Мокруха - Ширли Джон
Прентис сидел, обложившись книгами, в Центральной общественной библиотеке Лос-Анджелеса, с одиннадцати часов утра. Сейчас было почти два. У него саднила поясница и урчало в животе, но он почему-то не мог уйти. Ему представилась Эми, говорящая: Ты всегда так легко сдавался. Как со мной, например.
Он встряхнулся и сфокусировал внимание на книге. Нельзя допустить, чтобы иллюзия присутствия Эми снова одолела его. Он перевернул страницу и увидел их. Сэма и Джуди Денвер. Книга называлась Эти загадочные голливудские вечеринки.
Денверы славились своими вечеринками. Прентис искал любую информацию о них — он хотел произвести на хозяев впечатление своим знакомством с их биографией и, кроме того, рассудить, насколько вероятно, что Митч именно там...
Он почти уже оставил поиски, как наткнулся на эту книгу — толковало исследование, сколь мог судить Прентис, о старых вечеринках времён немого кино. Нечто вроде Голливудского Вавилона. Слишком рано для Денверов. Но они были здесь: ему на глаза попались имена. Вот тут, выделенные жирным шрифтом в подписи под снимком.
Но не Сэм и Джуди Денвер, а Госпожа Штутгарт с будущим мужем, господином Сэмюэлем Денвером. Датировался снимок... 1929-м.
На фото он увидел женщину средних лет и мужчину зрелого возраста, одетых по моде Ревущих Двадцатых [49]. Денвер держал сдвинутые вместе на манер букета восемь бокалов для шампанского, а госпожа Штутгарт наливала пенящийся напиток во все восемь одновременно. Оба заливались смехом. Оливер Харди [50] в притворном изумлении взирал на сценку, а Фэй Рэй [51] пьяно налегала на плечо комика, приподняв изящную ножку. В сторонке стоял ещё один мужчина в чёрном tuxedo, держался он как-то неловко.
Денвер. Только с не до конца завязанным галстуком и взъерошенными волосами, в которых словно солонку и перечницу опрокинули.
Прентис ошеломлённо смотрел на фотографию. Наверное, какая-то ошибка. Слишком стар он для человека, впоследствии произведшего фурор в Голливуде в качестве телепродюсера. Это ведь было лет тридцать спустя. А мужчине на фото по меньшей мере шестьдесят. Продюсер Привет, Гонолулу мог быть его сыном. Но справа, под заголовком Весёлая вдовушка и скорей чувственно-одобрительным описанием кокаиновых непристойностей на вечеринках овдовевшей госпожи Штутгарт значилось:
...урожд. Эльма Хох, вышла замуж за промышленника Альберта Штутгарта. Отношения их выдались бурными, и, по любопытному стечению обстоятельств, именно в бурю бедняга Альберт и выпал за борт трансатлантического лайнера, совершавшего рейс в Нью-Йорк. Несколькими годами позднее она вышла замуж повторно, за Сэма Денвера, и стала миссис Джуди Денвер. Сэм впоследствии сделал карьеру телепродюсера.
...в конце 1930-х и начале 1940-х лоск вечеринок на ранчо Дабл-Ки заметно потускнел, когда лос-анджелесские колумнисты светской хроники затравили некоторых посетителей Эльмы колкими репликами на предмет их тесных сношений с нацистской партией Германии. На заднем плане, за спинами Фэй Рэй и Оливера Харди, стоит человек, о котором известно только его имя: герр Хайнгеман, последователь пламенного фюрера Адольфа Гитлера...
Сэм и Джуди долгое время оставались бездетны, но впоследствии стали привечать на своём ранчо в окрестностях Малибу бездомных и бедных детей, организуя для них нечто вроде летнего спортивного лагеря. Обвинения в растлении малолетних, связанные прежде всего с делом девочки по имени Венди Форрестер, так и не дошли до суда, но в 1976-м «благотворительный летний лагерь» прикрыли.
Значит, это тот же самый человек!
Сколько ж ему лет, этому продюсеру? Девяносто? Сто?
