Дин Кунц - Призрачные огни
До аэропорта в Палм-Спрингс Рейчел и Бен доехали на такси, там взяли напрокат новый «форд» и, вернувшись в город как раз к открытию магазинов в половине десятого, были первыми покупателями в магазине одежды. Она купила себе светло-коричневые джинсы, бледно-желтую блузку, толстые белые носки и кроссовки «Адидас». Бен приобрел голубые джинсы, белую рубашку, длинные носки и туфли. Они переоделись, сняв с себя грязную помятую одежду в общественном туалете на заправочной станции в конце Палм Каньон-драйв. Потом, не желая тратить время на остановку ради завтрака, а также боясь, что их кто-то узнает, схватили пару бутербродов с яичницей и кофе в «Макдональдсе», чтобы поесть в пути.
Каким-то непостижимым образом Рейчел передала Бену свое предчувствие надвигающейся смерти и то внезапное ощущение, почти предвидение, что у них не остается времени, охватившее ее в мотеле сразу после того, как они любили друг друга во второй раз. Хотя Бен и пытался успокоить ее, уверить, что все будет в порядке, он сам с каждой минутой все больше нервничал. Они были похожи на двух животных, инстинктивно ощущавших приближение страшной бури.
Сожалея, что они не могут забрать ее красный «Мерседес», значительно более быстрый, чем «Форд», Рейчел откинулась на спинку пассажирского сиденья, без энтузиазма пережевывая бутерброд, в то время как Бен вел машину на север по шоссе 111, а затем к западу по шоссе 10. Хотя он выжимал из «Форда» больше, чем смог бы сделать кто-нибудь другой, обращаясь с ним умело и слегка небрежно, как истый профессионал, чего вряд ли можно было ожидать от торговца недвижимостью, им все равно не достичь охотничьего домика Эрика раньше чем к часу дня.
Дай Бог, чтобы они не опоздали.
Она старалась не думать, каким будет Эрик, когда они найдут его, если, конечно, им это удастся.
Глава 18
Белая горячка зомби
Бешеный гнев прошел, и Эрик снова обрел способность соображать, насколько это было возможно в его состоянии. Он находился в полностью разгромленной спальне охотничьего домика, где порушил все, до чего смог дотянуться. В голове пульсировала сильная, резкая боль, более тупая боль ощущалась во всем теле. Суставы распухли и почти потеряли подвижность. Глаза жгло, они видели плохо и слезились. Болели зубы, а во рту ощущался вкус пепла.
Как и всегда после приступа ярости, настроение Эрика было мрачным. Ему казалось, что он живет в сером мире, где все краски выгорели, звуки приглушены, очертания предметов размыты и где любой свет, вне зависимости от источника, казался туманным и слишком слабым. Создавалось впечатление, что ярость иссушала его, забирала все силы, вынуждая снова восстанавливать энергию. Двигался он рывками, иногда неуклюже, и с трудом соображал.
Он сознавал, что, когда процесс заживления подойдет к концу, периоды комы и мрачного настроения обязательно исчезнут. Однако сознание этого не прибавляло ему бодрости, потому что заторможенный мыслительный процесс затруднял размышления о лучшем будущем. Его состояние было странным, неприятным, даже пугающим. Эрик чувствовал, что собственная судьба от него не зависит и что, по существу, он в своем теле как в ловушке, прикованный к этой теперь несовершенной, полумертвой плоти.
Шатаясь, Эрик пошел в ванную комнату, медленно принял душ, почистил зубы. В охотничьем домике, как и в доме в Палм-Спрингс, он держал полный гардероб, чтобы при переездах не собирать вещи, так что теперь переоделся в брюки цвета хаки, красную рубашку в клетку, шерстяные носки и пару тяжелых ботинок. Из-за окутывающего его серого тумана обычная утренняя процедура заняла больше времени, чем следовало: он не сразу справился с кранами душа, с трудом установил нужную температуру воды; постоянно ронял зубную щетку в раковину; проклял свои неуклюжие пальцы, которые никак не могли застегнуть пуговицы на рубашке; когда он попытался закатать длинные рукава, материал сопротивлялся так яростно, как будто обладал собственной силой воли; а чтобы зашнуровать ботинки, ему потребовалось поистине титаническое усилие.
Тут его снова отвлекли призрачные огни.
Несколько раз где-то на периферии зрения обычные тени принимались полыхать пламенем. Простое закорачивание электрических импульсов в его поврежденном, но заживающем мозгу. Иллюзии, вызванные перебоями в церебральных синапсах между нейронами. И ничего больше. Однако, когда он поворачивался, чтобы посмотреть прямо на эти огни, они не тускнели и не мелькали, как обыкновенные миражи, но разгорались еще ярче.
Каждый раз он смотрел на эти несуществующие огни все с большим страхом отчасти потому, что видел что-то среди них или за ними, что-то таинственное и пугающее: темные чудовищные фигуры, которые манили его к себе сквозь танцующие языки пламени. И хотя он знал, что эти фантомы – только плод его болезненного воображения, не понимал, что они означают и почему он их должен бояться, он дрожал от страха. А иногда, зачарованный этими призрачными огнями, слышал, что скулит, как насмерть перепуганный ребенок.
Пища. Хоть его генетически измененное тело и обладало великолепной способностью к регенерации и заживлению, ему все равно требовалась пища – витамины, минеральные соли, углеводы, белки, то есть те строительные элементы, с помощью которых поврежденные ткани могли восстанавливаться. И впервые после того, как он встал со стола в морге, Эрик ощутил голод.
Он нерешительно поплелся в кухню и подошел к большому холодильнику.
Ему показалось, что краем глаза он увидел, как что-то выползает из-под розетки на стене. Что-то длинное и тонкое. Насекомообразное. Угрожающее. Но он знал, что это ему только кажется. Он и раньше видел такие вещи. Все это симптомы поражения головного мозга. Ему следует просто не обращать внимания, не пугаться, несмотря на то, что он слышит топот многочисленных ножек этого насекомого по полу. Топ-топ-топ. Он отказывался смотреть. Убирайся. Он крепко держался за ручку холодильника. Топ-топ-топ. Сжал зубы. Убирайся. Звук смолк. Когда он снова рискнул взглянуть на розетку, ничего необычного там не было, никакого насекомого.
Только теперь за кухонным столом сидел его давно умерший дядя Барри и ухмылялся. Когда Эрик был ребенком, его часто оставляли с дядей Барри Хэмпстедом, который насиловал его, а он боялся кому-нибудь рассказать. Барри грозил, что побьет его, отрежет ему пенис, если он проговорится, и эти угрозы были такими страшными и реальными, что Эрик ни на минуту не сомневался, что дядя их выполнит. Теперь дядя Барри сидел за столом, положив одну руку на колено, и говорил:
– Иди сюда, милая крошка, давай поиграемся. – И Эрик слышал этот голос так же ясно, как тридцать пять лет назад, но в то же время знал, что ни сам человек, ни его голос не являются реальностью. И он боялся дяди Барри так же сильно, как и много лет назад, хотя и понимал, что сейчас уж ненавистному дяде до него не дотянуться.
