Кларк Смит - Затерянные миры
Вальцейн быстро нашел дом. Бельдит была одна. Она встретила его тоскливой и беспокойной улыбкой, которая не оставила никаких сомнений в ее личности.
— Насколько я понимаю, ты все-таки выяснил правду, — произнесла она. — Я хотела вскоре открыться тебе, ибо обман не мог продолжаться дольше. Ты рассержен?
— Я прощаю тебя, — грустно ответил Вальцейн. — Но почему ты вводила меня в заблуждение?
— Потому что ты именно этого хотел. Женщина старается не разочаровывать мужчину, которого любит, и любая любовь основана на обмане. Как и ты, Вальцейн, я устала от удовольствий. И стала искать одиночества в старом некрополе, таком далеком от мирских соблазнов. Ты тоже пришел, ища одиночества и покоя — или неземной призрак. Я сразу тебя узнала. И я читала твои поэмы. Зная легенду о Морфилле, я решила поиграть с тобой. Но заигравшись, я полюбила тебя. Вальцейн, ты влюбился в меня в облике ламии. Сможешь ли ты теперь любить ту, кто я на самом деле?
— Это невозможно, — заявил поэт. — Я боюсь, что меня опять постигнет такое же разочарование, которое испытал с другими женщинами. И все же я благодарен тебе за те часы, что мы провели вместе. Это было лучшее, что мне довелось испытать — хотя я любил то, чего не существовало, да и не могло существовать. Прощай, Морфилла. Прощай, Бельдит.
Когда он ушел, Бельдит упала на свое ложе, зарывшись лицом в подушки. Она немного поплакала, и слезы намочили дорогую ткань, которая быстро высохла. Потом она довольно-таки проворно вскочила на ноги и занялась домашними делами.
Через некоторое время Бельдит вернулась к своим романам и пирушкам Псиома. Возможно, в конечном счете ей и удалось обрести покой, который может быть дарован тем, кто стал чересчур стар для удовольствий.
Но Вальцейн так и не нашел исцеления от своего последнего и самого горького разочарования. Не мог он вернуться и к утехам своей прежней жизни. Поэтому в конце концов он покончил с собой, вонзив в шею острый нож в том самом месте, где его укусили зубы лже-ламии, выпустив немного крови.
После своей смерти он забыл, что умер, забыл недавнее прошлое со всеми его происшествиями и обстоятельствами.
Он помнил лишь свой разговор с Фамурзой, и выйдя из его дома и из города Амбри, мертвый поэт отправился по дороге, ведущей к заброшенному кладбищу. Охваченный внезапным побуждением, он взошел по пологому склону к мраморным надгробиям, поблескивавшим в свете растущей луны.
Добравшись до обширной ровной площадки на вершине холма, где чахлые карликовые тисы боролись с можжевельниками за место между покрытыми лишайниками плитами, он вспомнил историю, о которой упомянул Фамурза. Ламия, по слухам, обитала в некрополе. Вальцейн хорошо знал, что Фамурза не из тех, кто верит в подобные легенды, он хотел лишь посмеяться над его похоронным настроением. И сейчас, по своей прихоти, ученик начал играть с воображаемым образом некого существа, неизмеримо древнего, прекрасного и губительного. Оно жило среди древних надгробий и ответило бы на призыв человека, который, сам в это не веря, тщетно жаждал бы появления этого сверхъестественного создания.
Пройдя между могильными камнями, озаренными лунным светом, он вышел к величественному мавзолею, почти не тронутому разрушением, все еще возвышающемуся в центре кладбища. Под ним, как говорили, находились необъятные склепы, где лежали мумии членов давно вымершей королевской династии, правившей над городами-близнецами Амбри и Псиомом в прошлые века. Принцесса Морфилла принадлежала к этой династии.
К его изумлению, на упавшей колонне позади мавзолея сидела женщина или, по крайней мере, существо, казавшееся женщиной. Он не мог отчетливо ее разглядеть, ибо тень от надгробия окутывала ее тело. Только лицо, подставленное свету восходящей луны, тускло белело в сумраке. Профиль был тем самым, который Вальцейну доводилось видеть на античных монетах.
— Кто ты? — спросил он с любопытством, которое заставило его отбросить всякую вежливость.
— Я — ламия Морфилла, — ответила она.
НЕКРОМАНТИЯ В НААТЕ
О, как сладка загробная любовь
Меж мертвых, что не знают больше горя.
Как терпкое вино, она их ледяную кровь
Волнует в Наате, за бурным морем.
Песня галерных рабов.Ядар, принц кочевого народа полупустынного края, называемого Зирой, обошел уже многие и многие земли. Его путеводная нить зачастую была эфемернее разорванной паутинки. Вот уже тринадцать лун он искал Далили, свою нареченную. Работорговцы Ша-Карага стремительно и коварно, словно пустынные стервятники, похитили ее из родового стойбища вместе с девятью другими девушками, пока Ядар со своими людьми охотился на черных зиранских газелей. Страшным было горе Ядара и ужасен гнев, когда вечером он вернулся к опустевшим палаткам. Принц дал великий обет найти Далили где угодно: на невольничьем рынке, в публичном доме или в гареме — живую или мертвую, потратив один день или же долгие годы.
Юноша переоделся торговцем коврами и в сопровождении четырех слуг в подобающих одеждах объехал все столицы Зотика, жадно прислушиваясь к слухам на базарах. Шло время, один за другим от неведомых болезней и трудностей пути умерли его спутники. Наконец, после долгих бесплодных блужданий в одиночестве, он вступил в Орот — порт на западном побережье Зилака.
Здесь переодетый принц услышал сплетни, которые могли иметь отношение к его невесте. Жители Орота до сих пор судачили об отплытии богатой галеры с прекрасной чужеземной девушкой, по описанию похожей на Далили. Император Зилака купил ее и отправил в подарок правителю далекого южного королевства Йорос в честь заключения между двумя странами дружеского договора.
Вновь обретя надежду найти возлюбленную, Ядар сел на корабль, идущий в Йорос. Это была маленькая торговая галера с зерном и винами. Она плавала на север и на юг, но никогда не отваживалась выйти в открытое море, а тесно прижималась к извилистым западным берегам Зотика. Ясным летним днем мореплаватели покинули порт в предвкушении неторопливого, безмятежного плавания. Но на третий день с низких берегов, вдоль которых они шли, вдруг задул бешеный ветер, небеса омрачились тучами. На корабль опустилась непроницаемая мгла, подобная ночи, буря подхватила суденышко и понесла в непроглядную бушующую даль.
Только через два дня ветер умерил свой гнев и превратился в еле уловимый шелест, а небеса очистились, являя светлый лазурный свод. Но нигде не было видно земли, и тишину нарушал только шум воды, все еще беспокойно волнующейся, несмотря на отсутствие ветра. Волны стремились на запад таким сильным потоком, что галера не могла противостоять ему. И это странное течение, больше похожее на подводный ураган, пленило судно.
