Отто Пензлер - Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови
— Тебя, Нед, ожидает прескучный день, но ты сам его выбрал, любитель древностей. За ланч ты сядешь в одиночестве — я, скорее всего, вернусь поздно.
Он взмахнул хлыстом и ускакал.
Его отъезд принес мне облегчение. Честно говоря, состояние, в каком находился Уоррингтон, действовало мне на нервы. Свой отдых в аббатстве Марвин я представлял не таким. Я не сомневался, что из Сент-Фарамонда мой приятель вернется совсем в другом настроении, а пока мне хватало собственного общества. После ланча я полчаса поиграл сам с собой на бильярде, но потом мне это наскучило. Я вышел из бильярдной и в коридоре встретил экономку — дородную женщину лет около шестидесяти, с приветливым лицом, располагавшим к разговору. Я остановился. Миссис Бэтти спросила, нравится ли мне моя комната.
— Это замечательная комната, сэр, — сказала она. — Там когда-то спала леди Марвин.
Она произнесла эти слова так, будто когда-то прислуживала последней представительнице старинного рода, хотя на самом деле миссис Бэтти начинала свою службу с должности помощницы кухарки, и было это около пятидесяти лет назад.
— В этом доме я знаю каждый уголок, — с гордостью продолжала она. — Я подбирала комнаты для мистера Уоррингтона.
Мы как раз находились напротив его спальни. Мои глаза переместились на черную дверь, взгляд миссис Бэтти последовал за моим.
— Я отговаривала хозяина от этой комнаты, но он настоял. Для спальни она маловата, и, если желаете знать мое мнение, она лучше всего подходит, чтобы держать здесь дрова. Прежний хозяин так и делал.
Я толкнул дверь и переступил порог комнаты. Женщина последовала за мной.
— Здесь довольно сыро, — сказала она.
В этом помещении я вновь испытал странное чувство: казалось, что со мною разговаривает тишина. Воздух был затхлым, спертым, пахло плесенью и пылью тяжелых портьер. Даже новая мебель не могла сделать комнату менее мрачной. Я подошел к узкому окну, стекла которого помутнели от времени. Солнце освещало развалины часовни, и я видел два цвета: золотистый и черный.
— Миссис Бэтти, а в аббатстве, случаем, не водятся привидения?
Я задал этот вопрос в шутку, но экономка отнеслась к нему очень серьезно.
— Об этом, сэр, я еще ни разу не слышала. Если бы они существовали, я бы непременно знала о них.
Пока мы говорили, до нас донеслось негромкое жужжание. Подняв голову, я увидел в углу высокого сводчатого потолка чью-то отвратительную морду, глядящую на нас черными узкими глазками. Сознаюсь, при виде этого существа я оторопел, но ненадолго. Через мгновение я понял, что это всего-навсего летучая мышь. Существо висело вниз головой, растопырив свои большие крылья, и глядело на нас, как на непрошеных гостей. Оно спокойно выдержало мой взгляд и даже не шевельнулось. Тогда я громко крикнул и ударил в ладоши. Летучая мышь лениво захлопала крыльями и переместилась в дальний, более темный угол, где сходились балки. Миссис Бэтти была искренне удивлена и недоумевала, как животное сумело сюда проникнуть и так долго прятаться.
— Ничего удивительного, — ответил я. — Летучие мыши живут в расщелинах скал, в нишах. Возможно, где-то есть брешь в кладке, через нее она и пробралась.
Я успокаивал миссис Бэтти, а у самого по спине ползли мурашки.
Да, пребывание в аббатстве Марвин не оправдывало моих ожиданий. Несколько раз у меня появлялась мысль собрать вещи и уехать, но я беспокоился за Уоррингтона. Моя тревога усугубилась, когда он вернулся из Сент-Фарамонда в скверном расположении духа, отнюдь не свойственном его доброй, отходчивой натуре. Скорее всего, они с мисс Босанкет сильно поссорились, но это было лишь моим предположением. Сам Уоррингтон молчал, а я не смел расспрашивать его о подобных вещах. Чувствовалось, что внутри него до сих пор бушует пламя, хотя он и сдерживался. Обед наш прошел в молчании. Судя по раздраженным репликам, мой друг не был настроен говорить и вместо этого налегал на выпивку.
После обеда Уоррингтон позвал меня в библиотеку, довольно грубо напомнив, что я обещал ему вечернюю игру и что он намерен взять реванш за вчерашнее поражение.
— Хорошо, сегодня я сыграю с тобой, но больше за карты не сяду, как бы ты ни просил. По правде говоря, я уже подумываю завтра вернуться в Лондон.
Он выразительно на меня посмотрел, но ничего не сказал. Игра началась. С первой партии Уоррингтон проигрывал, но не желал останавливаться и только повышал ставки. За короткое время я выиграл у него несколько сот фунтов. Уоррингтон тяжело сопел и сердито хмыкал. Потом он вдруг стал сомневаться в честности моей игры и принялся бормотать проклятия. Я решил игнорировать выплески его гнева и заставить приятеля осознать, что он не умеет ни играть, ни держать себя в руках. Я вел игру молча и сосредоточенно. По мере роста моих выигрышей лицо Уоррингтона делалось все краснее, а его глаза недоверчиво следили за каждым моим движением. И вдруг он вскочил на ноги и, перегнувшись через стол, схватил мою руку с зажатыми в ней двумя картами.
— Черт тебя побери, Хейвуд! Я видел твои проделки! — в каком-то исступлении закричал он. — А ну, разожми руку! Разожми руку, иначе…
Он не договорил, ибо я тоже встал, вырвал свою руку из его хватки и стал надвигаться на него. Я словно забыл обо всем, кроме желания отомстить за оскорбление. И тут слова застыли у меня в горле. Его лицо! Оно приобрело синюшный оттенок, глаза налились кровью. В довершение к этому, воспаление на шее, которое я приписал тугому воротнику и пуговице, стало крупнее и ярче.
— Уоррингтон, что это у тебя? — испуганно закричал я, указывая на зловещее пятно. — Ты только посмотри!
— Не твое дело, — огрызнулся он. — Пытаешься отвлечь мое внимание от своих шулерских трюков? Не выйдет.
Я молча бросил на стол его долговые расписки и покинул библиотеку. Я был изрядно зол на Уоррингтона и решил утром же покинуть аббатство Марвин. Поднявшись к себе, я запер дверь и прошел на балкон, пытаясь взять себя в руки.
Но мысли продолжали вертеться вокруг более чем странного поведения Уоррингтона — его как будто подменили. Насколько я помнил, он всегда вел себя учтиво и отличался уступчивостью. Лезть на рожон было не в его натуре. И вдруг — это дикарское поведение. Ну не мог же его характер беспричинно измениться за каких-то два дня. Тогда что явилось причиной? Болезнь? Сумасшествие? Мой гнев утих, сменившись искренней жалостью. Казалось бы, такие блистательные перспективы на будущее и вдруг — стремительная деградация. Возможно, он действительно серьезно болен, и болезнь, до поры до времени таившаяся внутри, теперь вырвалась наружу. А я посчитал это грубостью и рассердился. Мне стало стыдно. Я решил спуститься и поговорить с ним; ведь всего лишь вчера он умолял о помощи. Может, он инстинктивно цеплялся за меня, как за последнюю надежду?
