Роберт Стайн - Мой друг – невидимка
– Ничего.
– Что-то случилось, – настаивала она. – Что-то произошло на уроке математики.
– Я не хочу это обсуждать, – ответил я.
– Я на самом деле секу в математике, – заявила Роксанн самодовольно, – и с радостью помогу тебе, если ты чего-то не понимаешь.
– Я… не… нуждаюсь… в помощи, – ответил я, стиснув зубы, и прибавил шагу.
Но Роксанн не отставала. Мы шли не разговаривая. Наконец Роксанн нарушила молчание:
– Давай в субботу вечером отправимся в дом с привидениями. Для нашего проекта. Договорились?
– Не знаю. Мне пора домой. Я тебе позвоню попозже, мы еще обсудим это.
Я кинулся бежать, оставив Роксанн на тротуаре, удивленно глядящую мне вслед.
Я хотел скорее попасть домой, чтобы разобраться во всем, что произошло сегодня.
Мне необходимо было побыть одному.
Когда я входил в дом, то был занят мыслями об окне в спальне. Окажется ли оно вновь открытым? Я точно знал, что закрыл его перед уходом. Но это еще ничего не означало.
Я начал подниматься по ступенькам, но остановился, услышав, что Брут громко мяукает на кухне. Он так всегда делает, если хочет выйти.
– Ладно, ладно, иду.
Брут начал жалобно подвывать.
– Прекрати, Брут. Я же сказал, сейчас… Дойдя до кухни, я застыл в дверях.
Брут, со вздыбленной шерстью, с угрожающим оскалом, пригнулся к сиденью стула.
Я проследил за его взглядом – и завизжал.
На столе стояло блюдо с пиццей. А над тарелкой плавал отрезанный кусок пиццы: плавал сам по себе.
Я в оцепенении следил, как он поднимался все выше и выше.
– Кто… кто это? – стуча зубами, произнес я. – Я знаю, здесь кто-то есть. КТО ты?… Кто ты? – переспросил я.
Нет ответа.
7
Я смотрел на кусок пиццы и видел, как он плыл ввысь. Я глядел, как он сжевывается. Кусочек за кусочком.
– Скажи, кто ты? – закричал я. – Ты на самом деле пугаешь меня!
Исчез еще один кусочек от плавающей пиццы. Затем еще один.
– Мне это кажется. Такого не может быть, – прошептал я.
«Сейчас я закрою глаза, а когда открою, то увижу, что все это мне пригрезилось, – уверял я себя. – Больше я не буду читать книжки о привидениях, – пообещал я сам себе. – Или смотреть фантастические фильмы».
Исчез еще один кусочек пиццы.
Я закрыл глаза.
Затем открыл.
Парящий кусок исчез.
Я вздохнул с облегчением.
И тут до меня дошло, почему он исчез: он был СЪЕДЕН.
– КТО ТЫ? – вопрошал я. – Ответь сейчас же. Или я…
– Сэмми, с кем это ты разговариваешь? – Мама стояла в дверях, уставившись на меня.
– Здесь кто-то есть! – закричал я. – Кто-то поедающий пиццу!
– Ну это-то я вижу! – ответила мама. – Я вижу, что некто съел полпиццы еще до обеда. Сэмми, ты же знаешь, что нельзя ничего есть до обеда!
– Я и не ел! Это не я! – выкрикнул я.
– Ну, конечно, это не ты, – ответила мама. – Это был утренний призрак, так? Тот, который съел твою кашу. Сэмми, пожалуйста, отнесись к этому серьезно. Сколько раз я тебя просила не кусочничать перед обедом? Ты достаточно взрослый, чтобы помнить!
– Но, мама…
– Никаких «но»! Немедленно поднимайся к себе и убери комнату, прежде чем мы начнем обедать, – распорядилась мама. – Ты оставил утром полный развал. Пожалуйста, положи грязное белье в корзину и убери постель.
