?