Евгения Грановская - Ведьма придет за тобой
Глеб покачал головой:
– Нет. Это очень красиво.
Маша снова поежилась.
– Мне по-прежнему холодно, Глеб.
– Ты не замерзнешь. Я обниму тебя, и тебе станет тепло. Иди ко мне!
Он обнял ее – крепко-крепко, прижал к себе и поцеловал в макушку.
– Ну, вот. Сейчас ты согреешься. Я тебе обещаю. Ты мне веришь?
– Верю, – сказала Маша. – И всегда верила. Каждому твоему слову. Даже когда знала, что ты лжешь.
Глеб тихо засмеялся и поцеловал ее в щеку. Губы у него были теплые, почти горячие. И руки тоже. Маше и впрямь стало теплее в его объятиях.
…Она почувствовала, что засыпает.
9
А потом, когда, казалось, холод проник в каждую клетку ее организма, когда он остановил кровь в ее жилах и превратил эту кровь в лед, Маша услышала лязг замка, а следом – голоса.
– Вон она! – крикнул кто-то. – В углу!
По мерзлому полу загромыхали ботинки. Что-то легло на плечи Маше.
– Уйдите с дороги – я ее вынесу! Ну же!
Сильные руки подняли ее с ледяного пола и понесли – Маша улыбнулась в смертельной полудреме, ей почудилось, будто она поплыла.
– Сильное переохлаждение, – снова услышала она чей-то далекий голос.
Потом зазвучало сразу несколько голосов, но словно издалека, Маша не смогла разобрать ни слова. Яркий свет полоснул ее по глазам.
– Растирайте! Ну же, бисовы дити! Одеяла сюда! Ну! И термос, термос принесите!
До сих пор Маша не чувствовала боли, но вдруг – словно сотни игл вонзились в ее тело: в руки, в ноги, в шею и щеки. Она разомкнула губы и закричала, вернее – ей показалось, что она кричит, а на самом деле с губ ее слетел лишь хриплый вздох.
Боль жгла, колола, резала.
– Давайте же! – кричал взволнованный мужской голос, который казался Маше странно знакомым. – Растирайте! Курыленко, ноги растирай! Да сильнее, дурень! И термос, термос несите! Ох, бисовы дити, шоб у вас рога поотваливались!
Постепенно боль отступила, и на смену ей пришел жар – словно Машу обложили горячими полотенцами.
– Мария Александровна! Маша!
Она открыла глаза и сперва не видела ничего, кроме яркого света, а потом на этом сияющем фоне появился темный силуэт. Силуэт стал сгущаться, обретать черты. И наконец превратился в мужское лицо.
– Ну? – Лицо приблизилось, светлые глаза тревожно вгляделись в нее. – Маша! Ты меня слышишь?
Что-то горячее обожгло губы и рот, прокатилось жаркой, режущей волной в груди. Маша поняла, что пьет из термоса обжигающую сладкую жидкость.
– Пей, Маша, пей! Это чай!
Она сделала еще несколько глотков.
– Ну? – взволнованно спросил Леонид. – Как ты?
– Нор… нормально, – вымолвила Маша.
Леонид засмеялся.
– Ну, отлично! Теперь все будет хорошо! Врач сказал: если сразу проснешься, то все наладится!
– Да, – сказала Маша и тоже попробовала улыбнуться.
Как ни странно, у нее получилось.
– Как ты… как ты меня нашел? – едва слышно пробормотала она.
– Мы отследили твой мобильник! – объяснил Леонид, сияя. – Ты набрала мой номер! Помнишь?
«Помню», – хотела сказать Маша, но у нее не хватило сил, и она закрыла глаза.
Сорок минут спустя она сидела на стуле, закутавшись в одеяло, и снова пила чай из термоса, который приволок с собой кто-то из коллег Леонида. Чай был горячий, крепкий и сладкий.
– Пей, пей, – сказал он ласково, сидя рядом, и по-отечески поправил одеяло. – Натерпелась небось ужасов? Будет что рассказать москальским полицаям.
Маша уже пришла в себя, но зубы ее все еще стучали по пластиковой кромке чашки термоса.
Мимо нее провели скованную наручниками Елену. Волосы «помощницы» растрепались, лицо было покрыто пятнами, в остановившихся глазах застыла злоба. Она даже не посмотрела в сторону Маши.
Затем двое милиционеров провезли на медицинской каталке толстую отвратительную старуху, накрытую до подбородка простыней. Глаза толстухи были закрыты, но, когда ее проносили мимо Маши, она разлепила веки и прохрипела, бросив на Любимову тусклый взляд.
– Хай тоби грець… Коли помру сегодня ночью – приду за тобой с того света. Приду и сожру твое сердце.
Пальцы Маши ослабли, термос выпал и покатился по полу, расплескивая остатки чая.
– Шоб вам повылазило! – выругался на своих людей Леонид. – Катите ее прочь!
Парни, багровея от усилий, поспешно покатили толстуху дальше. Леонид поднял термос и поставил его на соседний стул.
– Не бери в голову, – мягко сказал он Маше. – Меня каждый день так «поливают»!
Он ободряюще улыбнулся, но она видела, как побледнело его лицо.
– Спасибо, что выручили, – поблагодарила она.
– Та нэма за шо, – улыбнулся в ответ Леонид. – Вижу, «ведьмин глаз» тебе не помог?
– Не помог. Наверное, амулет попался бракованный, – пошутила Маша.
– Я так и знал, что все это ерунда. Никогда не верил в амулеты.
– Тогда почему мне его подарил?
Леонид лукаво прищурился.
– Хотелось тебя заинтриговать.
– То есть ты просто со мной флиртовал?
– Угу.
– И про Кулебовку рассказывал для «интриги»?
– Точно, – кивнул он. – Женщинам нравятся тайны.
Маша поежилась под накинутым на плечи одеялом.
– Значит, эти сумасшедшие похитили девушку и убили ее, – констатировала она.
Улыбка сползла с губ Леонида.
– Да, – сказал он. – «Нетрадиционная медицина», будь она неладна. Старуха Суховей сильно болеет. Щоб ее муха вбрыкнула! – Он перекрестился. – Вот и придумала себе лечение.
Маша посмотрела на него потемневшими глазами.
– Девушка была беременна, так?
Леонид отвел взгляд.
– Так, – сказал он.
– Они достали из нее…
Леонид кивнул:
– Да.
Маша замолчала. Она не могла этого осмыслить.
– У этих сумасшедших дур своя правда, – тихо проговорил Леонид. – Но разбираться в этом будем не мы с тобой, а психиатры.
Маша несколько секунд сидела неподвижно. Потом пододвинула к себе сумку, достала из кармашка круглый камушек и протянула его Леониду.
– Возьми.
– Что это?
– Амулет. «Ведьмин глаз».
Леонид дернул уголками губ, но улыбнуться не посмел.
– Оставь себя на память, – не совсем уверенно произнес он.
Маша покачала головой:
– Нет. Боюсь, что этого кошмара я и так никогда не забуду.
– Да… Понимаю.
Он взял с ее ладони камушек и положил в карман пиджака.
– Ты уже позвонил Старику? – спросила Маша.
– Кому?
– Полковнику Жуку. – Она вяло улыбнулась. – Ты ведь не случайно оказался в том поезде, правда? Помог мне разобраться с таможенниками, дал визитную карточку, примчался по первому моему зову. Это Старик тебя попросил, верно?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
