Лариса Капицына - Дело №346
Через пару минут в кабинет ворвалась нервная раздражительная тетка с короткой стрижкой, в джинсах и кроссовках. Она была в ярости! Не здороваясь с Вадиком, она немедленно накинулась на редактора и потребовала объяснить почему ее отрывают от работы в самый разгар съемок? В чем дело? Вадику подумалось, что из них двоих начальник – эта сумасшедшая. Молодой человек смутился и сделал строгое лицо:
– Успокойся! Сейчас я тебе все объясню.
Но она не унималась. Она схватила со стола редактора пачку сигарет, закурила, сказала, что, конечно, она готова выслушивать объяснения, ведь у нее куча свободного времени! Просто вагон. Тем более, что оплата у нее почасовая. И ей еще предстоит тащиться с аппаратурой на другой конец города, потому что одна владелица бутика пожелала, чтобы съемки проходили у нее в загородном доме. Но он, редактор, и не подумал отговаривать эту вздорную сучку, хотя прекрасно знает, что там дерьмовый «свет», поэтому на снимках клиентка будет выглядеть на сто лет старше и примчится сюда жаловаться и качать права. Но ему, разумеется плевать на эти нюансы!
Когда она узнала, что от нее хотят, она прямо-таки взбесилась.
Она забегала вокруг стола, грохнула об стол пачкой журналов. Какого черта, вообще? Зачем ей задают дурацкие вопросы по поводу съемки, которой даже и не было. Действительно, в этот четверг Чернов или как там его, приехал сюда, но не подъехала его жена – наверняка заболталась с подружками, чертова барби! Он прождал ее с трех до четырех, звонил ей несколько раз, а потом уехал. Она потеряла целый час времени и была вне себя от злости, просто кипела! Записку о том, что клиент отменил презентацию, она положила ему на стол в тот же день. Но он, конечно, ее не читал. Стоит ли читать всякую ерунду? Кругом одни делетанты, любители, изображают из себя редакторов, а у самих молоко на губах не обсохло…
– Не ори! – повысил голос редактор. – Здесь не шутки. Пропал человек. Следователь ведет дело. – и указал рукой на Вадима. Она уставилась на него как на идиота, а потом вдруг расхохоталась.
– Следователь? Вот это следователь? Ну, считай дело раскрыто. – Напоследок она обозвала и Вадика и редактора юными идиотами и выскочила из кабинета, громко хлопнув дверью.
– Вы не обращайте внимания. Она невозможный человек, но как профессионал – выше всяких похвал. Ейпросто нет равных. Если она говорит, что Черных был здесь с трех до четырех, значит, так оно и было. У нее отличная память.
Группа, что работала в доме у Черных, обнаружила следы только трех человек, самой убитой, ее мужа и еще подозрительные мужские следы, довольно грязной мужской обуви и отпечатки мужских пальцев.
Черных объяснил, что в тот день, с утра приходил техник, чинить сигнализацию.
Техник, молодой парень, почти мальчишка, подтвердил, что в четверг утром, часов в девять, был в доме Черных, исправил контакт и уехал. Это заняло у него не больше двадцати минут. Оба, и хозяин и хозяйка, были еще дома. Вели себя как обычно. Черных собирался на работу, спешил, торопил его, хотя он и так работал быстро. Когда он уходил, сунул ему пятьсот рублей за расторопность. Все.
Домработница в тот день не выходила, уехала к сестре на дачу. Выходной попросила заранее, предупредила хозяйку. Что она может сказать? Чудесная пара. Интеллигентная, воспитанная. Приятно работать у таких людей. И, конечно, она в ужасе от того, что случилось. Особенно странно, что это случилось с Ниночкой, ведь она даже из дома редко выходила, бедняжка, такая была домашняя. Съездит по магазинам, а потом возвращается домой, сидит в саду с книжкой, все думает о чем-то. Правда, несколько дней назад, она слышала, как Ниночка говорила по телефону, должно быть, мужу, что жалеет обо всем, просила ее не отговаривать, и она подумала, что они говорят о разводе. Расстроилась. Потому что, если что придется искать новое место, а она привыкла к этому дому.