– Но уже прошло полдня! Нет смысла убирать постель, – препирался я.
– Сэм-ми! – У мамы сузились глаза. Мама всегда прищуривается, когда сердится. А сейчас ее глаза были как щелки. – Иди!
Мама открыла холодильник, чтобы достать воду.
Я развернулся, чтобы выйти из кухни… и похолодел.
Прямо у мамы за спиной со стула поднимался в воздух Брут. Он парил. Все выше и выше.
Шерсть его стояла дыбом. Посмотрев на пол вниз, он истошно замяукал и вытянул лапы для прыжка…
– Мам, смотри! – закричал я. – Посмотри на Брута!
Мама резко повернулась – слишком поздно. Бруг благополучно приземлился на сиденье стула. Мамины глаза все сужались и сужались.
– Марш в комнату, Сэмми!
Что я мог поделать?
Я вышел из кухни и поднялся по лестнице. Войдя в комнату, я онемел.
Моя комната!…
Моя комната выглядела как мусорная свалка.
На кровати валялись коробки из-под хлопьев. Грязные коробки для продуктов и смятые пакеты из-под сока были разбросаны везде: на письменном столе, на комоде, на стуле.
Я сделал шаг вперед и услышал громкий хруст. Я посмотрел вниз и застонал. Пол был весь устлан хлопьями и воздушной кукурузой.
– Кто это сделал? – закричал я. – КТО ТАК ЗАВАЛИЛ МОЮ КОМНАТУ?
Я бросился на кровать и почувствовал что-то липкое на своих штанах.
– О-о-о, какая гадость! – простонал я. – Ореховое масло с желе!
Я потянул покрывало, чтобы сесть на чистое, и обнаружил ошметки вчерашних спагетти и недоеденных куриных ножек.
«Кто это мог натворить? – Я затряс головой. – КТО? Интересно, в комнате Симона тоже такой развал? – строил я догадки. – А у родителей?»
Я выбежал в холл, чтобы проверить.
В комнате Симона не было ни единого пятнышка. Комната мамы с папой также сверкала чистотой.
Я вернулся к себе – и похолодел.
– Сэмми! – Мамины руки уперлись в бока. Ее лицо пылало от негодования. – Что ты наделал?
8
– Я… я этого не делал, мама! – закричал я. – Это не я устроил это месиво!
– Дай мне спокойно вздохнуть, – сказала мама. – Если не ты, то кто? Это не папа! И не Симон! Ответь мне, Сэмми, кто это сделал?
– М-может, это вправду Симон? – Я не знал, что еще сказать. Но как раз этого говорить не следовало.
– Сначала ты превращаешь свою комнату в помойку, а потом обвиняешь во всем своего маленького братишку! Сэмми, я не понимаю, какой бес в тебя вселился! И пока эта комната не будет сверкать, можешь вниз не спускаться. Позже мы с папой решим, что с тобой делать.
Мама направилась к двери.
– К обеду можешь не выходить. Ты уже достаточно наелся!
Я стоял посреди своей комнаты и слушал, как затихают внизу мамины шаги.
– Как же мне все это убрать? – простонал я. – На это уйдет весь год!
– Я помогу тебе.
«Кто это произнес?»
Я повернулся лицом к двери. Там никого не было.
– Живей, Сэмми, – настаивал мальчишеский голос, – давай начнем, или мы никогда не вылижем это месиво.
Не веря своим глазам, я смотрел, как в воздух поднялась коробка из-под хлопьев с моей кровати. Проплыла и кинулась в корзинку.
– Кто… кто ты? – заикаясь, спросил я. – Откуда тебе известно мое имя?
Еще одна коробка из-под хлопьев взлетела в воздух. Следующая. Они оказывались прямо в корзине.
Я ожидал, что мальчик мне ответит.
Но он не отозвался.
Я посмотрел на последнюю оставшуюся коробку из-под хлопьев: думал, что она поднимется.