Уильям Ходжсон - Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»
Полученная мною передышка все еще продолжалась — ни слева, ни справа от меня не показывалось над кромкой обрыва никаких подозрительных теней; моим товарищам, однако, повезло меньше — из густого полумрака до меня продолжали доноситься звуки ударов и громкие проклятья. Затем раздался еще один крик боли, и я, содрогнувшись, снова поднял глаза к небу и вслух помолился о том, чтобы луна как можно скорее вышла из-за туч и пролила свой свет на поле битвы до того, как мы все будем истреблены, однако небесное светило оставалось скрыто за облаками. И тут меня осенила еще одна замечательная идея, и я во всю силу своих связок закричал, чтобы боцман бросил в костер нашу метательную машину: таким образом нам удастся получить высокое и яркое пламя, ведь наша аркбаллиста была сделана из плотного и сухого дерева. Дважды я воззвал к боцману, крича: «Сожгите лук! Сожгите лук!», и он тотчас откликнулся, громовым голосом приказывая матросам, чтобы они помогли ему перенести метательную машину к костру. Большой лук был брошен в огонь, а мы поспешили вернуться на свои места; после этого прошло, наверное, меньше минуты, и костер начал разгораться, чему весьма способствовал дувший над утесом ветер. Пламя, охватившее сухое дерево, взбиралось все выше, вершина утеса озарилась трепетным желтым светом, и я снова повернулся к обрыву, внимательно следя за тем, не покажется ли передо мной кошмарное лицо морского дьявола. Я, однако, ничего не увидел; правда, мне показалось, что чуть правее мелькнуло над пропастью гибкое щупальце, однако твари еще долго не появлялись.
Прошло, наверное, добрых пять минут, прежде чем чудовища возобновили атаку, в первые же мгновения которой я едва не погиб, ибо имел неосторожность подойти слишком близко к краю утеса. Внезапно из темноты внизу взметнулся целый пучок щупалец, которые обвились вокруг моей левой лодыжки; последовал рывок, и я оказался сидящим на обрыве, причем обе мои ноги свешивались вниз. Только по милосердному произволению Божию я не полетел с утеса вниз головой, однако положение мое оставалось весьма опасным, ибо чудовище, ухватившее меня за ногу, продолжало с силою тянуть меня к себе, намереваясь сбросить со скалы. Я отчаянно упирался в каменистую почву обеими руками, и тварь, видя, что так ей со мной не сладить, изменила тактику — ослабив усилие, с которым пыталась стащить меня с края обрыва, она укусила меня за ногу, причем ее клюв с легкостью пронзил башмак из грубой кожи и отсек мне мизинец. Это, однако, оказалось роковой ошибкой с ее стороны: теперь мне не нужны были обе руки, чтобы удержаться на площадке, а боль в ноге и смертельный страх удесятерили мои силы. Взмахнув тесаком, я нанес противнику сокрушительный удар, однако мне не удалось освободиться тотчас же, ибо морской Дьявол каким-то образом перехватил мой клинок. К счастью, я успел вырвать его до того, как чудовище стиснуло его мертвой хваткой (надеюсь, при этом я основательно поранил его мерзкие конечности, хотя это и было маловероятно, поскольку твари, хватая какой-то предмет, не обвивали его щупальцами, а присасывались к нему), и тут же нанес еще один удар, оказавшийся намного более удачным, так как раненая тварь отпустила меня, и я торопливо вскарабкался на площадку, где мог чувствовать себя в относительной безопасности.
После этого вылазки тварей уже не возобновлялись, однако мы оставались настороже, не зная, не предвещает ли наступившее затишье новой, еще более грозной атаки. Но ничего не произошло, и мы до самого рассвета нервно сжимали в руках оружие и пристально всматривались в темноту: луна в ту ночь так и не вышла из-за туч, затянувших все небо, даже долгожданное утро показалось нам неприветливым и хмурым.
Как только стало достаточно светло, мы поспешили осмотреть долину внизу, но нигде не было видно никаких признаков напавших на нас чудовищ; похоже, морские дьяволы утащили в морскую пучину всех своих мертвых и раненых, и нам так и не удалось рассмотреть их при свете дня. Впрочем, несмотря на отсутствие трупов, земля у обрывов оказалась густо полита кровью и покрыта слизью, от которой продолжал исходить тошнотворный запах; мы, однако, от этого почти не страдали, ибо ветер относил смрад в море, а мы дышали чистым и свежим воздухом.
