Ольга Михайлова - Сладость горького миндаля
На полу посреди комнаты лежала мисс Сьюзен Сэмпл в разорванном и окровавленном на груди платье. Сердца в её груди не было.
Монтгомери почувствовал, как на голове его зашевелились волосы: по всей комнате виднелись всё те же следы — хищные, окровавленные и когтистые. В распахнутое окно задувал, с шумом вздымая штору, холодный ветер. Истошный визг горничной и экономки звенел в ушах, рыдания завывали в такт порывам ветра. В комнате стоял странный запах — болотной гнили и чуть-чуть тянуло плесенью.
Первым опомнился Корбин. Он ринулся к плачущей горничной, резко схватил её за плечи и встряхнул.
— Мэри, не кричите! — та умолкла, точно захлебнулась слезами, Корбин же сразу обернулся к визжавшим женщинам и тихо, но внушительно сказал, — Дороти, Энн, замолчите. Уведите Мэри в её комнату, помогите ей прийти в себя. Принесите нюхательную соль, пошлите за доктором в Сохэм. Быстро.
Как ни странно, его голос подействовал на женщин с магической властностью, кричавшие умолкли и, чуть слышно всхлипывая и поддерживая трясущуюся девушку, торопливо вышли из комнаты. Полицейский, молча стоявший в углу, прислонясь к стене, теперь на ватных ногах подошёл к телу. Брук был сильно бледен, но, как заметил Монтгомери, проводил осмотр, несмотря на явную дурноту, достаточно педантично.
В комнате появился сэр Джеймс, как заметил Монтгомери, с зубочисткой в руках. Глаза его спокойно обежали комнату, труп и полицейского, стоявших у стены гостей Корбина. Затем он прислонился спиной к шкафу и начал методично чистить зубы.
Вскоре в коридоре послышались быстрые шаги, в комнате распахнулись двери, и в проёме появились Эдвард Марвилл и Чарльз Говард. Первый сначала оглядел толпу, потом опустил глаза к полу и побелел, как мел. Говард, чьи глаза сразу упёрлись в труп и полицейского, тоже побледнел, закусив губу и отвалившись к дверной раме. Он тихо прошептал: «Сьюзен…», и умолк. Эдвард же Марвилл довольно быстро пришёл в себя и тихо спросил у Корбина, где Кэтрин? Узнав, что, наверное, у себя, ничего не сказал, только опустил глаза.
Брук спросил Говарда и Марвилла, почему они подошли столь поздно? Оба джентльмена, нисколько не растерявшись, почти хором ответили, что оба были на прогулке в парке, дошли, беседуя, до конца аллеи, и только оттуда услышали крики. Сначала даже не поняли, что за звуки, потом поспешили в замок.
Герцог видел, что оба говорят правду, да и, признаться, трудно было предположить, что кто-то из них мог быть причастен к этой ужасной смерти, слишком уж невысокого мнения придерживался Монтгомери о смелости этих джентльменов.
Да и что скрывать? Он никого не подозревал. Не только Говард и Марвилл тут были явно ни при чём, но кто вообще мог совершить подобное? Это никому не под силу. «Безумный, страшный день, просто кошмар, — пронеслось в голове милорда Фредерика. — Мало двух мертвецов в склепе, так ещё и третий гроб… Но кто это, Господь всемогущий, кто это творит? Почему?»
Весь оставшийся день был бестолково-надрывным, всё пошло кувырком. Дождь за окном не смолкал ни на минуту, из плотницкой принесли гробы для двух погибших джентльменов, их тела на носилках уже доставили в замок, протрезвевший плотник получил указание сделать ещё один гроб — теперь для семейного склепа, но потом это приказание было отменено, Корбин решил заказать гроб в Сохэме. Две горничных попали Корбину под горячую руку, запросив расчёт, но не получив ничего, кроме приказания умолкнуть и исчезнуть с глаз долой. Корбин метался по замку, как потерянный, из коридора то и дело слышался его голос, зовущий лакеев.
Леди Хильда, бледная и молчаливая, без единого вопроса направилась в свои покои, сопровождаемая служанкой и Эдвардом Марвиллом, который весьма кстати догадался предложить растерянной герцогине руку. Чарльз Говард проводил их тяжёлым взглядом, но вынужден был остаться в покоях Сьюзен.
Говард был подлинно выбит из колеи и растерян. Утреннее известие о гибели Хилтона и Грэхема, что скрывать, основательно порадовало его. Он и мечтать не мог о подобном — и вот, удача! Теперь оставалось отделаться от Сьюзен и попытаться обольстить герцогиню.
Но были и два «но». Во-первых, не следовало всё-таки разрывать со Сьюзен, пока не ясно, удастся ли ему понравиться леди Хильде. Он рисковал, погнавшись за двумя зайцами, не поймать ни одного. Во вторых, теперь опасным конкурентом становился Марвилл, который, естественно, тоже не захочет упустить свой шанс.
И вот теперь — внезапная гибель Сьюзен. Жуть этой смерти, при всем его равнодушии к невесте, на минуту ошеломила и смертельно перепугала. Она заставляла предположить, что упорно отрицаемое Генри Корбином призрачное чудовище Блэкмор Холла — всё же не выдумка кухарок. Оно реально, причём, настолько, что способно убить. Хилтон и Грэхем, что и говорить, два глупца, игравшие с опасностью, и потому — сам виноваты, но Сьюзен ни с чём не играла. Выходит, опасности подвергается любой, живущий в замке?
От этой мысли у Говарда похолодело на сердце.
Ему вдруг захотелось немедля, прямо сейчас, уехать. Чарльз вообще всегда отличался особой, почти женской чувствительностью, был мнителен и не очень смел. Но все его предчувствия мгновенно отступили, едва он поднял глаза и увидел в углу спальни леди Хильду. Чёрт возьми, так ведь теперь не будет никаких помех со стороны постылой невесты!
Говард приободрился. Марвилл будет всё равно связан присутствием мисс Монмаут, а он-то теперь свободен. Надо просто дождаться похорон и осторожно приступать к действиям. Его скорбь по поводу безвременной гибели мисс Сэмпл — прекрасный повод заговорить с герцогиней. Как пережить потерю близкого, пусть она поделится с ним опытом, ведь она тоже потеряла дорогого ей человека…
Что же, все складывалось неплохо, Чарльз прошёл в свои покои, приказал привести в порядок смокинг и чёрный траурный шарф. Это украсит его и придаст достаточно скорбный вид на похоронах.
…Да, но чёртов призрак. Неужели он и вправду реален?
Если да, то следовало убраться из Блэкмор Холла подобру-поздорову — и поскорее. Но упустить возможность получить красавицу-герцогиню и восемьсот тысяч фунтов? Тоже глупо. Но если опасность подлинно велика и есть риск лишиться жизни — чёрт с ними, с восьмьюстами тысячами. Жизнь дороже.
Эти размышления были прерваны лакеями, поднявшими мисс Сэмпл на постель. Говард воспользовался этими минутами, чтобы покинуть спальню и, миновав пару лестничных пролётов, зашёл в бильярдную. Там сидели улыбавшийся Марвилл и хмурый милорд Фредерик, а мистер Гелприн мастерски гонял шары по зелёному сукну бильярда. Последний одновременно рассказывал, что констебль с помощником уехали в Сохэм, Корбин отправил нарочных в имения покойников, а сейчас граф поехал в Фордхэм за приходским священником. Похороны мисс Сэмпл состоятся, видимо, завтра.
