Челси Ярбро - Костры Тосканы
— Не мучайтесь так, мое дорогое дитя, — тихо увещевала Эстасию селестинка. — О вас позаботятся, мы вам поможем. Сейчас вы поедете с нами в нашу общину и там обретете покой.
Если донна и понимала, что ей говорят, то по ней этого не было видно. Ее голова запрокинулась, глаза остекленели, она что-то нечленораздельно мычала и уже не пыталась бежать.
Симоне стоял на коленях поблизости, но делал вид, что не замечает кузину, он боялся, что ее позор падет на него.
Сестра Игната повела Эстасию по боковому проходу к церковным дверям. Маленькая монахиня держалась очень уверенно, что-что, а с умалишенными в Сакро-Инфанте обращаться умели. На улице селестинка вновь улыбнулась:
— Ну вот, дитя мое, сейчас мы поедем к нашей настоятельнице, сестре Мерседе. Не бойтесь. У нас вам понравится. Садитесь сюда.
Монахиня помогла Эстасии сесть на телегу, запряженную парой волов, села сама и взмахнула кнутом. Еще трое монахинь молча пошли рядом с повозкой, и только когда она выкатилась из города, завели разговор.
— Вот мы увезли ее, но что скажет семья? — спросила селестинка, шагавшая справа.
— Успокойтесь, милая Стелла, — строго сказала сестра Игната. — Семья, скорее всего, так намучилась с ней, что будет рада отдохнуть какое-то время. В остальном же положимся на волю Господа и умение наших сестер.
Негромкий, но настойчивый стук в дверь отвлек Сандро от работы. Он недовольно поморщился. Впустить гостей в дом было некому. Дворецкий ушел навестить свою больную сестру, Симоне уже с час как заперся в своей комнате и молился, а Эстасия еще не вернулась из Санта-Мария дель Фьоре.
Сандро ненавидел, когда его прерывали. Он вытер кисть, бросил взгляд на фигуру Орфея,[44] и сердце его сжалось. Картина почти закончена, но заказчик не увидит ее. Медичи теперь далеко и никогда больше не ворвется в его мастерскую. Теперь это полотно будет висеть в коллекции Сан-Джермано. У Орфея черты Лоренцо, но чужеземец был ему другом и вряд ли будет против того возражать.
Стук сделался громче, и художник, на ходу чертыхаясь, выбежал в коридор. Открыв дверь, он недоуменно уставился на двух одетых в белое женщин и проглотил ругательство, готовое сорваться с его уст.
— Входите, добрые сестры. Чем я могу вам помочь? — Сандро отступил в сторону, пропуская монахинь в дом.
— Я сестра Фидия из монастыря Сакро-Инфанте, — сказала старшая, смотревшая властно и строго; на вид ей было около сорока.
— Ваше присутствие делает честь моему дому, — ответил машинально художник. Его удивление все возрастало, и монахини заметили это.
— Вы разве не говорили со своим братом? — спросила сестра Фидия, оглядываясь по сторонам.
— Мой брат пришел около часа назад и тут же заперся у себя. Он все еще молится, он — добрый католик. Но если это необходимо, я его позову…
Сестра Фидия бросила на свою спутницу многозначительный взгляд.
— А где ваша кузина, синьор Филипепи?
— В Санта-Мария дель Фьоре. Она еще не пришла.
Он подумал, что Эстасия совершила какую-нибудь глупость. Уж и впрямь не беременна ли она? Это вполне вероятно, ведь в последнее время ее ублажали по крайней мере трое любовников. Но зачем в этом случае обращаться за помощью в монастырь? Возможных виновников произошедшего Сандро прекрасно знал, никто из них не отказался бы от отцовства. Все они знатного происхождения, и Эстасия из хорошей семьи, не какая-нибудь распутная девка, подобранная на панели… Течение его мыслей прервалось, монахини вновь обращались к нему.
На этот раз заговорила младшая:
— Я сестра Сигнале, синьор Филипепи. Боюсь, что ваша кузина попала… в беду.
Сандро закрыл глаза. Он всегда боялся, что с ней что-то случится. Он видел блеск ее глаз, он знал, как стремительно она переходит от глубочайшего уныния к эйфории.
— Что с ней?
Сестра Сигнале сочувственно улыбнулась ему.
— С донной Эстасией случился припадок. В соборе, во время проповеди. Слова Савонаролы чересчур глубоко взволновали ее. К сожалению, ваш брат ничем не сумел ей помочь, и наша сестра во Христе Игната доставила вашу кузину в наш монастырь.
— Понятно.
Они из Сакро-Инфанте, там есть особый приют для умалишенных и убогих людей. О господи боже! Он впервые за долгие годы позволил себе задаться вопросом, что же за птица его богобоязненный брат. Если бы Симоне имел хотя бы частицу той веры, которой он так кичится, ему бы и в голову не пришло бросить кузину в беде!
— Синьор Филипепи…
— Прошу прощения, сестры. У меня разбегаются мысли. Скажите мне, что будет с Эстасией?
— С вашего позволения, добрый синьор, мы бы хотели, чтобы она осталась у нас. Мы умеем обращаться с такими больными, и нам будет приятно оказать помощь страдалице, ибо любить своих ближних велит нам Господь.
Сандро чуть было не рассмеялся. Сестра Фидия так ловко все повернула, что возможный отказ выглядел бы чуть ли не богохульством.
— Она вдова, отец ее умер. Я не имею никакой власти над ней. Полагаю, пока она не придет в себя, ей действительно лучше побыть с вами. У меня нет ни времени, ни возможности ухаживать за ней должным образом, боюсь, что и брат мой будет не в состоянии окружить ее той заботой, которая ей нужна.
— Откуда родом ее муж? — спросила сестра Фидия.
Сандро понял намек. Монахиня беспокоится, что семья покойного мужа Эстасии может принять решение, отличное от решения дальнего родственника несчастной.
— Из Пармы. Вряд ли они станут что-то предпринимать. Видите ли, добрые сестры, моя кузина вышла замуж за торговца преклонных лет. Брак был заключен по расчету, завершая объединение двух торговых домов. Теперь всеми делами управляют племянник мужа Эстасии и ее брат. Только в супружестве она что-то для них значила, а во вдовстве стала докучной обузой. Именно это явилось главной причиной того, что кузина попросила прибежища у меня. Детей Господь ей не дал, а пребывание в чужом доме накладывало на нее обязательства, делавшие затруднительной ее и без того не очень-то сладкую жизнь.
Монахини переглянулись еще раз. Сандро умолк, гадая, поняли ли они то, что он хотел сказать.
Сестра Сигнале кивнула.
— Да-да. Такое случается с бездетными одинокими женщинами. Но покой и молитва творят чудеса. С Божией помощью она исцелится.
Сандро сделал неопределенный жест, который мог означать как уверенность, так и сомнение в подобном исходе событий. Впрочем, слова его были безукоризненно вежливы:
— Полагаю, в любом случае, добрые сестры, ей будет лучше у вас.
— Похоже, у нее нет склонности к монашеской жизни? — проронила сестра Фидия, словно бы уточняя для себя кое-что.
