Джим Батчер - История призрака
Я моргнул ещё несколько раз.
— Сынок?
— Моя мать звонит мне дважды в неделю, — объяснил Баттерс. — Он подслушивает.
— Она права, ты знаешь, сахиб, — сказал Боб горячо. — Если ты только захочешь что-то сделать со своими волосами и одеваться поприличнее, ты найдёшь женщину. Ты врач, в конце концов. Какая женщина не хочет выйти замуж за врача?
— Он действительно только что говорил с еврейским акцентом? — спросил я Баттерса.
— Я выслушиваю это дважды в неделю, Боб, — прорычал Баттерс. — Я не нуждаюсь в этом ещё и от тебя.
— Ты нуждаешься в этом хоть от кого-то, — сказал Боб. — Я имею в виду, посмотри на свои волосы.
Баттерс скрипнул зубами.
— Так или иначе, Гарри, — начал Боб.
— Я знаю, — сказал я. — То, что я видел с Серым Призраком, должно быть, часть, которую ты отделил.
— Правильно, — сказал он. — Попал в точку.
— Твой отпрыск, можно сказать.
Череп содрогнулся, и это сильно прибавило ему живости как кукле-пупсу.
— Только если исходить из безумно ограниченной точки зрения смертного, я полагаю.
— Таким образом, это — часть тебя, но не весь ты. Он менее мощный.
Огоньки в глазах Боба задумчиво сузились.
— Может быть... но любая вещь в целом не всегда равна сумме её частей. Случай для примера: ты. Ты не прикладываешь множества лошадиных сил к нужным отделам мозга, однако тебе удаётся добираться до сути вещей раньше, чем большинству.
Я направил на череп прямой взгляд:
— Так он сильнее тебя или нет?
— Я не знаю, — сказал Боб. — Я не знаю, что известно ему. Я не знаю, на что он способен. Тогда казалось — вся цель в ампутации этого. Теперь осталась большая дыра там, где оно обычно находилось.
Я фыркнул:
— Насколько большая?
Боб закатил глаза:
— Ты хочешь, чтобы я сказал в архаичных единицах измерения, или в метрических?
— Оцени примерное количество.
— Ну... Может быть, сто лет, оценивая в знаниях.
— Проклятье, — сказало я тихо. Я знал, что Боб однажды принадлежал некроманту по имени Кеммлер. Кеммлер сразился с целым Белым Советом в тотальной войне. Дважды. Они убили его семь раз в течение обеих войн, но его не брало до седьмого раза. Обычно упоминаемый как наиболее могучий маг-отщепенец второго тысячелетия, Кеммлер в какой-то момент обзавёлся черепом, населённым духом интеллекта, который служил его помощником.
В конце концов, когда Кеммлер всё же был окончательно повержен, череп был увезён контрабандой прочь с места действия Стражем, звавшимся Джастином ДюМорном — тем самым Джастином, который усыновил меня и учил, чтобы вырастить в чудовище, и который, в конечном счёте, решил, что я недостаточно сговорчив, и попытался убить меня. Дела пошли не так, как он планировал. Вместо этого я убил его и сжёг дотла его дом вокруг его тлеющего трупа. И я забрал тот самый череп, спрятал от Стражей и компании, и назвал его Бобом.
— Что, совсем скверно? — спросил Баттерс.
— Плохой парень владел черепом некоторое время, — сказал я. — Большой срок у тёмного суперзлодея. И теперь та память Боба потеряна — вероятно, всё, что он узнал, служа ассистентом парню, который был, почти несомненно, сильнейшим волшебником на планете — достаточно сильным, чтобы открыто игнорировать Белый Совет в течение десятилетий.
— В смысле... он многому научился там, — сказал Баттерс.
— Вероятно, — сказал Боб бодро. — Но всё, вероятно, ограничено только слишком разрушительным, ядовитым, опасным материалом. Ничего важного.
— Насколько оно неважное? — писклявым голосом спросил Баттерс.
— Разрушать легко, — сказал Боб. — Чёрт, да всё, что вы должны сделать, чтобы уничтожить что-то — подождать. А вот сотворение... Вот это — трудно.
— Боб, ты можешь взять на себя Злого Боба?
Глаза Боба нервно заметались.
— Я бы... я бы предпочёл не пытаться. Я действительно, действительно предпочёл бы не пытаться. Вы даже не представляете. Тот я был безумным. И фанатичным. Чего он и добивался.
Я вздохнул.
— Ладно, у нас теперь ещё один повод для беспокойства. А между тем, я до сих пор не знаю проклятых обстоятельств своего убийства.
Баттерс привел Дорожного Бегуна на остановку и установил стояночный тормоз.
— Ты не знаешь. Но мы знаем. Мы на месте. Пошли.
Глава восемнадцатая
Скрипя зубами, я вылез из машины Баттерса и остановился оглядеться. Выпавший снег был глубоким, и насыпи по обеим сторонам дороги были словно гигантские версии снежных бастионов, которые каждый год появлялись на заднем дворе Карпентеров. В общих чертах они всё изменили — но кое-что осталось знакомым.
Я остановился и за полминуты медленно обернулся по кругу. Мне удалось заметить пару мимолетных теней, легко скользящих по снегу — волки. Слова Мёрфи о том, что она пошлет тени сопроводить Баттерса к дому, теперь имели намного больше смысла. Я смотрел, как один из волков растворился в темноте между парой полузнакомых сосен и лишь тогда начал понимать, где мы находимся. К тому времени Баттерс достал Боба из контейнера в машине и снова нёс его в корпусе прожектора. Он освещал всё вокруг, пока не увидел меня, затем спросил:
— Гарри?
— Это мой дом, — сказал я спустя секунду. — В смысле... здесь был мой дом.
Всё изменилось.
На месте, где раньше стоял старенький пансионат — мой дом, выросло новое здание. Оно оказалось в четыре раза выше и выполнено в странно-кубическом стиле. Стены выдвинулись на лужайку ещё дальше, чем те, что были у предшественника, оставив от двора полосу лишь немного шире, чем мой шаг.
Я подошёл достаточно близко, чтобы прикоснуться к стене и проникнуть рукой в неё. Болело, но как бы далеко я не протолкнул руку, боль не менялась. Это не было облицовкой. Здание построили из камня. Я не шучу. Грёбаный камень. Может, базальт? Я не каменщик. Он был тёмно-зелёным, с прожилками и нитями зелёного и серебристого, пронизывающими его насквозь, но видимыми мне лишь вблизи.
Окна были узкими, может быть, девять дюймов в ширину — и глубокими. На окнах, выходящих на улицу, были решётки. Я заметил ещё больше решёток на окнах, выходящих во двор, и между ними был, по крайней мере, фут. Крыша была выложена блоками в шахматном порядке — настоящие, Боже ты мой, амбразуры. И в качестве главного украшения, горгульи сидели на корточках по углам и в середине каждой стены, начиная со второго этажа и заканчивая тремя рядами всё более уродливых скульптур на крыше.
Кто-то превратил руины моего дома в долбаную крепость.
Мемориальная доска над подобием центрального входа гласила: ОБЩЕСТВО СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО.
