Алые Евангелия (ЛП) - Баркер Клайв
Его живот поддался первым. Там крюк вошел глубоко. Он вырвал клин ярко-желтого жира толщиной в десять дюймов и часть мышц под ним. Далее поддались его груди: кожа и жир, сопровождаемые кровью.
Даже Лили теперь смотрела сквозь пальцы по мере усугубления зрелища. Крюк в левой ноге Хеядата, который вошёл под берцовую кость, сломал её с хрустом, достаточно громким, чтобы перекрыть крики Хеядата. Его уши оторвались с прикрепленными к ним клочками скальпа; его обе лопатки были сломаны в момент высвобождения крюков.
Но, несмотря на хрепыхание, крики и лужу черной крови под его телом, отражающую свет, теперь настолько большую, что она плескалась у подола одеяний Сенобита, демон не был удовлетворен. Он выдал новые инструкции, используя один из древнейших магических трюков: Teufelssprache [5].
Он прошептал указания и три новых крюка, гораздо больше предшествующих, — их внешние края острые словно скальпели — набросились на участки груди и живота обнаженного жира и плоти Хеядата и прорезали себе путь в его внутренности.
Эффект от одного из трёх последовал незамедлительно: он пронзил левое легкое. Его крики прекратились, и он начал хватать воздух ртом, его трепыхание переросло в отчаянные конвульсии.
— Прикончи его, во имя милосердия, — сказал Раговски.
Сенобит повернулся спиной к своей жертве и взглянул на Раговски. Под холодным, безжизненным взглядом демона даже окоченевшая реанимированная плоть Раговски покрылась мурашками.
— Хеядат был последним, кто отдавал мне приказы. Тебе лучше не идти по его стопам.
Почему-то, даже испытав на себе руку самой смерти, Раговский все еще боялся расчетливого демона, стоявшего перед ним. Глубоко вздохнув, Раговски собрал всю свою храбрость.
— Что ты пытаешься доказать? Думаешь, если убить достаточно людей самыми изощренными способами, которые только можно себе представить, и тебя назовут Безумцем или Мясником? Неважно, сколько жутких пыток ты изобретешь. Ты всегда будешь Пинхэдом.
Воздух замер. Губы Сенобита скривилсь. С быстротой молнии, он протянул руку к Раговски, схватил тощее горло мертвеца и подтянул его к себе.
Не сводя взгляда своих черных глаз с Раговски ни на мгновение, демон снял свой трепан с пояса, активировав устройство большим пальцем, и приставил его между бровями Раговски. Сверло пробило череп Раговски и вышло.
— Пинхед, — сказал Раговски невозмутимо.
Сенобит не дал ответа. Он просто повесил трепан обратно на пояс и засунул пальцы себе в рот, ища что-то, застрявшее там. Найдя, он вытащил предмет — нечто маленькое, гладкое и почерневшее, словно пораженный болезнью зуб. Он поднес пальцы к отверстию в черепе Раговски, вставил предмет и отпустил горло Раговски в тот же момент.
— Полагаю, я скоро умру, верно? Перефразируя Черчилля, я умру утром, но ты все равно останешься Пинхэдом [6], — прорычал Раговски.
Сенобит уже отвернулся от Раговски. Крюки, удерживавшие Хеядат на месте, явно ждали, пока их хозяин вернется к ним, прежде чем они нанесут свой coup de grâce [7]. Теперь, благословленные его взглядом, они продемонстрировали свое мастерство.
Крюк — оружие ласково называемое демоном Рыболовным Крючком — был прикреплен к цепи, которая ранее нашла подъемный механизм под потолком. Он внезапно и быстро прорвался сквозь нёбо Хеядата, поднимая все его тело над землей. В тот момент, когда взгляд Сенобита упал на ржавые звенья, покрытые запекшейся кровью, извержение крови следовало за извержением. Руки Хеядата распались надвое, как и ноги. Огромные участки его бедер были пропаханы от паха до колен. Кожа лица была сорвана, и три глубоко укоренившихся крюка в груди и животе враз вырвали сердце, легкие и кишки. Определенно, более быстрого вскрытия ещё никогда не происходило.
