Ночь, когда Серебряная Река стала Красной (ЛП) - Морган Кристин

Это были другие дети. Незнакомцы, девочка и два мальчика, девочка, возможно, одного возраста с ним и Коди, мальчики немного младше.

Незнакомцы, и ... Правдорубы?

Конечно, правдорубы! Все трое были одеты в своеобразную серую одежду, которую носили и мужчины, и женщины - свободные мешковатые брюки, стянутые шнурками на лодыжках и талии, бесформенные серые носки с такими же стянутыми шнурками рукавами, простая матерчатая обувь, серые шапочки.

Эммет уставился на них, чувствуя себя так же потрясенно, как если бы он смотрел на карнавальных уродцев. Он никогда раньше не видел Правдоруба так близко и лично. Только в редких случаях, когда кто-то из них приезжал из Хайвелла, да и то не молодежь. Те немногие, кто приезжал в город, чтобы торговать медом, льном и плетеными корзинами в лавке, надолго не задерживались, просто делали свои дела и снова уезжали. Они не задерживались в "Серебряном колокольчике" или "Поварешке Нэн" и уж тем более не посещали воскресную церковь.

Его отец очень им не доверял. И не раз - при полной поддержке проповедника Гейнса - предлагал им... помочь... уехать. Но шериф Тревис не захотел этого делать. Они достаточно мирные, говорил он. Не создают проблем, держатся сами по себе. Пока они соблюдают закон, они не причинят никакого вреда.

Но они безбожные язычники, протестовал проповедник, совершающие неизвестно какие языческие жертвоприношения на холмах!

Они не читают, не пишут и не посылают своих детей в школу, - часто спешила добавить миз Эбигейл.

Что особенно возмутило мистера Прайса, так это то, что они даже не разговаривали, а просто хранили торжественное молчание, наблюдая за людьми в той скрытной, знающей манере, которая у них была. Общались взглядами и жестами, на каком-то своем непостижимом языке. Кто знал, что они могли сказать? Или замышляют? Это было грубо, сказал он. И хитрые. Хуже, чем индейцы или китайцы.

Шериф всегда отмечал, что "правдорубы" понимают обычную речь, прекрасно читают и пишут и могут говорить не хуже других. Тот, кто чаще всего ходил с торговыми поручениями в город - пожилой парень, с выдающимся крючковатым носом и лысой, как яйцо, головой - говорил просто замечательно, не так ли? Мягко и негромко, но совершенно отчетливо.

С этим всегда соглашались сестры Мосс в магазине. Он был вежлив, говорили они. Даже когда отклонял дерзкие, любопытные вопросы. Он не любил болтать, рассказывать небылицы или пустые сплетни. Что, по их мнению, ставило его на ступень выше некоторых в окрестностях Сильвер Ривер...

Сам Эмметт не слышал, чтобы лысый Правдоруб говорил, он никогда не был достаточно близко. Всякий раз, когда их мрачные серые фигуры появлялись на тропе Хайвелла, таща за собой телеги с кузовами, поскольку они не держали ни лошадей, ни волов, ни пони, он послушно уходил подальше, как велели ему мама и папа. Он только слышал, как каждый правдоруб носил черную льняную ленту, повязанную на шее, хотя у лысого мужчины, по слухам, она была окаймлена белым, словно служебный знак, дающий ему право использовать свой голос в присутствии других. Он только слышал рассказы об их круглых домах, похожих на перевернутые корзины, и о том, что они не едят мяса. И о том, что мужчины племени правдорубов делят жен, потому что у них почти не было женщин, так что их дети могли даже не знать, кто из них па.

Последняя новость больше всего скандализировала дам из Сильвер-Ривер. Они тоже старались держаться подальше, прижимая ладони к своим чопорным лифам, чтобы не быть схваченными на улице, как во время индейского набега. Сестры Мосс с большим презрением отнеслись к этой последней новости. Мама Коди и Мины тоже была другого мнения и говорила, что, возможно, остальные смотрят на это сквозь пальцы, что у женщин-правдоискателей больше свободы и несколько мужей. Не то что у тех, кто живет в штате Юта, где один мужчина может завести себе целую кучу жен. О, и вызвало ли ее мнение ажиотаж? Поверьте!

