Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»
Пока мы работали, я время от времени поглядывал на Джессопа, который обтянул концы каркаса полосами тонкой парусины шириной около четырех футов, так что между ними осталось свободное пространство, благодаря чему змей приобрел некоторое сходство с вертепом Полишинеля — только отверстие оказалось не на том месте и было чересчур большим. Наконец Джессоп привязал к двум боковым планкам некое подобие уздечки, сделанной из куска крепкого пенькового штерта, отыскавшегося в палатке, и крикнул, что змей готов. При этих словах боцман тотчас подошел к Джессопу, чтобы как, следует рассмотреть его произведение; то же сделали и мы, ибо ни одному из нас еще не приходилось видеть столь чудного змея, и, если не ошибаюсь, мало кто верил, что он сможет взлететь: уж очень обтянутый парусиной каркас выглядел неуклюже. Очевидно, Джессоп что-то понял по выражению наших лиц, так как, велев одному из матросов держать змея, чтобы не унесло ветром, нырнул в палатку, откуда и появился с остатком пенькового штерта, от которого отрезал кусок для уздечки. Один конец он тут же привязал к змею, а другой отдал нам, велев отходить назад, пока штерт не натянется; сам же тем временем удерживал змея на месте. Когда мы отошли на всю длину веревки, Джессоп крикнул, чтобы мы крепче держали наш конец, а сам наклонился и, взяв змея за нижнюю часть, подбросил в воздух; в первую секунду змей было накренился, но тотчас выровнялся и — к нашему великому изумлению — начал стремительно набирать высоту, точно жаворонок над жнивьем.
Как я уже говорил, мы все испытали самое глубоко удивление, ибо нам казалось невероятным, что столь громоздкий и нескладный предмет способен лететь столь легко и изящно, но еще больше нас поразила сила, с которой поднявшийся над утесом змей потянул пеньковый штерт; думаю, что если бы Джессоп заблаговременно не предупредил нас, то в первые секунды мы, пожалуй, могли бы растеряться и выпустить веревку.
Убедившись в превосходных летных качествах змея, боцман велел нам вернуть его на землю, однако мы смогли выполнить его приказание лишь с большим трудом, ведь змей был большим, а ветер — сильным. Когда же нам все-таки удалось подтянуть его к площадке, Джессоп крепко принайтовил его к самому большому валуну и, выслушав наши горячие похвалы, сел плести вместе с нами линь.
Когда день начал клониться к вечеру, боцман велел нам уложить по периметру площадки кучи сухих водорослей, чтобы поджечь после наступления темноты. Потом мы помахали запертым на судне морякам, поужинали и, выкурив по трубочке, вернулись к плетению линя, который нам не терпелось увидеть готовым. Вскоре на остров опустился ночной мрак, и боцман распорядился взять огня из центрального костра и зажечь приготовленные костры, благодаря чему на нашей площадке вскоре стало уютно и светло, как днем. После этого боцман назначил двух матросов вахтенными, а остальным велел вернуться к плетению каната; этой работой мы занимались почти до десяти часов, когда, заявив, что отныне мы будем дежурить по ночам только по двое, боцман еще раз осмотрел наши многочисленные раны и отправил всех спать.
Когда настал мой черед заступать на вахту, я обнаружил, что мне выпало дежурить с тем самым силачом, который вчера так помог нам с боцманом; как легко догадаться, это обстоятельство не вызвало во мне ни малейшего недовольства, ибо матрос этот слыл человеком храбрым и надежным, к тому же его мускульная сила могла оказаться кстати в любой непредвиденной ситуации. Впрочем нам повезло; ночь прошла без происшествий, и мы благополучно встретили утро.
После завтрака боцман повел нас за топливом, поскольку горевшие всю ночь костры истощили наш запас, а мы теперь окончательно поняли, что наша безопасность зависит от нашей способности поддерживать огонь. Добрую половину утра мы собирали на берегу водоросли и рубили на дрова тростник — высушенный, он тоже горел очень неплохо. Сделав достаточный запас на грядущую ночь, мы вернулись к работе над линем, которая продолжалась несколько часов кряду с небольшим перерывом на обед и отдых. Было ясно, что нам потребуется несколько дней, чтобы сплести веревку достаточной длины, и боцман искал способ ускорить дело. После непродолжительных размышлений наш начальник вынес из палатки длинный канат, который мы использовали для плавучего якоря, и стал расплетать, пока не получил три отдельных пряди. Эти пряди боцман срастил одну за другой, благодаря чему в нашем распоряжении оказался грубый, неровный трос длиной сто восемьдесят морских саженей, который был достаточно крепким, чтобы его можно было использовать для наших целей.
Как уже говорилось, после обеда мы продолжали такелажные работы, и к ужину — с учетом результатов предыдущего дня — сплели почти двести саженей линя. В целом, считая сращенный боцманом трос и длину прикрепленной к змею уздечки, у нас было уже около четырехсот саженей линя, тогда как, по нашим расчетам, нам необходимо было пятьсот. Сразу после ужина мы, запалив костры, снова взялись за работу и трудились не покладая рук, пока боцман, назначив вахты, не осмотрел наши раны и не отправил нас спать. И эта ночь прошла спокойно; утром мы с аппетитом позавтракали и отправились за топливом, после чего весь остаток дня плели и плели наш линь, изготовив к вечеру недостающие сто саженей. Это был большой успех, и боцман решил отметить его, выдав нам для бодрости по доброй порции рома. Затем мы поели, зажгли костры и долго отдыхали, устроившись у огня с трубками; наконец мы начали готовиться ко сну, а боцман, осмотрев наши раны, впервые после ночного сражения разрешил двум матросам — одному, который потерял пальцы, и другому, укушенному в руку, — первыми заступить на вахту.
На следующий день мы поднялись вместе с солнцем — до того нам не терпелось поскорее запустить змея и попробовать спасти людей с корабля. Мы все были радостно возбуждены, ибо не сомневались, что сумеем вызволить их еще до вечера, однако боцман настоял, чтобы прежде мы сходили за топливом. Несмотря на очевидное благоразумие этого приказа, он вызвал у нас приступ недовольства, ведь больше всего нам хотелось пожать руки нашим товарищам по несчастью, однако мы подчинились и на протяжении нескольких часов прилежно таскали на утес сухие водоросли. Наконец с этой рутинной работой было покончено, и мы стали готовить линь, укладывая его на землю аккуратной бухтой и внимательно осматривая узлы и сплесни.[93] Однако, прежде чем мы запустили змея, боцман еще раз отправил нас на дальний пляж с приказом доставить на утес брам-стеньгу со шпором[94] бом-брам-стеньги и верхушкой распиленной стеньги.[95] Когда мы исполнили то, что он от нас требовал, боцман уложил брам-стеньгу на землю таким образом, что ее концы упирались в два тяжелых валуна, и навалил сверху камней поменьше; середина же мачты оставалась свободной, и боцман дважды или трижды захлестнул вокруг нее линь, после чего протянул конец Джессопу, а тот привязал его к змею. Таким образом линь можно было вытравливать как через битенг, не опасаясь, что внезапный рывок змея вырвет его из рук.