Завершив свою задачу, крюки потащили те части его тела, на которые претендовали, через лужи крови обратно к тому месту, откудова [8] они явились. Остался только один: Рыболовный Крючок, с которого свисала пустая и значительно облегченная туша Яшара Хеядата, медленно качающаяся вперед и назад, провисающие створы живота — яркие от жира- хлопали открываясь и закрываясь.
— Сегодня вечером все фейерверки снова были красными, — сказал Сенобит, как будто все это ему надоело.
Феликссон, все еще паша как собака, вышел из Коттлав и отступил от разливающейся крови. В поисках опоры, его рука опустилась на что-то мягкое. Он повернулся и осунулся.
— Лили… — все, что он смог произнести.
Демон повернул голову, чтобы увидеть то, что видел Феликссон. Это была Лили Саффро. Зрелище умерщвления Хеядата, очевидно, было для нее непереносимым. Она упала замертво у дальней стены. На ее лице было пораженное выражение, а руки все еще обхватывали грудь.
— Давайте покончим с этим, — сказал демон, повернувшись лицом к трем оставшимся волшебникам. — Ты. Феликссон.
Лицо человека было все в соплях и слезах.
— Я?
— Ты хорошо изображаешь собаку. У меня есть работа для тебя. Подожди меня в проходе.
Феликссону не нужно было повторять дважды. Утирая нос, он последовал указаниям демона и побежал к выходу. Несмотря на то, что Феликссон направлялся в Ад нагим вслед за существом, которое вырезало почти всех его друзей, он был доволен своей участью.
Настолько счастлив, что он проскользнул сквозь обшарпанную дверь в стене склепа, чтобы дождаться прихода своего хозяина, и даже ни разу не оглянулся назад. Он прошел достаточно далеко по проходу, чтобы быть уверенным, что не услышит криков своих друзей, а затем присел на корточки у осыпающейся стены и заплакал.
4
— Что со мной не так? — спросил Раговски.
— Ты заражен моим крошечным братишкой, Джозеф. Червём — плоть от плоти моей. Я перенес его из колыбели рядом со щекой в дыру в твоем черепе. Его тело наполнено крошечными яйцами, для вылупления которых необходимо только наличие теплого и мягкого питания.
Раговски не был глупцом. Он полностью осознал значимость только что услышанного. Это объясняло непрошеное давление в его голове, колебательные движения за глазами, привкус горькой жидкости, стекающей из носа и вниз по гортани.
Раговский отхаркнул комок мокроты и плюнул в Сенобита, который отвел его легким движением руки. Когда тот ударился об пол, Раговски осознал реальное положение вещей. Он выпростал не мокроту; это был клубочек червей.
— Ты сволочь, — сказал Раговски.
— У тебя есть редчайшая возможность умереть дважды, и ты впустую тратишь время на банальные оскорбления? Я ожидал от тебя большего, Джозеф.
Раговски зашелся кашлем и в разгар приступа начал задыхаться. Он попытался восстановить его, но горло было перекрыто. Он упал на колени, и удара было достаточно, чтобы прорвать хрупкое полотно его кожи, так что жилоподобные черви выпали его тела, захламляя землю вокруг него. Собрав остатки силы воли, он поднял голову, чтобы бросить вызов своему разрушителю взглядом, но прежде чем он смог это сделать, его глаза запали в глазницы, а нос и рот коллапсировали вскоре после этого. За считанные секунды его лицо полностью исчезло, оставив только костяную чашу, наполненную до краев извивающимися потомками Сенобита.
Позади Раговски раздался пронзительный вопль, и наконец покончив с ним, демон повернулся на шум, только для того, чтобы обнаружить, что занимаясь уничтожением Раговски, он пропустил единственную беременность Коттлав, достигшую полного срока. Однако, вопль исходил не от нее. Она была мертва, лежала, опрокинувшись на спину, и была разорвана пополам, убитая травмой, полученной при рождении младенца. Порождение, сотворенное в ней демоном, лежало в луже собственных зловонных флюидов, именно её вопли демон принял за крик Коттлав. Существо было женского пола и, на первый взгляд, вполне человеком.
