Сергей Смирнов (Арбенин) - И конь проклянет седока
Я очнулся на закате. Плот приближался к острову со стороны дамбы. Потом, размокший и разваливающийся на части, плот застыл на гниющем мелководье. Я сполз с него и побрел к берегу, едва перебирая ногами в слое загустевшего ила. На берегу чернели коробки домов, а над ними пламенел в последних лучах солнца наполовину облупленный, когда-то белоснежный купол огромного собора.
Добравшись, наконец, до берега, я упал в траву. В глазах рябило от бесконечного мельтешения солнечных бликов, и меня качало, качало, качало. Не знаю, сколько времени прошло, пока я увидел людей, идущих по воде. В полной тишине, с длинными палками в руках, они рядами двигались по мелководью и отражения в воде удлиняли их фигуры, делая их похожими на призраков с рисунков Ярослава Панушки. Я думал, что они мне снятся, и даже не пытался их позвать. Потом они приблизились, я услышал плеск воды и негромкий разговор. Они выходили на берег, а им навстречу из-за заборов и гаражей шли женщины и дети.
— Эй… сюда… я здесь… — прошептал я. Они не слышали.
Я приподнялся и пополз к ним, слизывая кровь, сочившуюся из треснувших губ.
Они заметили меня.
Подхватили, перевели через зловонную, залитую водой низину и подвели к костру. Здесь сидели люди в старых матросских бушлатах. Мне дали воды и позволили отдохнуть. И мы снова пошли вперед, мимо полуразрушенных девятиэтажек, вошли в город, потом под арку в кирпичной стене и по лестнице спустились вниз. Здесь мне дали еды и бутылку с водой. Я поел и улегся на казенный матрац.
Меня разбудили двое в бушлатах и велели идти за ними.
Мы поднялись по лестнице, вошли в мрачную длинную комнату, где за столом сидели несколько человек. Один из них был в форме морского офицера.
— Ты приплыл из Города? — спросил он.
— Да.
— Зачем?
— Спасался от вампиров.
— В Городе давно уже нет людей. Откуда ты?
— Я из другого мира.
Они переглянулись и один из них сказал:
— Он врет. Это лазутчик. Его подослали.
— Нет, я не лазутчик! Я сделал плот, чтобы не попасть в лапы вампиров и тех, нижних людей. На плоту я уснул и река вынесла меня в море.
— Это правда, плот нашли, — произнес кто-то за моей спиной.
— Мы не можем верить тому, кто приплыл оттуда, — покачал головой офицер. — Эта болезнь заразна и неизлечима. Он может заразить всех нас. Остров погибнет.
— Но ведь есть еще… — произнес тот же голос.
— Замолчи! Никто ничего не знает.
Они зашумели все разом, а меня повели назад. Снова была камера с окном под потолком — быть может, это была бывшая комендатура, — мне дали поесть и ничего не объяснили.
Так прошло несколько дней. Меня выводили во двор. Там, среди штабелей проржавевших торпедных корпусов я прогуливался под надзором матроса. Из обрывков разговоров я понял, что здесь укрылись те, которые называли себя Последними.
Прошло еще несколько дней и меня, наконец, перестали стеречь.
Я мог свободно выходить в город, гулять сколько влезет. На ночь я возвращался в комендатуру. Я обошел весь остров. Я видел обычную жизнь обычного провинциального городка — правда, городка, находящегося в осадном положении. На улицах было малолюдно, свободные клочки земли были засажены картошкой. В обветшавших зданиях в центре завывал ветер, знаменитая чугунная мостовая заросла травой. И маленькая пушка больше не стреляла в полдень, и мертвые корабли ржавели в сухих доках.
Остров был по-прежнему красив, как когда-то. И памятник погибшему адмиралу стоял на прежнем месте, хотя буйно разросшиеся кусты забили постамент. В доках цвела зеленая вода.
Последние занимались своими делами — ловили рыбу, копали картошку. На берегу стояли отряды вооруженной стражи. А над фортами по ночам взвмвалось пламя костров, передававших сигналы: все в порядке, опасности нет. Но однажды ночью меня разбудили раскаты. Спросонья их можно было принять за неистовые удары грома, но в промежутках между раскатами слышался характерный треск. И я понял: стреляли пушки, еще, видимо, сохраняемые Последними, и еще — трещали автоматы. Вопли и шум доносились с восточной оконечности острова — как раз оттуда, где стража была особенно блительна.
Охранник вбежал в мою камеру и молча протянул диковатое оружие — что-то вроде копья с невозвратным наконечником.
— Что там такое? — спросил я.
— Они плывут! — кратко ответил охранник и выбежал из камеры.
Я поспешил следом. При свете факелов по улицам бегали люди.
Плкали дети, кричали женщины. Пушка палила с короткими перерывами и ее раскаты гулко и жутко отдавались от стен.
Мужчины спешили в сторону бывшего военного порта и я побежал вместе с ними.
Во тьме, разрываемой выстрелами берегового орудия, кипела ожесточенная схватка. Закованные в железо вампы с ножницами наперевес высаживались с катеров, лодок, пассажирских теплоходиков и бросались в бой. Наверху, у бетонных парапетов их встречали копья островитян. Пушка, послав во тьму последний снаряд, умолкла. Вампы огласили остров радостными воплями. Кое — где им уже удалось прорваться на берег и бой кипел в приморском парке, возле памятника Петру. Хищно щелкали ножницы, скрежетали наконечники копий о металлические нагрудники вампов. Где-то включили сирену и ее раскатистый плачущий крик заглушил шум битвы. Горстку островитян, защищавших парк, окружили вампы. В свете факелов я хорошо видел, как падали защитники острова, сраженные маленькими ножницами, которые вампы метали с большой ловкостью.
Одни из этих ножниц полетели в меня, и я едва успел подставить копье. Ножницы раскрылись, завертелись и улетели вбок. И тут факела почему-то погасли. Во тьме люди слипались в темные кдубки, распадались, бежали куда-то, падали, и казалось, в темноте происходит какая-то жутковатая, непонятная игра.
Кто-то дернул меня за ноги, я упал, ударившись головой о ржавый металлический бордюр. Я лежал и думал лишь об одном — чтобы кто-нибудь наконец выключил эту проклятую, рвавшую душу сирену.
Я не знаю, когда прекратился вой. Подняв голову, я увидел, что уже брезжит рассвет и легкий туман клубится над травой и над телами Последних, раскиданных по кровавой траве.
Я привстал и на четвереньках пополз к берегу. Вокруг стояла глубокая тишина, в пелене тумана высились стройные стволы деревьев, которые можно было принять за замершие фигуры людей.
Потом выплыл и исчез Петр, а впереди показался пирс и корабли, приплывшие из города.
Я подумал, что, может быть, стоит попытаться угнать один из кораблей. Куда? Не знаю, но море бесконечно, не у финнов, так у шведов, не у них, так у немцев, может быть, можно будет найти приют. А нет — так плыви себе дальше, по воле ветра и волн.
