Алексей Атеев - Код розенкрейцеров
Коломенцев так и поступил, что есть сил ущипнув себя за бедро. Боль он почувствовал, но сон не исчез. Вокруг царила ночь, тускло горели уличные фонари, духота постепенно сменялась прохладой. Значит, он не спит… Да уж конечно!.. Коломенцев вспомнил, как пытался прицепить ремень к потолочному крюку, как свалился на пол. Бред! Поведение, характерное для умалишенного. Но ведь в несколько минут с ума не сходят. Попробуем рассуждать логически. Все произошло после его ухода от Десантовой. Дальше? Он пошел домой, забежал в булочную, тут-то все и началось. А раньше? У Десантовой?
Он вошел, представился… Екатерина как будто была недовольна, хотя вела себя сдержанно. Угостила чаем… Чаем! Точно! В чай она могла положить какой-нибудь гадости, чтобы опоить его. Но зачем? Да и чай она подала еще перед разговором. Не могла же она опоить его, не зная, для чего он пришел.
Теперь поминутно. Вот он входит. Представляется…
Коломенцев попытался восстановить весь дальнейший ход событий. Она несколько растерянно улыбается, просит пройти в комнату. Он разувается, заглядывает в комнату. Видит кроватку со спящим малышом. Отказывается. «Тогда на кухне», – говорит Катя. Кухня блистает чистотой. Он садится на табурет, за стол, покрытый клеенкой. Перед ним ставят чай, какие-то домашние коврижки. Он начинает рассказывать, зачем пришел. Она слушает, лицо ее каменеет. Точно! Теперь он вспомнил. Улыбка сошла. Женщина насторожилась. А он, как дурак, продолжает разглагольствовать. Дневники Пеликана… Прага… Розенкрейцеры… Катя присаживается рядом, внимательно смотрит в его лицо, но молчит. А он упивается своими сведениями. Наконец он кончает выдавать информацию, вопросительно смотрит на Катю.
«По-моему, вы ошиблись, – холодно говорит она. – Ни о каком Пеликане, ни о какой Праге я не знаю». Дальше. Что она еще бормотала? Вроде ничего особенного. Он еще поперхнулся. Да, поперхнулся чаем. Закашлялся. И тут… А что тут? Он понимает, пора откланиваться. Он теряет интерес к разговору. Именно! Как бы впадает в мгновенную прострацию. Выдыхается. Интерес пропадает. Пора идти. Катя еще что-то говорит, но он как будто не слышит. Прощается, выходит на улицу… Дальше эпизод в булочной. Потом пошло-поехало…
Вернемся назад. Он полон интереса, просто упивается своей ролью исследователя. Дальше! Чай!!! Глоток… Жидкость пошла, как говорится, не в то горло. Почему? Ведь он обычно пьет очень аккуратно, не торопится. Коломенцев напряг память. Кажется, с ним случилось легкое головокружение. Именно! Так и было. И затем… резкий спад интереса, безразличие… уход.
Но почему?! Химическое воздействие? Почти исключено. Тогда что? Психическое воздействие? Гипноз? Но она его не гипнотизировала. Никаких пристальных взглядов, а ведь гипноз предполагает взаимодействие обеих сторон – гипнотизируемого и гипнотизера. Тем более у него, Коломенцева, есть привычка во время разговора не смотреть в глаза собеседнику. Не очень хорошая привычка, но в данном случае весьма к месту. Но было что-то еще… Какая-то мелочь, вовсе незначительная. Да! Катя доливала чай в чашку и брызнула себе кипятком на руку. Поморщилась. Тут-то он и поперхнулся. Ну и что? И все-таки воздействие с ее стороны имелось. Он все больше в это верит. Допустим, она воздействовала на него у себя дома. Вынудила уйти. А дальше-то… Неужели и в булочной… и в квартире? Но это просто невероятно.
Коломенцев остановился и оглянулся. Ему вдруг показалось, что следом кто-то крадется. Нет, померещилось. Хотя в этой тьме может таиться все что угодно. Во тьме!..
Он неожиданно вспомнил дневники Пеликана.
«Из тьмы они пришли и во тьму уйдут, – всплыло из памяти. – И хоть обличьем они люди, но по силе своей могут сравниться с демонами или падшими ангелами. Они не знают о своем предназначении, поскольку о предназначении не знает никто, но оно само найдет их, и откроются их глаза». Прямо-таки библейский слог, подумал еще про себя Коломенцев. Он попытался вспомнить, что там дальше.
«И силе их неподвластны лишь те, кто знает их тайну. Охраняя себя, они могут нечаянно причинять боль невинному, но есть только одна защита…» Дальше он позабыл, нужно прийти домой и посмотреть записи повнимательнее. Детей привезли сюда, в Тихореченск, и дети эти, несомненно, брат и сестра Десантовы. Возможно, их просто укрывали в Тихореченске, прятали от нацистов, которые пронюхали про их секрет. Какой именно – пока до конца не ясно, но, во всяком случае, он на верном пути. Пеликан пишет: «…Неподвластны лишь те, кто знает тайну». А если сделать вид, что он как раз знает? Пойти прямо сейчас к Десантовым и выложить. Что конкретно? Да свои домыслы. Но ведь это всего лишь домыслы. А кто мешает придать им форму правды? Если он на правильном пути, Катя обязательно выдаст себя. А если нет? Что ж. Он извинится. Но ведь это неприлично? Конечно! Но дело прежде всего. Вперед!
Коломенцев при других обстоятельствах никогда бы не поступил подобным образом. Ведь это был в высшей степени человек щепетильный и деликатный. Но то ли на него произвели большое впечатление собственные логические выкладки, которые, казалось, подсказывали, что он на правильном пути, то ли психика его в этот день дала сбой, но отчаянный мукомол устремился к дому, в котором проживали брат и сестра Десантовы. Он вновь бежал, уверенный: миг промедления может испортить все дело.
Понемногу начинало светать. Небо на востоке побледнело, и на землю упал предрассветный сумрак. Эта серая, похожая на туман мгла казалась живой. Неясные звуки, то ли вопли кошек, то ли стоны кающихся грешников, раздавались из ее глубин, они как бы предостерегали: куда ты лезешь, дурачок, что же ты делаешь?
Но Коломенцев не замечал предостережений. Он стремился к действию.
Перед дверью, за которой жили Десантовы, Коломенцев остановился. Да то ли он делает? Не лезет ли снова башкой в петлю? Но разум оставил мукомола. Он поднял руку и что есть силы постучал.
За дверью была тишина. Коломенцев вновь постучал, на этот раз еще громче.
Наконец раздался хриплый голос Валька:
– Кто там?
– Открывайте! – закричал Коломенцев.
– Да в чем дело?!
– Дело как раз очень срочное! – взывал Коломенцев. – Откройте дверь!
Замок щелкнул, и в щель высунулась сонная физиономия:
– Чего надо?!
– Мне Екатерину.
– Из больницы, что ли? – спросил Валек.
– Нет, не из больницы! Я по личному делу.
– По личному? – переспросил Валек. – Да ты что, папаша, охренел?! Время-то сколько. Или у тебя часов нет?! Так я скажу. Половина пятого. Людям завтра на работу, а ты тут вытворяешь: «По личному». Вот сейчас дам по зубам, тогда и будет по личному. Вали прочь. – И Валек попытался закрыть дверь, но Коломенцев подставил ногу.
