Таня Хафф - Договор крови
— Как бы вы поступили, если бы она сказала «нет»? — Даже после того, как последнее слово сорвалось у него с губ, он не понимал, почему об этом спрашивает.
Казалось, Фицрой проскальзывает между перекрывающими друг друга бело-желтыми лучами уличных фонарей.
— Мы все-таки не в пустыне находимся, детектив. Обычно я справляюсь.
— Подбираетесь к какому-то незнакомцу?
Золотисто-рыжеватые брови, в этой темени казавшиеся почти черными, приподнялись.
— Именно так. Чаще всего у меня не хватает времени, чтобы с ним подружиться.
«Не стоило, пожалуй, бить по больному месту».
— Разве вы не знаете, что по миру гуляет эта чертова эпидемия?
— Это всего лишь болезнь крови, детектив. Я знаю, когда кто-нибудь заражен, и, таким образом, избегаю этой опасности.
Селуччи откинул со лба непокорную прядь.
— Счастливчик, — буркнул он. — До сих пор не думал, что вы должны... я хотел сказать... — Он поддал ногой гравий и чертыхнулся, когда один из камешков, отлетев, ударил по колесу его машины. Почему, чтоб этому Фицрою пусто было, он вообще должен о нем беспокоиться? Сукин сын живет на свете уже черт знает сколько, он и сам в состоянии о себе позаботиться. «Доверять ему — одно дело. И я отнюдь не уверен, что доверяю этому типу. Можно подумать, что он начинает мне нравиться. Ерунда. Никоим образом». — Послушайте, даже если вы это чувствуете, вам не следует быть... — «Быть чем? Иисусе, средствами обычного словарного запаса, похоже, это выразить не удастся...» — ...Заниматься этим с незнакомыми людьми, — поспешил закончить он свою мысль.
Губы вампира изогнулись в задумчивой улыбке.
— Это может оказаться непростым делом, — сказал он мягким тоном. — Если мы задержимся здесь слишком долго. Даже если она этого пожелает, я не могу насыщаться от Вики каждый раз, когда во мне пробуждается голод.
Майк внезапно почувствовал, что ему трудно дышать. Он резко рванул воротник куртки.
— И, в конце концов, — продолжил Генри; в уголках его глаз собрались морщинки, он явно забавлялся, — существует лишь одна другая личность в этом городе, которую я не могу рассматривать как незнакомца.
Селуччи потребовалось на ответ столько же времени, сколько и Вики.
— Как пожелаете, — проворчал он, развернулся на каблуке и твердым шагом направился к дому.
Фицрой смотрел, как его соперник удаляется, слышал, как гневно стучит его сердце. Не совсем порядочный поступок — издеваться над этим смертным, ведь он был искренне обеспокоен его безопасностью, но удержаться от этого было сложно.
— Однако если бы я очень этого захотел, — сказал себе вампир, когда снова остался наедине с ночью, — то смог бы.
Глава 9
Ночь может проявляться в бессчетном множестве различных видов темноты, от неба цвета темно-красного вина, выгибающегося дугой над Средиземноморьем, до пустыни, разрезанной лунным светом на острые четкие рельефы, и темноты городов, разбитой на таинственные области мрака и яркие, изменчивые, словно в калейдоскопе, островки блестящего света. Генри был хорошо знаком со всеми. Он не был твердо уверен, что ночь являет больше ликов, чем день; скорее всего, за последние четыреста пятьдесят с лишним лет у него просто многократно возросли возможности наблюдать за тьмой, и это приглушило воспоминания о предыдущих семнадцати. Были ли те лики — каждый по-своему — воистину прекрасны или он находил их таковыми в силу своей обреченности?
Стремительно шагая по Дивижн-стрит по направлению к университету, вампир упивался еще одним видом темноты, еще одной ночью. Недавно скрывшееся весеннее солнце, которого он не видел столько лет, согрело землю, и ароматы пробивающейся травы почти взрывали асфальт и бетон и овладевали несколькими тысячами движущихся комочков из плоти и крови. Юная зелень деревьев, пока еще воздушная и хрупкая, неуверенно танцевала на ветру, шорохи ветвей вплетались в полифонию гудения электрических проводов, рычания автомобилей и ни на мгновение не замолкающие звуки человеческой толпы. Он знал, что, если не пожалеет времени и заглянет в погруженные в тень уголки города, найдет там других, привлеченных к охоте возвращающимся теплом; некоторых — на четырех лапах, но большинство — на двух.
Он пересек Принцесс-стрит, надвинув на глаза капюшон, чтобы защитить глаза от сияния огней на перекрестке. Какая-то молодая женщина, ожидая, когда свет сменится на зеленый, изучающее взглянула на него, и он, безошибочно определив проявленный к нему интерес, улыбнулся бесстрастной улыбкой. Жар ее призыва преследовал Генри еще несколько шагов. Если поразмыслить об этом без предубеждения, города, как и населяющие их люди, во всем мире не отличались один от другого.
"И благодарение Всевышнему за это, — заключил он, молча приветствуя небеса. — Как раз потому я гораздо легче живу в своей ночи".
Дивижн-стрит упиралась прямо в ворота студенческого городка, и он скользнул в тень подземного перехода, скрываясь от медленно движущейся полицейской машины. Спустя двадцать четыре часа после убийства, похоже, они все еще были готовы задавать множество вопросов, на которые ему отвечать совершенно не улыбалось. Нужны ему эти идиотские вопросы типа «куда вы направляетесь и зачем»? В течение прошедших столетий Фицрой усвоил, что самый правильный способ общения с полицией — вообще с ней не сталкиваться.
К тому времени, как он подошел к той крошечной, скрытой от чужих глаз автостоянке, на которой произошло убийство, ему дважды пришлось уклониться от встречи с той же самой полицейской патрульной машиной. Полиция Кингстона, похоже, весьма серьезно отнеслась к своему обещанию усилить патрулирование, которое было обнародовано во всех средствах массовой информации.
Ощущая, что чувства его чрезвычайно обострены, Генри нырнул под желтую ленту ограждения. Возле расплывшихся меловых линий, очертивших положение жертвы, он нагнулся и слегка прикоснулся пальцами к тротуару. Смерть еще не успела окончательно покинуть это зловещее место: запах охватившего человека ужаса, отпечаток его тела, мгновенный переход плоти из одного состояния в другое. Но в воздухе над ним можно было уловить присутствие еще одной смерти: смрад разложения, химических препаратов, работающих механизмов — это был запах смерти, ставшей на неподобающий ей путь.
Выпрямившись, Генри, к горлу которого неожиданно подступила тошнота, начертал в воздухе знак креста. Омерзение. Слово всплыло у него в мозгу, и ему не удавалось от него избавиться. Вампир полагал, что оно не хуже других могло определить отношение к тому созданию, которое он вынужден был преследовать. Омерзение. Жуткое извращение. Козни дьявола. Возможно, не его воплощением, но деянием именно дьявола было это создание.