На сумочке, на телефоне, на вещах – везде были отпечатки пальцев убитой и Черных. Он сказал, что по другому и быть не могло. Ведь когда он приехал домой и не застал ее, теряясь в догадках, просмотрел ее телефон, обыскал сумочку в поисках документов.
Последний звонок она сделала в двенадцать часов дня. Об этом звонке Черных говорил следователю. Она разговаривала с ним спокойно, говорила, что сейчас начнет приводить себя в порядок, чтобы выглядеть на «все сто». Рассказывая об этом, Черных грустно улыбнулся. Это была их семейная шутка, как название клиники.
После двенадцатичасового звонка, на телефоне – куча пропущенных, от Черных. В пятнадцать тридцать она уже не брала трубку, и даже если была еще жива, то на звонки уже не отвечала. Если и были другие звонки, то их удалили: либо сама жертва, либо убийца, либо Черных.
С трех до четырех он сидел в редакции, ждал свою жену. Потом поехал домой. По пути заехал в продуктовый магазин в центре города, долго выбирал бутылку хорошего вина, чтобы распить его вечером с женой. В магазине несколько человек вспомнили его, потому что ему не понравилась поврежденная этикетка и он попросил другую бутылку. Пришлось идти на склад. Около пяти часов его видела соседка из дома напротив. Они не только поздоровались, но и поболтали немного. Значит, когда с его женой случилось несчастье, он никак не мог находиться дома.
Сам он выглядел подавленным и жалким. Но когда ему сообщили, что у его супруги по-видимому была связь на стороне, тотчас вышел из себя. Сказал, что не верит этому. И никогда не поверит. А откуда пошли эти грязные сплетни, он догадывается. И жестко выругался в адрес Квасковой. Неудовлетворенная стерва всегда завидовала их счастью, потому что когда-то он имел дурость с ней связаться, а она до сих пор никак не может успокоиться, сумасбродная стерва, даже перед памятью покойной сестры не устояла, полила ее грязью.
Он пообещал Мешкову, что в ближайшее время никуда не уедет, а после похорон пострается до предела загрузить себя работой. Другого способа заглушить в себе эту страшную боль, он просто не знает.
На кладбище он стоял рядом с гробом бледный, одеревеневший, в окружении респектабельных знакомых, солидных мужчин в черных костюмах и дамах в широких черных шляпах и темных очках. Как только приближалась новая пара, он мгновенно приходил в себя, сдержанно принимал слова сочувствия, жал руки мужчинам, позволял женщинам обнимать себя, слушал утешающие слова, кивал с признательностью. Он первый, после того, как четверо работяг опустили гроб в могилу, бросил на него горсть земли…
Вадик следил за церемонией издалека, хотел увидеть одинокого мужчину, который вел бы себя не так как остальные, может быть, так же как и он, держался бы в стороне, чтобы не привлекать к себе внимания. Но проститься с покойной и поддержать ее мужа пришли в основном семейные пары. Из сотрудников клиники здесь были только Серова и Федотов. Они держались особняком, чувствуя себя неловко среди этой разряженной публики, от которой за версту несло деньгами. Серова плакала и прижимала к глазам платочек. Федотов переживал церемонию не слишком эмоционально, стоял, сложив руки на груди, иногда поглаживал Серову по плечу, кажется, даже зевнул один раз. Если он и был в связи с умершей, то по его лицу этого никак не скажешь. Вадик слегка напрягся, потому что толпа раздвинулась и у могилы появилась Кваскова: в черном плаще и темных очках, резкая, угловатая, она бесцеремонно растолкала толпу, захватила пригорошню земли и бросила вниз. Сегодня она со снисходительной усмешкой оглядывала тихо плачущих дам, и как-то не верилось, что накануне эта женщина могла плакать, а тем более рыдать.
