Лайон Де Камп - Врата времени
— Ты понимаешь, я был так уверен, — торопливо, оправдывался Мэтт. — Ну прямо все сходилось!
— Человеческое воображение — удивительная штука. Можешь мне верить на слово, ведь я десять месяцев только и занимался этой проблемой. Тебя преследовали навязчивые идеи?
— Еще какие! — Мэтт принялся перечислять все по порядку. — Да еще ночью стало худо как никогда, вот я и подумал… — он посмотрел на неподвижного твинера. — Как только я это сделал — все мигом прошло. Даже голова перестала болеть. Как это у врачей называется? Психо… точно не помню.
— Психосоматическое состояние. У наших парней на Марсе обычно все начиналось с ангины.
— Мне невыносимо стыдно, — удрученно промямлил Мэтт. — Я думал…
— Оставь, — махнул рукой Фред. — Не переживай так, это всего лишь был необычный зверек. Скорее всего, он не протянул бы долго на Земле. Эх, не стоило мне забирать его с Марса.
Из дома появились Джо и Барби. Мальчик нес сундучок, а девочка — огромный букет цветов и лопату. Они прошли мимо того места на лужайке, где большой камень загораживал вход в нору, и не обратили внимания, что камень недостаточно сдвинут в сторону, чтобы зверек мог выбраться наружу.
Мэтт в душе надеялся, что дети никогда не узнают правды, что же на самом деле произошло с Джо Картером. Он медленно приблизился к ним, обнял за плечи и бодрым голосом постарался отвлечь от грустного:
— Не надо так расстраиваться! Знаете, что мы сделаем? Отправимся в одно любопытное местечко, я знаю — там продают щенков. Как вам нравится идея — иметь собственного верного друга?
Рэй Брэдбери
Маленький убийца
Женщина не могла точно ответить на вопрос, когда к ней впервые пришла мысль о том, что ее неотвратимо убивают. За последний месяц появились некие странные признаки, неуловимые подозрения, новые ощущения, подобные морским пучинам, где обитают невидимые для людского глаза таинственные монстры, злобные и вездесущие.
Комната плыла перед ее взором, наполняя атмосферу истерией. Иногда женщина фокусировала взгляд на каких-то блестящих инструментах и вслушивалась в голоса из потустороннего мира. Люди в белых стерильных масках часто задавали ей однообразные вопросы.
“Как же меня зовут? — размышляла она. — А, ну конечно же! Алиса Лейбер. Я жена Давида Лейбера.”
От этого признания легче не становилось. Она чувствовала острое одиночество среди этих безликих людей в белых халатах. Все затмевали режущая боль, отвращение и животный страх.
“Да ведь меня убивают прямо у них на глазах! А эти врачи и медсестры даже бровью не поведут, словно ничего и не происходит!!! Давид тоже хорош — ни сном, ни духом. Никто не знает, кроме разве меня да еще этого маленького убийцы. Я гибну, не в силах что-либо объяснить. Они просто рассмеялись бы мне в лицо и только. Скажут, что это симптомы родильной горячки. А ведь они в конце концов увидят убийцу и даже будут держать его на руках, и им не взбредет в голову, что именно он повинен в моей смерти.
Видит Бог, что я чиста перед ним и людьми в своих помыслах!
Но меня успокоят ложными заверениями, а после похоронят и отпоют, оставаясь в ужасном заблуждении. Мой же убийца станет купаться в ласковом окружении…
Где же, наконец, этот Давид? — нервно размышляла женщина. — Скорее всего, торчит в приемной и курит сигарету за сигаретой, поглядывая на стрелки часов”.
Холодный пот выступил на ее измученном теле, и не в силах больше терпеть, она исступленно воскликнула:
— Все! Довольно! Лучше убей меня! Но я не хочу-у…
Внезапно боль куда-то исчезает, и все окружающее погружается во тьму. Чернота затягивает глубже и глубже…
Слышатся шаги. Они мягко приближаются, и откуда-то издалека некий голос вещает:
— Она спит. Сейчас не стоит ее беспокоить.
Нахлынули запахи табака, твида и одеколона “Лютеция”. Это, конечно, Давид. Неподалеку ощущается больничный запах доктора Джефферса. Женщина решила не открывать глаза.
— Я вовсе не сплю, — спокойно прошептала она.
“Как странно: она все еще жива, и боль напрочь отступила!”
— Алиса, — говорит Давид и берет ее за руку.
“Нетерпится увидеть убийцу?” — отмечает она.
— Тебе хочется взглянуть на него, не так ли, дорогой? Ну, кто, как не я, смогу тебе помочь.
Она распахнула глаза и слабым жестом откинула полог одеяла.
Убийца, как и полагается, со сморщенным розовым личиком спокойно таращился на ее Давида. Маленькие голубые глазенки были сама невинность.
— Дорогая! — заулыбался Давид. — Да у нас чудный мальчуган!
Доктор Джефферс поджидал Давида Лейбера, когда тот явился, чтобы отвезти домой свою жену с младенцем. Он провел Давида в свой кабинет, усадил в кресло, угостил по традиции сигарой, закурил сам, присев на краешек стола. Затянувшись и откинув голову, он пристально посмотрел на Давида и произнес:
— Твоя жена ненавидит ребенка.
— Что такое?!
— Он слишком тяжело ей обошелся, Давид. Постарайся окружить ее особой заботой и вниманием. Дело в том, что в операционной с ней случилась жуткая истерика. Она несла такие несусветные вещи, что не хочется даже повторять. Одно могу сказать: она считает себя чуждой ребенку. Понимаешь? Извини за прямой вопрос — это был желанный ребенок?
— Что за намеки!
— Поверь, это достаточно важно.
— Да! Разумеется, это был желанный ребенок. И мы вместе хотели его. Алиса была такой счастливой, когда узнала, что…
— Однако, тогда все усложняется. Видишь ли, если ребенок случился по воле случая, то женщине ненавистна сама идея материнства. А это означает, что к Алисе это никоим образом не относится. — Доктор вынул изо рта сигару и задумчиво поскреб подбородок. — Тут нечто другое. Может, корни уходят в прошлое, и сейчас нечто непредсказуемое вырвалось наружу? Ну, а может это всего лишь сомнения и неприятие матери, прошедшей через невыносимую боль и предсмертное состояние? Ежели так, то вскоре она придет в себя. Я счел своим долгом поговорить с тобой, Давид. Это хоть как-то успокоит тебя, если вдруг она опять возьмется причитать, что хотела бы… э-э… чтобы ребенок родился мертвым. Если подобное произойдет, немедленно приезжайте ко мне вдвоем. Договорились? Ты же знаешь, как я рад видеть старых друзей. А теперь можно опрокинуть по маленькой… за новорожденного.
День выдался на редкость удачным для весны. Их автомобиль неторопливо катил по бульвару с зеленеющими деревцами. Голубое небо, легкий ветерок, распустившиеся почки. Давид болтал не переставая, стараясь увлечь любимую, но та отвечала односложно, но в конце концов немного пришла в себя. Она держала ребенка на руках, но весь ее вид говорил о равнодушии, что причиняло немалую боль Давиду. Казалось, что женщина поддерживает, причем небрежно, крупную фарфоровую статуэтку.