"Наша мама, - сказали однажды племянницы мэра Фритта Коди на школьной перемене, - говорит, что твоя мама - чертовка, как и миз Лейси".

Миз Эбигейл, услышав это, не стала их отчитывать, а лишь самодовольно кивнула. А вот Лиззи Коттонвуд, которая, похоже, очень любила Коди, очень обиделась и вычеркнула близнецов из своего круга общения на всю оставшуюся неделю. Коди этого не заметил. Он только посмеялся и продолжил стрелять из рогатки по вмятым консервным банкам со столбиков школьного двора, не обращая внимания ни на что на свете.

Лиззи Коттонвуд, окажись она здесь, на Затерянном лугу, в эту непроглядную ночь, ей бы сейчас впору было расколоться, увидев, как Коди таращится на девчонку-правдоискательницу.

Справедливости ради, Эммет и Альберт тоже таращились. Даже Мина. Но в том, как это делал Коди, было что-то другое, что-то особенное.

Даже в этой необычной одежде, даже с волосами под шапочкой, падающими прямо и гладко и коротко остриженными по линии ключиц, так что они свисали вровень с черной льняной лентой вокруг горла, она была необычайно красива. Кожа как пахта. Волосы - как клеверный мед, только что расчесанный. Тонкие черты лица, тонкий нос, подбородок и четкие брови.

А ее глаза! Они казались почти слишком большими для ее лица. Глаза лани. Глаза совы. Их точный цвет невозможно было определить в свете лампы Мины, где-то между патокой и золотистым виски. Обрамленные длинными темными ресницами... наполненные скрытным, знающим взглядом правдоискателя, который так бесил папу Эммета.

Мальчики, стоявшие по бокам и в полушаге или около того позади нее, были идентичны по одежде и похожи внешне, хотя и не так красивы. Их волосы были уложены в косую стрижку на уровне мочек ушей. Один был более светловолосым, с россыпью веснушек на носу и щеках. У другого, более смуглого, был более широкий рот, слегка щелевидный и беззубый.

Трое Правдорубов смотрели на детей из Серебряной реки с одинаковым восхищением. Как будто их одежда и прически были чем-то особенным. Как будто они никогда не видели цветных людей вблизи, или ситцевое платье Мины, или потертые ботинки Коди.

Казалось, прошла целая вечность, все они смотрели друг на друга, но, должно быть, прошло всего несколько вдохов или около того. Гитара, или банджо, в кемпинге все так же выводила свою мелодию, а собака все так же приветливо тявкала.

"Уххх... привет", - сказал Коди.

Оба мальчика-правдоруба моргнули своими большими совиными глазами, как будто испугались. Девушка еще мгновение смотрела на него, затем наклонила голову в знак признательности. Эммет заметил, что ни у кого из них не было ни фонаря, ни свечи, ни спичек. Могли ли они, задался он вопросом, видеть в темноте, как совы? Как совы или как кошки? Как иначе они могли пробраться через лес или спуститься по узким скалистым расщелинам от Хайвелла вверх по холмам?

Как - он мог бы поинтересоваться, но почему - быстро выяснилось. Из сумочки, перетянутой льняной тканью, девушка достала сложенный и измятый лист знакомой плотной бумаги. Она развернула его и протянула им. Конечно же, это была рекламная листовка, такие же были расклеены по всему городу. Такая же, как та, что была у Коди в кармане. Ухмыляясь, он достал свою и показал ей.

"Мы тоже!" - сказал он. "Пришли, чтобы подглядеть!"

"Тссс!" Эммет подтолкнул его.

"О, да." Тихим, но преувеличенным шепотом он повторил: "Мы тоже!".

Девушка-правдоруб улыбнулась, и о-господи... он подумал, что она необыкновенно красива? Необыкновенно красивая! Даже Альберт выглядел наполовину сраженным, а явное восхищение Коди заставило бы Лиззи Коттонвуд честно говорить с пеной у рта.

"Неужели ни у кого из вас нет манер?" Мина шагнула вперед. "Я - Мина МакКолл, этот тупица - мой брат Коди, это Альберт, а он - Эммет. Как вас всех зовут?"

"Они не могут тебе сказать", - сказал Альберт. "Они правдорубы, они не могут говорить".