Александр Сивинских - Открытие Индии (сборник)
Ваня не услышал. Он скинул ногой в воду надоевший путеводный клубочек ведьмы Феодоры и размашисто зашагал к возвышающемуся невдалеке дубу, дудя под нос «…мы наступаем, и враг бежит, бежит, бежит!».
В кроне дуба празднично поблёскивал кованый сундук.
* * *Кощей схватился за грудь и рухнул на колени, по-старушечьи причитая:
– Ой, ой! Что же это? Как же? Иванушка, золотое сердце, не губи. Брось, брось баловаться с яичком. Ой, аккуратнее, ради всего святого!
Он бухнулся лбом в мозаичный пол и молитвенно протянул к Ване руки.
– Позвольте, но что для вас свято, милейший? – высокомерно осведомился царевич и приблизился вплотную. Кощей смотрел на него снизу вверх. Сапог царевича очутился рядом с Кощеевой ладонью. Ваня секунду подумал и поставил на унизанные перстнями пальцы кованый каблук. Легонько надавил. – Так что-с?
– Жизнь, жизнь свята!
– Чья жизнь? – Ваня надавил сильнее.
– Всякая, всякая! У-уй, рученька моя!..
– А любовь, семья, супружество?
– Я давно холост, – прокуковал Кощей. – Только доченька и осталась.
– Вот мы и подобрались к предмету нашей приятной беседы, – сказал Ваня. – Верните мне Машу, вы, зауропод, и разойдёмся миром. Яйцо ваше драгоценное, – царевич ядовито осклабился, – останется неприкосновенным.
– Вернёшь? – мягчайше спросил Кощей.
– Я что, на ваш взгляд, выгляжу душевнобольным? – спросил Ваня.
Кощей заплакал. Самозабвенно, как ребёнок.
* * *Лягушка уютно курлыкала. Ваня нёс милую жену за пазухой и радовался. Ему теперь казалось безразличным даже то обстоятельство, что Маша по-прежнему станет ежедневно оборачиваться земноводным. Он боготворил её всякой – и маленькой квакушкой и соблазнительной девушкой. Сейчас, после стольких лишений и испытаний, он любил её куда больше чем прежде. Ваня твёрдо решил, что уговорит отца закатить грандиозное празднество, с приёмом на тысячу персон, балом, фейерверками и шествием индийских слонов. И Маша, его Маша будет на балу единственной примой. Ваня украсит её такими драгоценностями, каких не было у Семирамиды и царицы Савской. Каких нету в батюшкиной короне. Об этом бале станут говорить веками.
Он знал, где взять бриллианты.
* * *Топор под мышкой неприятно холодил кожу и колотил рукояткой по выступающей косточке. Ваня видел себя титаном, идущим на сражение с античными богами. Сердце его переполнял восторг, а мышцы – небывалая сила. Он походя оттолкнул лакея Феодоры Карловны, процедив: «Не ходить следом, мэр-рзавец, в Сибири сгною», – и захлопнул за собою тяжёлые створки дверей.
Ведьма беседовала подле окна с дурой Агнессой. Пегая воспитанница немки показалась сейчас Ване ещё большей лошадью, чем обычно. Он насилу сдержал желание закричать ей какую-нибудь весёлую кучерскую дерзость.
Ни слова не говоря, царевич прошествовал к бюро, достал топор и принялся ломать ящики. Бюро было новеньким, дубовым, переплетённым бронзою – и очень крепким.
Феодора Карловна, в первый момент от неожиданности совершенно растерявшаяся, опамятовалась, каркнула что-то по-немецки и, деревянно переставляя ноги, бросилась к нему. Ваня спокойно дождался, когда баронесса подбежит, схватил её, повалил и в два счёта сковал захваченными для того наручниками. Руки и ноги. Рот забил кляпом.
Подоспела Агнесса.
– Что вы делаете, ваша светлость? Как вы можете? Вы… вы не имеете чести!
– Да, отсутствие чести – это надолго, – сказал цесаревич, улыбнувшись. После чего, с молниеносно изменившимся лицом, рявкнул: – Сядьте в кресла, мадемуазель! Немедля! И не мешайте мне. Или скучать вам в Петропавловке до скончания века.
Агнесса пронзительно, точно дворовая девка, ойкнула, вскинула костлявую лапку ко лбу и потеряла сознание.
…Один бриллиант лежал отдельно от прочих: наиболее крупный, чистейшей воды и безупречной огранки. Когда Ваня взял его и, повинуясь какому-то почти мучительному позыву прижал к впадинке под адамовым яблоком, карга тоскливо завыла, начала бешено биться и пускать слюну. И вдруг распалась в прах.
А Ваня, точно очнувшись от морока, с недоумением смотрел на топор у себя в руке, на растерзанное бюро, на груду омерзительных лохмотьев, оставшихся от ведьмы. На обмякшую подле кресел Агнессу. Потом поморщился, аккуратно положил топор на бюро и поспешил к воспитаннице Феодоры Карловны. Была она, конечно, глупой курицей и натуральной страхолюдиной, но барышней, к тому ж дворянкой.
* * *– Куда вы теперь? – спросил Кощей.
Кирилл Матвеевич, щурясь как обожравшийся сливок котище, бережно сложил чек вчетверо и упрятал во внутренний карман.
– Думаю податься в Новый Свет. Там с вашими рекомендациями и моим безукоризненным лакейским аристократизмом, – Кирилл Матвеевич со вкусом хохотнул, – меня будут в драку рвать друг у друга тамошние Крезы. Особенно когда узнают, что я способен выгодно выдать замуж хоть лягушку. Простите, сударь. – Он повинно склонил перед Кощеем голову.
Тот лишь отмахнулся. Лягушка и лягушка – против очевидного факта не поспоришь.
– Дочерям Крезов отнюдь не нужны ухищрения, чтоб найти мужа, – язвительно проговорил из угла Митя Елпырин.
– Конечно, мой верный паж, – шутовски кивнул Кирилл Матвеевич.
Молодой князь к несказанному удивлению Кощея, проглотил оскорбление как конфету.
– Найти мужа – проходимца и сребролюбца, безусловно, не задача, – продолжал Кирилл Матвеевич, – но любящего супруга?.. Любящего жену больше жизни и чести? О, это смогу организовать один лишь я. С вашей, разумеется, помощью, князь. Кому-то ведь нужно убеждать потенциальных женихов, что их драгоценная невеста нуждается в защите. Что за ней день и ночь охотится новый Борджиа. Не так ли, милый отравитель?
Низкий человек Митя Елпырин не возражал. Векселя и закладные расписки, что хранились у Кирилла Матвеевича, получив ход, могли упрятать его в долговую тюрьму надолго. Поэтому Митя промолчал. Он и дальше будет молчать. Но однажды. Однажды…
Мышьяк – отличная штука.
Незаменим против крыс.
Участь кобеля
– Вот оно, логово, – сказала Марфа. – Целое.
Строение и вправду сохранилось лучше прочих. Подумать, всего-то двенадцать лет, как объект покинули, а кажется, будто люди отсутствовали тут целый век.
– Точно? Чуешь машинное масло? – улыбнулась Василиса. Это была их традиционная шуточка «на удачу». Марфе полагалось презрительно фыркнуть в ответ и ответить…
– Да здесь маслом всё насквозь пропиталось. – Марфа брезгливо поморщилась. В ответ поморщилась и Василиса: не стоило бы нарушать ритуал. Марфа спохватилась: – Только пустоголовые считают, что андроиды – машины. Они живые. Аммиак чую. Аммиак.
