Роберт Маккаммон - Ваал
— Виноват ты, Джо, так и знай! — рявкнул отец Мэри, отнимая у жены трубку. — Так хоть сейчас будь мужчиной! В какую больницу ее отвезли?
— К ней не пускают, — тихо сказал он. — Даже меня не пустили.
— Наплевать! Адрес больницы?
Джо осторожно положил трубку на рычаг, оборвав возмущенную тираду тестя. Он ждал сердитого стука в дверь, но они так и не приехали. Возможно, они обзвонили все больницы и нашли ее или, быть может, решили заявиться к нему с утра. Сейчас это его не заботило: он был рад, что не нужно ни с кем объясняться.
Он приехал сюда два года назад со Среднего Запада, стремясь получить образование и набраться «полезного жизненного опыта». Джо вырос в семье, «привязанной к земле», по выражению его отца. Им хотелось, чтобы и он, Джо, пустил корни в родных местах и рос, наливался соками, как пшеничный колос на черноземе. Но такая жизнь была не по нему; Джо давным-давно понял это. Ему хотелось стать учителем, преподавать Шекспира или литературу эпохи Возрождения, но прежде всего ему хотелось жить, вырваться из плена степи, где он появился на свет, и, может быть, обрести второе рождение в каком— нибудь крупном городе — так ему нашептывал юношеский идеализм.
Джо нашел работу — неполную ставку водителя такси; это вместе с ежемесячной помощью из дома давало ему возможность не только существовать, но и учиться по вечерам. Было время, он даже позволял себе насладиться то «Отелло», то концертом в Центральном Парке, то сладкой властью марихуаны.
Потом он повстречал Мэри Кейт. Зашел в первую попавшуюся забегаловку и там вдруг понял, что всерьез заинтересовался тоненькой большеглазой девушкой, которая с грохотом поставила перед ним тарелки и торопливо выписала счет неуклюжим крупным почерком малообразованного человека. Их объединяло только одно — раннее, незрелое сексуальное томление; после ласк Мэри нравилось читать любовные романы. Родители Джо, узнав о его грядущей женитьбе, энергично воспротивились ей. Сын, написали они ему, если ты это сделаешь, не рассчитывай, что мы по-прежнему будем каждый месяц высылать тебе деньги. Помни, тебе нужно образование. Джо ответил: «Идите к черту».
Но вскоре все его планы рухнули. Очень нужны были деньги; теперь Джо крутил баранку полный день, а курсы английской словесности пошли псу под хвост. Стало мучительно ясно: они с Мэри Кейт не пара, ее безграмотность и невежество заставляли его брезгливо морщиться. Так они и жили, словно соседи по комнате в общежитии, которые вдруг поняли, что мешают друг другу, жили, едва сводя концы с концами и не помышляя о таком дорогом удовольствии как развод.
Но выпадали и хорошие минуты, минуты близости и нежности. Однажды во время медового месяца они пошли в кино на программу из двух фильмов ужасов; они сидели на балконе и бросали воздушной кукурузой в хищные, перемазанные кровью лица на экране, а потом соскользнули вниз, в проход между рядами, и целовались — громко, как старшеклассники. И у них были общие друзья — беззаботные хиппи, снабжавшие их за бесценок первоклассным зельем, и несколько супружеских пар, с которыми Джо познакомился на курсах. Иногда забегали и парни с работы Джо, выпить пива и поиграть в покер; тогда Мэри Кейт подавала им сэндвичи и выписывала счета на бумажных салфетках: шутка, которая пользовалась неизменным успехом.
Сидя на стуле в окружении пустых банок из-под пива, он неожиданно понял, что квартира без Мэри стала совсем другой. В этот утренний час Мэри Кейт обычно будила его тем, что металась во сне, сражаясь с призраками из своей забегаловки. Порой он садился в постели и смотрел, как бегают под закрытыми веками глаза Мэри Кейт. Что ей снилось? Час пик? Обеденная суматоха? Гамбургер пятьдесят футов в поперечнике?
Он нес ответственность за нее, «в горе и в радости», как гласили венчальные обеты. Кому же, как не ему, помогать ей пройти через это ? Он собрал банки и высыпал в мусорное ведро. За окном сквозь серую вуаль утренних сумерек пробивался рассвет. Странно, подумал он, до чего небо в это время суток бледное и блеклое — не угадаешь, чего ждать, дождя или солнца. Пустое, словно чье-то бесстрастное лицо, неподвижно взирающее на тебя.
Дождавшись часов посещений, он сел на автобус, который через весь город доставил его в больницу «Бельвю».
На восьмом этаже он остановил медсестру и спросил о жене.
— Извините, сэр, — последовал ответ, — но я не могу пустить вас к миссис Рейнс без официального разрешения доктора Винтера или доктора Бертрама.
— Что? Послушайте, я ее муж. Я имею право увидеться с ней. В какой она палате?
— Извините, сэр, — повторила сестра и пошла к посту в конце коридора.
Что-то тут не то. Он уже почувствовал это раньше и теперь убедился: что-то случилось. Он поймал медсестру за запястье.
— Я намерен немедленно увидеться с женой, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Немедленно , и вы сейчас же отведете меня к ней.
— Хотите, чтобы я вызвала охранника? Сейчас вызову.
— Хорошо, черт подери, валяйте, зовите своего паршивого охранника, но все равно: вы отведете меня к ней в палату. — Это прозвучало неожиданно жестко. Краешком глаза он заметил, как пялились на него медсестры у поста. Одна из них взяла телефонную трубку и нажала какую-то кнопку.
Угроза сработала.
— Палата 712, — сказала медсестра и вырвалась.
Джо прошагал по коридору к палате 712 и не колеблясь вошел.
Мэри Кейт спала. Ее поместили в отдельную палату с серовато— белыми стенами. Окна были наполовину закрыты белыми занавесками; солнце, пробиваясь сквозь жалюзи, ложилось на кровать тремя полосками.
Он закрыл дверь и приблизился. Мэри Кейт лежала, укрытая одеялом по шею. Бледная, изможденная, хрупкая, она казалась потерявшейся в этом мире. Ее веки были странно красными и припухшими (вероятно, подумал Джо, от слез). Здесь, среди облачно— белых стен, Мэри казалась очень далекой и от аляповатых, кричащих неоновых красок гриль-бара, и от их опустевшей квартиры.
Он приподнял одеяло, чтобы взять ее за руку.
И отшатнулся.
Рука Мэри была покрыта красными пятипалыми следами. Впиваясь в ее тело, царапая его, они ползли вверх по предплечью и исчезали под больничной рубашкой. Красные руки грубо раздвигали ей бедра, на горле был оттиснут багровый след ладони, чужие пальцы украшали щеку, словно диковинный макияж. Джо выпустил одеяло, зная, что алые отпечатки рук в непристойном танце шарят по телу Мэри под рубашкой, тиская и царапая ее. Ее заклеймили, подумал он. Как кусок говядины. Кто-то связал ее и заклеймил.
Кто-то тронул его сзади за плечо. Задержав дыхание, Джо резко обернулся. Прикосновение обожгло его.
