Андрей Звонков - Любовью спасены будете...
Прошло время, раны утрат немного затянулись, и тут за ней стал ухаживать молодой и красивый Вася Носов, фронтовик, инженер-технолог. Они встречались меньше года, Вася сделал предложение, и Анастасия Георгиевна согласилась, но с одним условием: что сохранит фамилию первого мужа, которого продолжала любить и после смерти. Вася все отлично понимал. Анастасия была старше его на пять лет и никогда ничего не говорила о любви, но Васиных чувств с избытком хватало на двоих.
Через год родился Витя, и у Анастасии Георгиевны появился объект для искренней любви. Василий Васильевич дожил до пятидесяти пяти лет, сильно располнел и, уже когда Виктор учился в институте, на почве увлечения рюмочкой схлопотал инсульт, из которого еле-еле выбрался, а в больнице, за день до выписки, его накрыл второй, еще более тяжелый удар, и спустя неделю Анастасия Георгиевна овдовела во второй раз. Виктор смерть отца перенес тяжелее матери. Он очень остро ощущал свое бессилие, перелопатил горы книг, поднял всех друзей и знакомых, доставал дефицитные препараты, даже сверхдефицитный церебролизин, вечерами сидел у отца в больнице, подменяя мать, и мыл, и перестилал, и выносил, умом понимая, что надежды нет. А после института распределился на скорую. Да его не особо и спрашивали – почти весь курс загнали на 03. В памяти сохранился месяц работы фельдшером до армии. Каких-то специфических интересов за время обучения Виктор не обрел, поэтому динамичная работа на машинах пришлась по сердцу.
Через год после смерти отца к Виктору однажды вечером приехал старый армейский друг с большущей сумкой на «молнии». Из сумки доносилось сопение и повизгивание. Друг поставил сумку и, видя недоумение Носова, спросил:
– Ты кого больше любишь – блондинок или брюнеток?
– Ну блондинок, – с опаской сказал Виктор.
– Тогда держи. – И друг извлек из сумки рыжего щенка, похожего на лисичку с белой стрелочкой по носу. Щенок, расползаясь лапами на линолеуме, тут же присел и напрудил. – Кличку придумаешь на букву «Д», отца Дарьялом звали. Я потом позвоню, скажешь, как назвал. Это нужно для родословной.
Носов удивился, присел на корточки, погладил щенка.
– Это так серьезно? Именно на «Д»?
– Очень серьезно. Но только не Джесси, Долли или Дженни, их сейчас много по Москве. Придумай пооригинальнее. – Друг процитировал из «Гусарской баллады»: – «Цыганка нагадала любить шатенку мне…» А ты, значит, блондинок предпочитаешь?
Носов отмахнулся:
– По мне все хороши, лишь бы человек хороший попался. Шатенки тоже вполне…
Так в доме появилась огненно-рыжая Динка, а вместе с ней драные обои, изгрызенные ботинки, провода и ножки стульев.
Носов не был мизантропом или женоненавистником, пожалуй, наоборот, изрядно погулял на первом и втором курсах, дело чуть не дошло до отчисления… Но ректор пожалел его, и ограничились лишением стипендии на один семестр да выговором по комсомольской линии… За время учебы у него было несколько подружек, по очереди. Одновременно он нескольких романов не заводил, и к концу интернатуры ничего более прочного, чем ночное дежурство с ординаторшей под одним одеяльцем, в личной жизни не было.
Строже всех, пожалуй, к прогулкам Виктора относилась собака. Подросшая и повзрослевшая, каждый раз, когда он приходил после двенадцати, Дина встречала его в коридоре и, пока Виктор, сидя на корточках, расшнуровывал и снимал ботинки, шумно обнюхивала пахнущую косметикой шевелюру, щеки и воротник, после чего презрительно фукала и уходила. Она этих встреч явно не одобряла.
Анастасия Георгиевна вздыхала и непрозрачно намекала Виктору, что пора бы остепениться и найти, наконец, себе невесту. Ведь уже скоро тридцать лет стукнет.
Встреча с Виленой Стахис оказалась для Носова роковой. После первого же свидания он понял, что наконец нашел ту, единственную. И как ни странно, на запах, приносимый после встреч с Вилечкой, Динка реагировала нормально, несколько раз дружелюбно мотнув хвостом, совала длинный нос в ладони Виктору – почеши! А уж знакомство Дины с Виленой и вовсе замечательно прошло.
Они прогуляли следующий день и потом как-то легко и незаметно отработали следующие сутки. И дальше, дальше… Заведующий подстанцией почуял неладное, когда было уже поздно. Он сделал робкую попытку перевести дочь в другую бригаду, но та, не особенно стесняясь в выражениях, объяснила папе, что с другими ей совершенно неинтересно! Он возражал, что его, как заведующего, совершенно не волнует, интересно ей или нет! А она очень грамотно ответила, что ведет он себя не как заведующий, которому и в самом деле должно быть все равно, лишь бы дело делалось, а как ревнивый папочка!..
Герман сдался, Носов был симпатичен и ему самому.
Так и повелось… Они работали вместе – Виктор и Вилена. Иногда третьим к ним садился фельдшер Володя Морозов или еще кто-нибудь.
Вилечка однажды призналась Носову, что, когда отец думал, куда бы ее посадить, она сама попросилась к нему в бригаду. Но этот разговор случился уже значительно позже, когда они уже не только гуляли по паркам или целовались на последнем ряду в кинотеатре.
Виктор растоптал в пепельнице коротенький «столичный» окурок и со вздохом принялся вылезать из узкого пространства между холодильником и кухонным столом. Вилена открыла вечернюю бригаду, и он остался один на четыре часа. Из селектора под потолком тихо потрескивало и похрюкивало.
– Двадцатая бригада! Доктор Носов! У вас вызов, – вкрадчиво повторил голос диспетчера.
Носов не торопясь ополоснул кружку от остатков грузинского чая и пошел к окошку диспетчерской. Оттуда уже торчала свернутая в трубочку карточка. Носов прочитал повод, и ему стало нехорошо… Поганее повода не было. «Ребенок трех лет, отравление клофелином», мощнейшим антигипертоническим препаратом. Он позабыл о своей нарочитой медлительности и, вернув былую упругость ногам, почти бегом вошел в водительскую. За обшарпанным от постоянного биения костяшек столом сидел его водитель – Толик Садич и двое других водителей: с акушерской бригады и перевозки.
– Толик! Погнали! У нас ребенок… – сказал Носов, пытаясь всем своим видом передать тревогу.
– Ну чего ж, ребенок так ребенок. – Толик не отрываясь махнул по столу доминушкой. – А вот так! Шершавого?! – объявил он.
– Толик! Я серьезно… – проговорил Носов тихо, но закипая. – Отравление клофелином…
Водитель с «акушерки» бросил костяшки на стол.
– Езжай, Толик.
– Ну ладно! – заныл Толик. – Ну чего ты, Михалыч, щас доиграем, и поеду.
– Вали, салага, – добавил водитель с перевозки и тоже скинул свои костяшки. – И моли Бога, что это не твой ребенок… Пацан.
