Лео Перуц - Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы
— Смотри, атаман, как бы тебя не поглотило адское пламя… Не будь же таким упрямым и непреклонным! — увещевал его между тем мерзавец в рясе. — Пусть твое золото послужит еще одному человеку на земле, а тебе оно уже не нужно. Отвратись от него, и душа твоя воспрянет в небеса, как жаворонок поутру!
Атаман слабо усмехнулся.
— Что, хочешь сыграть с дьяволом?! — бросил ему Фейербаум. — Сделай доброе дело хотя бы в свой последний час, скажи, где ты зарыл свои деньги, и дьявол отступит от тебя, а Господь протянет длань спасения!
Безымянный молчал.
— Ах так! Ну тогда ступай в бездну! — злобно заорал расстрига. — И пусть десять тысяч чертей мучают там твою поганую душу!
Умирающий уже не слышал его. Над ним молча склонилась другая фигура — ангел с мечом из давнишнего сновидения.
«Это ты? — произнес Безымянный, не шевельнув губами. — Выслушай меня! Я часто думал о смысле того видения о суде Господнем, но я не мог понять, это было слишком трудно для меня… Теперь я, кажется, понимаю. Ты тогда молился за меня, так сделай это и сейчас. Я хочу одного: пусть моя дочь, моя милая кроха, не подумает, будто я ее предал, когда я перестану приходить к ней. Ты ангел, ты все можешь, так скажи ей, что я умер… Пусть она поплачет и утешится — ведь все на земле рано или поздно умирают, — но пусть она не думает, что я забыл ее. Я не хочу этого. Я очень хотел искупить мои грехи… Пусть она читает «Отче наш» в мою память…»
Ангел смерти поднял свой светлый взор к звездам. Долгое время он стоял, подобный невесомой тени, а потом, не глядя, коснулся лба атамана и опустил к нему свое строгое и доброе, свое всепрощающее лицо. И тогда свет навеки погас в глазах Безымянного.
На следующий день, около полудня, в имение Торнефельдов прискакал шведский офицер с рукой на перевязи и рассказал домочадцам о битве под Полтавой, где свежая армия царя Петра неожиданно пришла на выручку крепости и в жестоком трехчасовом бою наголову разгромила шведское войско. Раненый король бежал, за ним потянулись те, кто остался в живых (почти все они потом сдались Меньшикову у Переволочной на Днепре). Среди множества убитых — цвет и гордость шведской конницы, полковник Христиан фон Торнефельд…
Мария-Агнета оцепенела от горя. Она едва понимала, что происходит вокруг. Боль ее была слишком сильна, чтобы она могла плакать.
Лишь потом, когда она осталась одна в комнате, из груди ее вырвался пронзительный, звериный крик, а из глаз неудержимо хлынули слезы.
Вечером она попросила привести к ней дочку. Когда горничная ввела в комнату Марию-Христину, мать схватила ее на руки и, плача, покрыла ее личико поцелуями.
— Дитя мое! — пролепетала она сквозь слезы. — Твой отец погиб на войне, и мы больше никогда его не увидим. Уже три недели, как он лежит в земле под стенами далекого русского города… Кажется, город называется Полтава… Так что сложи ручки и помолись Богу за его душу. Читай «Отче наш»!
Мария-Христина недоверчиво покачала головой. Она не хотела и не могла поверить этому.
— Он еще придет! — убежденно сказала девочка. Глаза Марии-Агнеты вновь налились слезами.
— Нет, милая, он больше не придет! — прорыдала она. — Он никогда не придет! Разве только мы с ним увидимся во сне… Ты что, не понимаешь?! Он убит в бою и теперь находится в Царстве Небесном. Сложи же ручки и молись, исполни свой детский долг! Твоя молитва более угодна Богу, чем моя, ведь ты — мое маленькое, невинное сокровище, и лишь тебя одну я буду любить отныне и навсегда… Прочитай же «Отче наш» за его доблестную душу!
Мария-Христина снова покачала головой. Но тут ей на глаза попалась повозка с покойником, которая тащилась по проселку из имения епископа.
И она сложила ручки для молитвы.
— Отче наш, иже еси на небесах! — шептала она. — Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя яко на небеси и на земли… За этого бедного человека молю я Тебя: дай ему блаженство! И эта милость Твоя есть хлеб нам насущный… И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, но спаси нас, ибо Твое есть царство, и сила, и слава Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь!
С холма медленно съезжала убогая телега. Она везла к месту последнего успокоения безымянного бродягу — мимо окон его собственного дома и под слезными взорами его жены и дочки.
1936ПАРИКМАХЕР ТЮРЛЮПЭН
(роман)
Глава I
В протоколах заседаний королевского парижского апелляционного суда от ноября месяца 1642 года, по делу бывшего писца Мишеля Бабо, обвинявшегося в лжесвидетельстве и самоуправстве, упоминается об одном странном инциденте. Обвиняемый, выслушав приговор, осуждавший его на одиннадцать лет галер и уплату денежной пени в шестьсот ливров, разразился громким хохотом и, обратившись к своим судьям, насмешливо сказал, что до Марселя путь далек и что, с разрешения господ судей, он еще собирается до этой поездки принять участие в большой игре в волан, на которую пригласил всех своих друзей господин де Сен-Шерон.
Из протоколов суда не видно, как отнеслись к этому замечанию судьи, заседатели и писцы. Возможно, что они только с изумлением покачали головами, однако, надо полагать, что угроза, скрывавшаяся в словах осужденного, была прекрасно понята большинством присутствующих, ибо в ту пору Париж был полон неопределенных слухов. Из дома в дом, из уст в уста передавалась молва о том, что надвигаются какие-то крупные события. Большая игра в волан — это таинственное выражение слышалось часто, и каждый пытался его по своему объяснить. Толком никто не знал того, что готовилось. Однако о времени, когда событие должно было разразиться, все были, по-видимому, осведомлены. Составленный в плохих стихах памфлет против графа де Гиза, за подписью «Болтун Этьен», ходивший по рукам в первых числах ноября и начинавшийся словами: «Конец вам, граф де Гиз, вы этому поверьте», указывал на 11 ноября, день святого Мартина, как на день игры в волан («Веселая картина потешит парижан: день св. Мартина мы справим игрою в волан»), но ничего нового этим не говорил парижанам, ибо еще двумя неделями раньше некто Пьер Ламэн, взыскивавший в различных частях города недоимки для своего господина, откупщика подомовых сборов, писал в своем докладе (Archives nationaux[28], E XIX а 134), что люди, «словно сговорившись», все до одного заявляли: денег у них нет, но в день св. Мартина они сами придут к его господину и сведут с ним все счеты, пусть он в этом будет уверен.