Удостоверившись, что опасность миновала, боцман созвал нас к центральному костру, в котором еще догорали остатки нашей метательной машины; именно тогда мы впервые заметили, что пропал один из матросов. Разумеется, мы тотчас отправились на поиски; сначала осмотрели площадку, потом спустились в долину и наконец обошли почти весь остров, но не нашли никаких следов нашего товарища.
Первые известия с корабля
У меня сохранились весьма печальные воспоминания о том, как мы обследовали долину в поисках Томпкинса, так звали пропавшего матроса. Когда стало ясно, что на площадке его нет, боцман выдал каждому по галете и большой чарке рома и только потом повел нас вниз, приказав держать оружие наготове. Спустившись с утеса на пляж, где находился наш первый лагерь, мы двинулись вдоль линии, где заканчивались скалы и начиналась странная, губчатая почва долины; по пути мы внимательно осматривали окрестности на случай, если наш товарищ сорвался с площадки и теперь лежит мертвый или раненый где-то поблизости, однако ничего не нашли. Потом мы отправились к центру долины — к глубокой яме-колодцу; здесь мы увидели, что грязь по берегам ее сплошь испещрена следами тварей и покрыта слизью; во многих местах виднелись пятна крови, похожей на человеческую, но никаких следов Томпкинса мы не обнаружили. В конце концов прочесали всю долину и вышли к побережью, на котором брали топливо для костров и которое было обращено к бескрайнему плавучему континенту, но и здесь не заметили ничего подозрительного, пока не приблизились к подножью утеса в том месте, где скалы обрывались прямо в воду. Здесь я вскарабкался на уступ, с которого обычно рыбачили наши матросы, думая, ведь если Томпкинс все же сорвался с площадки, то вполне мог упасть в море, глубина которого составляла здесь от десяти до двадцати футов. Поначалу, однако, мне в глаза не бросилось ничего примечательного; только потом я заметил в воде слева какое-то белое пятно и двинулся в ту сторону.
Довольно скоро я убедился, что вижу труп одного из морских дьяволов. Мне, однако, никак удавалось рассмотреть его как следует, так как он был почти скрыт под поверхностью воды, по которой то и дело пробегали рябь и маленькие волны. Все же я увидел, что тварь плавает, свернувшись в клубок и немного кренясь на одну сторону; доказательством того, что она мертва, служила рана на шее — такая глубокая, что голова едва держалась на теле. Больше ничего рассмотреть не удалось, и, вернувшись к товарищам, я рассказал им о том, что видел. Теперь мы были совершенно убеждены, что бедняга Томпкинс погиб, поэтому решено было прекратить поиски, однако, прежде чем мы отправились восвояси, боцман вскарабкался на тот же скальный выступ, чтобы своими глазами увидеть мертвую тварь; его примеру последовали и другие матросы, ибо каждому было любопытно увидеть при дневном свете, что за чудища напали на нас ночью. Наконец, рассмотрев тварь так подробно, как только позволяла волнующаяся поверхность воды, мы вернулись на противоположный берег острова, где стояла наша шлюпка, — хотелось удостовериться, что она не пострадала. Как выяснилось, шлюпка была совершенно цела, хотя по подсыхающей слизи и длинным бороздкам, оставшимся на мягком песке, мы сразу поняли, что твари побывали и здесь. Немного погодя один из матросов крикнул, что могила Джоба, которая, как я уже говорил, находилась неподалеку от нашего прежнего лагеря, выглядит как-то странно. Обратив свои взгляды в ту сторону, мы увидели, что могильный холмик действительно потревожен; бросившись к нему, мы убедились, что могила пуста — твари выкопали мертвое тело, не оставив ровным счетом ничего, что напоминало бы о нашем погибшем товарище. Открытие это заставило нас испытать еще больший ужас перед морскими дьяволами, ибо теперь мы знали, что эти упыри даже мертвых в могилах не оставляют в покое.
