Алексей Атеев - Пригоршня тьмы
– Кто тут?! – снова крикнул он. Где-то в отдалении раздался шорох. В доме явно кто-то присутствовал.
«Какой идиот играет со мной шутки?» – зло подумал Шебалин. Он в растерянности стоял в коридоре, не зная, что предпринять. В конце коридора имелась еще одна дверь, и он, не задумываясь, распахнул ее. Комната служила, по-видимому, чуланом. Шебалин натолкнулся на угол не то сундука, не то комода. Совершеннейшая темень! Был бы фонарик! Впрочем, может, все-таки здесь имеется освещение? Он пошарил рукой по стене. Нащупал выключатель. Тусклая лампочка под потолком осветила груды старой мебели, каких-то деревянных конструкций непонятного назначения и другого хлама. Шебалин прислушался. Тихо. И все же его не оставляло ощущение, что кто-то внимательно за ним следит.
В потолке чулана виднелся люк, который, очевидно, вел на чердак. К люку была приставлена шаткая лестница. Шебалин с сомнением потрогал перекладины. Они были не только хлипкими, но и достаточно гнилыми. И все-таки он решился. Медленно, застывая на несколько секунд на каждой перекладине, он лез вверх. Лестница трещала, а одна перекладина переломилась, но он был уже наверху. Он приподнял люк и огляделся. Здесь и вовсе было темно. Сквозь прохудившуюся крышу били, пронзая мглу, косые солнечные лучи. Постепенно глаза привыкли, и Шебалин, пачкая брюки, пролез сквозь люк. Вначале он ничего не увидел. Потом показалось, что в дальнем углу чердака кто-то стоит. Ощущение было не из приятных. Он поежился и замер. Нечто, стоящее в углу, не подавало признаков жизни.
– Кто тут?! – хрипло спросил Шебалин. Ответом было молчание.
Шебалин медленно двинулся по направлению к силуэту. Почудилось, что там затаилась огромная летучая мышь. Шагов за десять в неверном свете просачивающихся сквозь щели солнечных лучей он различил, что перед ним повешенный. Это была горбунья. Она болталась на перекинутой через стропила толстой веревке. Лицо Шебалин различил с трудом, но чувствовал: оно было ужасно. Горбунья медленно поворачивалась, внезапный луч света осветил ее перекошенное лицо, выкаченные глаза… Горбунья, казалось, злорадно ухмылялась и показывала Шебалину язык: «Что, взял?!»
Некоторое время Шебалин стоял, не в силах пошевелиться, затем опрометью бросился вон. Минут через сорок он снова был здесь вместе с оперативной группой. К смерти старухи оперативники отнеслись довольно хладнокровно. «Наконец-то! – не стесняясь, заявил один из них. – Черт взял эту старуху!» Шебалин и сам не понимал, что на него так подействовало. Ведь он-то, слава богу, навидался за свою жизнь и утопленников, и удавленников, и разных прочих самоубийц. Все было!
– А где ее сестра? – спросил старший группы. – Вы ее не застали? – поинтересовался он у Шебалина.
Тот отрицательно мотнул головой.
«Почувствовала небось, старая сволочь, что ей несдобровать. На нее ведь было заведено уголовное дело. Вот и повесилась. А сестрица, должно быть, в церкви, грехи замаливает. Придет, то-то удивится!»
– Я только одного не пойму, – обратился оперативник к Шебалину. – Что вы, Николай Ильич, делали в этом доме? Вообще вас окутывает атмосфера таинственности. В злосчастных событиях вы принимали участие, теперь вот здесь появились…
– Я ищу сбежавшего из психиатрической больницы больного, – в который раз начал объяснять Шебалин. – Мне удалось выяснить, что он погиб на площади, затем из морга его забрала Амалия Угрюмова и сама же похоронила.
– Так-так.
– Я пришел к ней в дом в надежде выяснить кое-какие детали.
– Интересно, какие же?
– Если уж быть до конца откровенным, то этот больной похитил десятилетнюю девочку.
– Ничего себе!
– Родители поручили мне разыскать ребенка.
– И вы нашли?
– Нашел. Именно тогда, на площади… Она стояла рядом с этим больным. В момент грозы его поразила молния. Я забрал девочку и увез домой, к родителям.
– Ничего не понимаю… С какой целью похищен ребенок?
Шебалин пожал плечами.
– Именно это я и хочу выяснить. Потому и вернулся в Калинск.
– А по какой причине вы сразу не обратились в следственные органы?
– Почему же? Я беседовал с покойным Крюковым, но он дал мне от ворот поворот. Ты, мол, частный сыщик, вот и ищи сам.
– Ясно. Девочка найдена. Так чего же вам еще надо?
– Повторяю. Я хочу прояснить все перипетии этой истории до конца.
– Что вы собираетесь делать дальше?
– Встретиться с сестрой Амалии, ее, по-моему, зовут Фросей. Может, она что-то расскажет?
– Значит, пока уезжать из Калинска вы не намерены?
– Сегодня, во всяком случае, нет.
Но и назавтра планам Шебалина не суждено было сбыться. Фрося как в воду канула. Он несколько раз приезжал к дому сестер, но в нем было по-прежнему пусто. Расспросы старушек, сидящих на лавочках возле многоэтажек, тоже ни к чему не привели. Фросю никто не видел уже дня три. Шебалин с первой же минуты пребывания в доме Угрюмовых подозревал, что не все в этой истории так просто. И эта уверенность с каждым часом крепла. Однако в милиции, куда он явился со своими соображениями, от него лишь отмахнулись.
– Найдется старуха, – сказал следователь, ведущий дело. – Я вообще не понимаю, чего вы так суетитесь?
Шебалин и сам толком не мог объяснить своей заинтересованности в этой истории. «Получается, все концы оборваны? – спрашивал он себя. – Выходит, что так. Можно уезжать. Старуха, сестра горбатой, скорее всего наткнулась на труп Амалии и со страху где-нибудь спряталась. Скажем, у одной из своих богомольных приятельниц. Или вовсе уехала из города. Например, к родне. Впрочем, не похоже. Глубоко верующий человек вряд ли оставит без погребения труп ближайшей родственницы. Конечно, сестру схоронят и без нее, однако не похоже, чтобы она не пришла проститься с ней. Значит, с Фросей тоже что-то случилось».
Он вспомнил, что санитарка в морге что-то такое сказала по поводу семейки Угрюмовых. А не попробовать ли еще раз поговорить с ней?
У морга сегодня было более оживленно. На машину грузили гроб. Рядом о чем-то вполголоса переговаривалась небольшая кучка людей. Шебалин обошел их, прошел в вестибюль и заглянул в служебную комнату. Здесь было пусто. Он открыл еще какую-то дверь и увидел, что его знакомый патологоанатом и обе санитарки заняты вскрытием очередного трупа.
На санитарках были длинные клеенчатые фартуки, забрызганные кровью, и Шебалин испытал мгновенный приступ тошноты. И снова вспомнилось детство. Лежащая на краю мостовой сбитая машиной собака. Брюхо ее было разорвано, наружу вываливались мутно-розовые внутренности. Собака еще дышала, и кишки мерно поднимались и опадали…
– Сюда нельзя, – подняв голову, сердито сказал патологоанатом Шебалину.
