Огюст Дерлет - Нечто из дерева
В этот момент я был убежден, что разум моего друга не выдержал.
– Но если резьба оказывает на все такое воздействие, почему же вы ее не уничтожите? – спросил я.
Он покачал головой:
– Никогда. Это моя единственная связь с миром извне, и уверяю вас, Пинкни, в нем есть не только тьма. Зло существует на многих планах бытия.
– Если вы в это верите, Джейсон, неужели вы не боитесь?.
Он наклонился и, странно блестя глазами, долго смотрел на меня.
– Да, – наконец выдохнул он. – Да, я ужасно боюсь – но меня это еще и завораживает. Вы можете это понять? Я слышал музыку извне, я видел там разные вещи – по сравнению с этим все остальное в этом мире тускнеет и блекнет. Да, я ужасно боюсь, Пинкни, но по своей воле не позволю страху стоять между нами.
– Между вами и кем?
– Ктулху!.. – прошептал он в ответ.
В этот момент он поднял голову, и взгляд его устремился куда-то очень далеко.
– Послушайте, – тихо сказал он. – Слышите, Пинкни? Музыка! О, что за дивная музыка! О, Великий Ктулху!
С этими словами он выбежал из моей квартиры, н его аскетические черты лица были озарены выражением почти божественного блаженства.
Больше Джейсона Уэктера я не видел.
Или все-таки видел?
Джейсен Уэктер исчез на второй день или на вторую ночь после этого. Другие люди видели его уже после его визита ко мне домой, хоть и не разговаривали с ним, но после следующей ночи его уже не видел никто. Той ночью, возвращаясь поздно домой, сосед увидел Уэктера в окне кабинета – тот сидел при свете Лампы, очевидно, над пишущей машинкой, хотя впоследствии не нашли ни следа каких бы то ни было рукописей, и ничего не было отправлено почтой в «Дайал» для публикации в его колонке:
Его инструкции на случай какого-нибудь несчастья недвусмысленно утверждали за мной право на владение резьбой, которую он подробно описал как «Морское Божество. Понапский оригинал» – как будто намеренно хотел скрыть, что за существо там на самом деле изображено. Поэтому через некоторое время, с разрешения полиции, я забрал свою собственность и приготовился сделать с ней то, что и обещал Уэктеру, – но прежде помог полиции установить, что ничего из одежды Джейсона не пропало, так что он, по всей видимости, просто встал с постели и исчез совершенно обнаженным.
Я особенно не рассматривал резьбу, когда забирал ее из дома Джейсона Уэктера, а просто положил ее в свой вместительный портфель и унес домой, уже устроив предварительно так, чтобы на следующий день съездить в окрестности Иннсмута и сбросить должным образом утяжеленный предмет в море.
Вот почему до самого последнего момента я не видел той отвратительной перемены, которая с ним произошла. Не следует забывать, что я не замечал ничего в смысле самого процесса перемены. Но не следует отрицать и того факта, что я, по крайней мере, дважды внимательно исследовал эту резьбу, причем один раз – по особой просьбе Джейсона Уэктера: не увижу ли я этих воображаемых изменений? Я их тогда не увидел. Должен признаться: то, что я в этой резьбе увидел, я увидел только сейчас, в качающейся лодочке, услышав звук, который напомнил мне только одно. Чей-то голос звал меня по имени с какого-то невообразимого огромного расстояния, издалека, и он был похож на голос Джейсона Уэктера… если только возбуждение самого этого мига не смешало мои чувства.
Лишь когда я вышел из Иннсмута на взятой напрокат лодке подальше в море и вытащил из портфеля резьбу с уже подвешенным к ней грузом, я услышал впервые этот далекий и невероятный звук, напоминавший голос, который выкликал мое имя и, казалось, исходил скорее откуда-то из-под меня, снизу, а не сверху. И еще я уверен в одном: именно этот звук задержал мое внимание ровно настолько, чтобы взглянуть – хотя бы даже бегло – на предмет у меня в руках, прежде чем швырнуть его в мягко покачивающиеся подо мной волны Атлантики. Но в том, что я увидел, сомнений у меня не было. Никаких.
Ибо я держал резьбу так, что не мог не видеть взметнувшихся вверх щупалец твари, изображенной неведомым древним художником, не мог не видеть, что в одном из них, прежде пустом, теперь зажата крошечная неодетая фигурка, совершенная до самой последней детали, – фигурка человека, чьи аскетические черты лица узнавались безошибочно в этой миниатюре, которая существовала относительно твари на резьбе, по собственным словам этого человека, «как семечко рядом с тыквой»! И даже когда я размахивался и швырял резьбу в воду, мне казалось, что губы миниатюрного человека двигались, выговаривая слоги моего имени, а когда она ударилась о воду и стала тонуть, я слышал этот далекий голос, голос Джейсона Уэктера – идущего ко дну, страшно всхлипывающего и захлебывающегося, не перестающего повторять мое имя до тех пор, пока моего слуха не достигло лишь его начало, а окончание не сгинуло в неизмеримых глубинах у Дьявольского Рифа.