Прентис встал, разогнулся и побрёл к стеллажам с микроплёнками. Тело его взывало о пище, а мозг стенал о кофе. Но ему требовалось удостовериться. И немедленно.
Через несколько минут он устроился за соседним столиком, просматривая на экране проектора старую газету. Плёнка была прескверного качества, пестрила пятнами, увеличенными частицами пыли и чем-то вроде мушиной ножки.
Variety, начало 1970-х. Фото Сэма Денвера на вручении награды в области документального кино, в Гильдии продюсеров. Вероятно, последний случай появления этого человека на публике.
На снимке красовался представительный мужчина с немного высветленными волосами, в отличном костюме. Лет ему можно было дать не более сорока. Он казался моложе, чем на снимке из Этих загадочных голливудских вечеринок.
Прентис извёл ещё десять минут на поиск энциклопедии телевизионной истории в разделе ностальгической литературы. Денверу там был уделён краткий абзац.
Даты рождения составители не указали — единственный случай во всём справочнике. Там значилось лишь: Рожд. (?). Последняя фраза сообщала: женился на вдове немецкого промышленника Альберта Штутгарта в 1946 г. [52], на момент составления данной статьи бездетен.
Это был он.
И что? У парня наверняка неограниченный доступ к лучшей еде и пластической хирургии. Может, он на фото 1920-х казался старше, чем был. Однако, глядя на фотографию, Прентис почувствовал угрюмую уверенность. Отвратительное ощущение... узнавания.
Он решил ещё раз проверить микроплёнки. А вдруг там найдётся статья про тот эпизод с растлением малолетних? Если повезёт, удастся выяснить имена опекунов девочки...
Прентис в третий раз надавил на кнопку звонка. Маленький домик с испанской черепичной крышей, облицованный штуком. На крыльце в ящичках растут герани-заморыши.
Изнутри проблеяли:
— Нулана, выкладывай, с чем припёрся!
И затем деланным мультяшным голоском:
— Нуланавладывайсчепёрся!
Дверь распахнулась. Появилась женщина с попугаем на плече и подозрительно нахмурилась. Ей было лет шестьдесят с небольшим. Волосы выкрашены в странный серебристо-синий цвет, излюбленный некоторыми старушенциями, лицо добродушное, мешковатые глаза — зелёные, точно перья попугая. Женщина носила муу-муу [53], расшитое алыми и синими цветочками. На правом плече старухи сидел ярко-зелёный попугай, кося на Прентиса недружелюбный глаз.
— Всё, что я могу сказать, молодой человек, это что лучше бы вы мне ничего не пытались всучить, — проскрежетала женщина. — Ничего мне от вас не нужно.
— Вы миссис Грисволд?
Она почесала попугаю шейку.
— Я не привыкла отзываться на миссис. Я Лотти Грисволд. Что вам угодно?
— Вообще-то... — А что ей сказать? Открыться? С затаённым вздохом он избрал способ, который представлялся ему перспективней остальных. Ложь, смешанная с правдой. — Я писатель. Верней, сценарист. Меня зовут Том Прентис. Я, э-э, хотел бы написать сценарий биографической картины о вашей племяннице Венди Форрестер.
— Она умерла. Венди умерла! Разве вы этого не выяснили?
— М-м, нет. А когда она умерла?
— Через год после тех чудесных летних каникул, разрази их. Вы это и сами могли бы узнать. Я не дура. Я вам без контракта больше ничего не расскажу.
— Что?!
— Вы меня слышали. Вы хотите получить историю. Вы знакомы с теми, кто согласен за неё заплатить. Я задолжала памяти бедного ребёнка! Я обязана получить за её историю хоть немного.
Прентис чуть не расхохотался, заслышав это выдержанное в духе крендельковой логики рассуждение. Но заставил себя ответить:
— Ясно. Ваша история сгодится для кино. Но мне недостаточно... мы не знаем, соберёт ли фильм кассу...
— Как может не собрать кассу фильм о двенадцатилетнем ребёнке, доведённом до самоубийства развратным телепродюсером? Верите иль нет, а несчастное дитя покончило с собой.
