Джонатан Кэрролл - Кости Луны
Мы ехали в такси по направлению к центру — вместе с Мей. На Третьей авеню за Шестидесятой стрит открылся новый шикарный ресторан «Будущее молнии», и во всех глянцевых журналах только о нем и писали. Недавно позвонил Дэнни и, как было предсказано, заявил, что у мамы ухудшение, ему придется задержаться в Северной Каролине. На посторонние предметы мы не отвлекались, и разговор вышел слишком краткий. Негромкий убедительный голос мужа снова напомнил о том, как мне нравится с ним болтать. Треп был нашим излюбленным хобби, и без того, чтобы периодически почесать языком, жизнь определенно казалась не в радость. Впервые за все время, что мы вместе, нам пришлось расстаться на такой долгий срок, и я даже не ожидала, насколько привыкла полагаться на его присутствие.
Прежде чем повесить трубку, он предложил, что раз его все равно не будет, почему бы мне не пригласить Элиота куда-нибудь на обед. Приглашу, пообещала я, и, попрощавшись, мы оба ждали, кто первым повесит трубку.
Беседа с Дэнни напоминала неспешную прогулку по любимым, до мелочей знакомым местам. Тогда как разговор с Элиотом походил на вечер за уличным столиком в суетливом итальянском ресторане. Слова и мысли его беспорядочно метались, как ребятня на оранжевых самокатах. Взрывы шума, цвета, гудки, невероятные сочетания — рехнуться можно. Темп редко снижался до того, чтобы собеседник мог на чем-нибудь сосредоточиться, но результат был несомненно освежающим.
— Каллен, хватит меня так скептически разглядывать! У меня что, голова зеленая? Мей, твоей маме до просветления еще пахать и пахать!
— Вовсе я не скептически, просто волнуюсь. Элиот, что, если эти «силы», или кто они там, будут усиливаться? Знаешь, о чем я весь день думала? Помнишь диснеевский мультфильм «Ученик чародея»? Чародей уходит и оставляет на видном месте волшебную палочку; ученик берет ее…
— …не может с ней совладать, и тут такое начинается! Каллен, это один из моих любимых фильмов.
Думаешь, я никогда не был маленьким? Ну сколько раз тебе говорить: если способности усилятся, главное — не пороть горячку. Убедись сперва, как и в чем они усилились, а потом думай.
Я немного удивилась, когда он коснулся моей щеки и провел пальцем до подбородка.
— И не забывай: если что вдруг, я всегда рядом. Я сжала его ладонь и осторожно прикусила палец.
— Я и не забываю. Даже не знаю, что бы мы без тебя делали.
«Будущее молнии» было декорировано с претензией, как бы под дзен-буддистский монастырь: нелакированный паркет «елочкой», белые столы, стулья гнутой древесины плюс посередине ни к селу ни к городу сад камней. Стоявшая в углу большая пальма в кадке выглядела одиноко и неуместно.
— Каллен, не оборачивайся сразу, но… смотри, кто там слева.
Жестикулируя свиным ребрышком, Вебер Грегстон что-то втолковывал красивой и знаменитой Джун Силлман, блеснувшей в «Горе и сыне». От неожиданности кожа у меня покрылась мурашками, словно рябь на волнах в свете прожектора.
Метрдотель провел нас к столику в другом углу зала. Оно и к лучшему: я сама толком не понимала, хочу говорить с Вебером или нет.
— Что скажешь, Каллен?
— Даже не знаю. С одной стороны, хотелось бы с ним пообщаться, но с другой — совершенно не хочется. Боюсь, что все еще больше запутается.
Как раз тут Мей схватила мой стакан с водой и швырнула на пол. Блямс! Спасибо, Мей. Тут же прибежал официант с тряпкой и шваброй, но звону было на весь зал, и многие оглядывались.
— Он идет!
— Идет? Элиот, я места себе не нахожу.
— Привет, Вебер.
— Привет, Элиот. Привет, Мей Джеймс. Привет, мам Джеймс. — Он погладил Мей по головке, обошел вокруг стола и чмокнул меня в щеку. — Куда вы подевались? Как ни позвоню, никого нет дома.
— Мы с мужем на несколько дней уезжали в Италию. Вернулись только что.
— Ладно, слушайте, нам с вами обязательно надо кое-что обсудить. Насчет последнего сна.
Лицо его было таким серьезным, что мне стало не по себе. Вебер покосился на Элиота, как бы спрашивая, в курсе ли тот рондуанских дел.
— Вебер, я знаю о снах. Она мне все рассказала.
— Прекрасно, тогда сразу к делу.
Он стал садиться, но увидел, как Элиот кивает на его стол, где покинутая Джун Силлман явно начинала скучать[74].
— Джун может подождать. А сон — нет. Каллен, вы уже знакомы с Огненным Сэндвичем? Встречали его?
— Нет.
— А он говорит, что знает вас. Сказал, что друг Пискуна.
— Вебер, что за Пискун такой?
— Вы и его не знаете?
— Не-а. Ни о том ни о другом слыхом не слыхивала.
— Ладно, не в том суть. Недели две назад сны вдруг прекратились. До того — каждую ночь, ярче и ярче, а потом — как отрезало. Я этого не понимаю: только что все было в красках, в лицах, а следующей ночью — бац, и ничего. Похоже, не бывать мне больше на Рондуа. Но, Каллен, последний сон — это просто что-то с чем-то. Кровавые битвы, незнакомые звери… Понимаете, о чем я. Так вот, я говорил с этим Огненным Сэндвичем. Он рассказал, что вам предстоит биться с Джеком Чили и что Чили знает, как вас одолеть.
— Вебер, я в курсе.
Он хотел что-то добавить, но осекся и странно поглядел на меня:
— Стало быть, о своем сыне вы тоже знаете? Ну, что с ним происходит?
— Вы это о чем?
— Не знаю даже, говорить или нет…
— Говорите немедленно.
— Он ведь погибает.
7
Расстаться с мистером Трейси оказалось легче, чем я себе представляла. Втроем мы медленно шли по опустевшему лугу. Ни серебристого дирижабля, ни музыки, ни экзотических говоров и смеха вокруг сотен костров. Войско отправилось по домам ожидать исхода нашего противостояния с Джеком Чили — решающего противостояния.
— Если бы я мог еще чем-нибудь помочь… Совсем недавно, Пепси, я думал, что кое-что могу, но наш друг Марцио меня разубедил.
— Как по-вашему, мистер Трейси, мой план сработает?
— Нет. Я уже говорил — и не понимаю, зачем тебе даже пытаться. Джек Чили слишком безрассуден и злобен, чтобы тебя понять. Ты совершенно прав, и от того, что ты предлагаешь, всем на Рондуа было бы только лучше; но Чили в принципе не способен понять этого.
В голосе мистера Трейси звучало только поражение.
Что бы с нами потом ни произошло, я была уверена: мистеру Трейси недолго осталось — либо из-за страха, разъедающего организм, словно рак, либо просто от усталости. От него прежнего осталось так мало, что я в некотором смысле была рада, что мы не будем присутствовать, когда упадет занавес. Сила и отвага мистера Трейси так долго нас поддерживали. Увидеть, как они иссякают до последней капли, грозило приступом вселенской скорби.
