Олег Шовкуненко - И настанет день третий
Я замахнулся ледорубом… да так и не ударил. Пропади ты пропадом, чтобы еще марать руки о такую гниль. А, кроме того, если хорошенько подумать… Да, точно! Наверное, следует сказать Гансу спасибо. Не вцепись он мне в ногу, я бы наверняка уже пополнил ряды доблестных золотодобытчиков восьмого круга. Не держит-таки сейчас мой пластиковый фильтр, совсем не держит!
Удрученный неожиданной проблемой, я чисто автоматически пнул голову Ганса ногой. В ответ она словно змея сипло зашипела. Говорить не может. Видать перерубил я Гансу голосовые связки. Тем лучше, никому ничего не разболтает. Стараясь не подставлять свои и без того рваные башмаки под очумело щелкающие зубки стал потихоньку футболить голову к выходу. На кой она мне тут сдалась, внутри то?
Именно за этим увлекательным занятием меня и посетила одна жутко подозрительная мысль. А как вот эта самая буйная нацистская головушка здесь оказалась? Далековато, чтобы докатиться своим ходом. Неужто кто притащил? И только я об этом подумал, как за спиной послышались негромкие шаркающие шаги.
Повернуться я так и не успел. Меня схватили за горло и начали душить. Ах, если бы душить, а то ведь нет! Мою голову загибали назад с явным намерением переломать шею. Я сопротивлялся изо всех сил, но с ужасом понимал, что все потуги тщетны. Если нападавший не ослабит свой звериный напор, я не выдержу.
В отчаянной попытке сбить захват я попятился, чтобы из последних сил впечатать нападавшего в стену. Сейчас он грохнется своей дурацкой башкой и слегка поумерит свой пыл. Как правило, после такого удара перед глазами еще долго плывут радужные круги, а весь окружающий мир раскачивается, словно во время двенадцатибального землетрясения.
Удар в самом деле поучился славный. Вот только вместо противника в стену впаялся я сам. Голова почему-то ухнула в пустоту позади и гулко поздоровалась с твердым камнем. Сознание помутилось. Его уже не хватало, чтобы ориентироваться и твердо стоять на ногах, но каким-то непостижимым образом его все еще оставалось достаточно, чтобы понять, кто вцепился в меня мертвой хваткой.
– Ты победил, Ганс, – прошептал я, проваливаясь в черную бездну.
Сперва я приоткрыл один глаз, затем попробовал расплющить второй. Черт, второй почему-то не открывался. Ах, да, конечно, не было у меня второго глаза. Слова богу, что хоть первый все еще хоть что-то видит. Кстати, а где это я? Это что, тот свет того света? Меня обволакивал желтоватый светящийся туман, столь плотный, что все предметы в нем казались неопределенными размытыми пятнами. Вот, например, что это за гора, возвышающаяся там, на самом краю горизонта? А вот эти два кружащиеся в воздухе светляка… Что они или кто они? Не понять. Может, сумею подняться и подойти поближе. Там и рассмотрю.
Я попробовал пошевелиться. Получилось. Руки и ноги работали, правда, со скрипом и жуткой болью, но это все мелочи. Шею ломило как у тягловой лошади, с которой после тяжелого трудового дня наконец сняли ненавистный хомут. Тоже не беда. Как говорится, если утром проснулся и ничего не болит, значит помер. С большим натягом эту народную мудрость можно было применить и к моему случаю, правда звучала она теперь несколько иначе: если что-то болит, значит это у меня еще осталось, значит это еще не оттяпали. Приободренный и обнадеженный, я, наконец, решился. Превозмогая боль, приподнялся на локтях.
– Слава богу, оклемался!
Два пятна ринулись в мою сторону. По мере приближения они стали превращаться в человеческие лица, и я с радостью узнал эти обожженные, изуродованные, но такие родные рожи.
– Сурен, Чен, вы что ли?
– Конечно мы, кто же еще? – в голосе моего друга слышалось облегчение. – Хорошо, что пришел в себя, а то мы уж и не знали, что с тобой делать.
– По морде били?
– Само собой, – Сурен чуть ли не обиделся, мол, как это я мог подумать, что он позабыл о таком эффективном способе.
– Значит, мало били.
Я начал ворочаться, пытаясь придать своему телу новое положение, подобающее в эволюционном ряду представителю более высокоорганизованного вида. На четвереньки хоть бы встать, что ли!
– Да особо тебя и не похлещешь. Рука, знаешь ли, не поднимется. Грех лупить друга, да еще калеку. – Подхватив меня под руки, верные товарищи принялись мне помогать.
– Какого еще калеку?! – проревел я с угрозой, полагая, что Сурен намекает на мой выколотый глаз.
– Какого-какого, самого натурального. Голова на один бок. Хорошо, что Чен додумался подвязать ее твоей тельняшкой.
Я только сейчас обратил внимание, что вокруг шеи и в самом деле что-то намотано. Повязка. Очень тугая повязка, скорее даже бандаж. Будь я живым человеком, она как пить дать удушила бы меня. А здесь, в аду, глядишь, и ничего… вроде как работает, выполняет свою поддерживающую функцию.
Продолжая стоять на четвереньках, я попробовал повертеть головой. Поворачивается. Однако все время ощущалась какая-то странная, неестественная неустойчивость, как будто голова держалась на плечах только благодаря коже и мышцам, а шейные позвонки вдруг стали мягкими и гутаперчивыми. Вот тут-то я и вспомнил цепкие беспощадные руки у себя на горле.
– Ганс, скотина, сломал-таки! – сдавленный вскрик сам собой вырвался из груди.
– Только начал, да мы вовремя подоспели.
– Вы?!
Превозмогая боль, я с трудом поднял голову, чтобы осмотреться. Кладовая Ганса, это точно. Вон и золото на месте, и кровь на полу, аккурат там, где я сражался с его зловредной головой. Одно непонятно, как тут очутились Сурен и Чен Фу?
– Эй, братья по разуму, вы чего тут делаете? Я же приказал не высовываться и ждать.
– Долго бы мы тебя ждали. – С иронией протянул Сурен. – Сожрать бы тебя Ганс не сожрал, но на куски порвал, это точно.
– Хватит мне мозги пудрить! – я стал выходить из себя. – Объясните толком, что тут произошло и где этот чертов фашик? Да и поставьте меня на ноги, в конце то концов!
Сурен с Чен Фу переглянулись и принялись меня поднимать, между делом докладывая о последних событиях:
– Может мы и остались бы в кладовой у Чена, если бы он не припомнил, что ты по своей неопытности оставил Ганса, я бы так выразился, практически в собранном состоянии, – начал мой друг.
– Да-да, Алексей Кириллович, вы так и сказали: «Я же ему башку снес». Заметьте, не порубил, не покромсал, а лишь одну башку.
– Как только я об этом узнал, то сразу подумал, что Ганс вернется и непременно захочет поквитаться, – перебил китайца Сурен. – Правда, кроме тебя у него имелась еще одна широко распространенная в этих местах страстишка. – Сурен кивнул, перехватив мой взгляд, устремленный на золотую гору. – Да, правильно, золото. Ганс не смог бы утерпеть, чтобы не проверить свою сокровищницу. И надо же случиться такому глупому совпадению – именно туда ты и отправился.
