Энн Райс - Мэйфейрские ведьмы
Он пребывает в человеческом обличье и то появляется, то исчезает вновь, но каждый раз лишь на короткие мгновения. И постоянно следит за мной. Иногда он усаживается в углу, потом вдруг оказывается в другом или даже пялится на меня из зеркала… Стефан, как призрак может выделывать подобное? Неужели это не более чем обман зрения? Ведь не может же он в самом деле находиться в зеркале! Но я категорически отказался смотреть в него, и в конце концов его образ оттуда исчез.
Тогда он принялся передвигать мебель и имитировать звук хлопающих крыльев, так что мне лучше на какое-то время покинуть свою комнату. Пойду отправлю это письмо вместе с остальными.
Твой верный соратник по Таламаске
Петир.
Стефан!
За окном светает, все мои письма на пути к тебе, корабль, с которым они отправлены, вышел в море час назад, мне очень хотелось тоже отплыть на нем, но я понимал, что не имею на то права. Ведь если это создание намерено покончить со мной, пусть лучше это случится здесь, а мои письма благополучно будут доставлены.
Меня, однако, мучают опасения, что он в силах потопить корабль, потому что не успел я взойти на палубу, дабы поговорить с капитаном и убедиться, что мои письма будут обязательно переданы по адресу, как налетел ветер, зарядил дождь и корабль начало раскачивать.
Разум подсказывал мне, что дьявол едва ли способен потопить судно. Но кто знает? Это было бы настоящим бедствием, ибо я не вправе подвергать риску других людей.
Вот почему я по-прежнему здесь, в Порт-о-Пренс, и коротаю время в переполненном трактире – это уже второй за сегодняшнее утро, – ибо боюсь оставаться один.
Несколько часов тому назад, когда я возвращался из доков, эта тварь перепугала меня, внушив, что перед каретой упала женщина; я выбежал на дорогу прямо перед лошадьми, чтобы спасти несчастную, и только тогда увидел, что никакой женщины нет и это я сам лежу под копытами, едва меня не раздавившими. Кучер бранился вовсю и обозвал меня сумасшедшим.
Я наверняка и выглядел как безумный. В первом трактире я подремал минут пятнадцать и проснулся от жара пламени. Оказалось, кто-то перевернул свечу в пролитый коньяк. Однако обвинили в том меня и велели немедленно убираться. И все это время в тени за камином прятался призрак. Негодяй наверняка бы улыбнулся, имей он возможность менять выражение своего воскового лица.
Обрати внимание на то, что когда он принимает присущий ему облик, то выглядит как человек, с трудом управляющий собственным телом.
И все же я до сих пор не могу в полной мере постичь его возможности. И я очень устал, Стефан. Я снова ушел в свою комнату и постарался заснуть, но он сбросил меня с кровати.
Даже здесь, в пивном зале, где полно пьяниц-полуночников и путешественников, привыкших отправляться в путь ранним утром, он не прекращает играть со мной злые шутки, но никто о них не подозревает и даже не догадывается, что человека, сидящего у огня, на самом деле там нет, ибо этот человек – Рёмер. Или что женщина, на секунду появившаяся на ступенях лестницы, это Гертруда, которая умерла двадцать лет назад. Призрак каким-то образом выхватывает из моей памяти и оживляет эти образы.
Я пытался поговорить с ним еще на улице, умолял объяснить, чего же он все-таки добивается и есть ли у меня хоть один шанс выжить. Что должен я сделать, чтобы он оставил меня в покое? Что приказала ему Шарлотта? А потом, уже в этом зале, пока я ждал заказанное вино, – должен признаться, я слишком много его пью, – он принялся двигать моим пером по бумаге и начертал: «Петир умрет».
Отправляю тебе тот листок вместе с письмом – ведь это почерк призрака. Сам я к этому листку не прикасался. Возможно, Александр возьмет его в руки и что-то узнает. Лично я не в состоянии сказать что-либо определенное; мне известно лишь одно: этот отвратительный призрак, используя мой разум, вызывает образы, способные свести с ума и заставить бежать из пустыни самого Иисуса.
Спасти меня может только одно. Как только я закончу это послание и оставлю его у агента, то отправлюсь к Шарлотте и стану умолять ее остановить своего дьявола. Ничто другое не поможет, Стефан. Уверен, кроме Шарлотты, никто не в силах мне помочь. Остается надеяться, что я благополучно доберусь до Мэйфейр.
Я найму лошадь для поездки и поеду днем в расчете на то, что на дороге будет многолюдно и что Шарлотта к тому времени давно проснется и призовет к себе дьявола.
Но меня гложет одно ужасное подозрение, мой друг: что, если Шарлотта знает обо всем, что, если именно она задумала весь дьявольский план и приказала демону творить со мной такое?
Если от меня не будет больше известий – позволь тебе напомнить, что голландские корабли ежедневно отплывают отсюда в наш прекрасный город, – действуй, пожалуйста, следующим образом.
Напиши ведьме и расскажи о моем исчезновении. Но проследи, чтобы письмо было отправлено не из нашей Обители и без обратного адреса, дабы воспрепятствовать дьяволу проникнуть в наши стены.
Молю тебя, никого не присылай на мои поиски! Ибо твоего посланника ждет еще худшая судьба, чем моя.
Продолжай собирать сведения о жизни этой женщины из других источников и помни, что ребенок, которого она родит через девять месяцев, наверняка мой.
Что еще я могу тебе сказать?
Если такое возможно, то после смерти я попытаюсь связаться с тобой или с Александром. Но, мой дражайший друг, боюсь, что нет никакого «после». Впереди меня ждет только тьма, и мое время на этом свете подходит к концу.
В эти последние часы я не испытываю никаких сожалений. Таламаска, в которой я провел много лет, приобретая знания и защищая невинных, стала для меня смыслом жизни. Я люблю вас, мои братья и сестры. Помните меня, но не мою слабость, грехи или безрассудства – помните, что я любил вас.
И еще. Позволь мне рассказать, что произошло всего лишь несколько минут назад, – это весьма странно, но интересно.
Я снова видел Рёмера, моего дорогого Рёмера, первого главу нашего ордена, которого я знал и любил. Он показался мне удивительно молодым и прекрасным. От радости я расплакался и не хотел, чтобы его образ исчез.
«Раз уж так случилось, – подумал я, – стоит продолжить игру, ведь он рожден моим сознанием, а потому я имею на это право. Сам дьявол не знает что творит». И я обратился к Рёмеру со словами: «Мой дорогой Рёмер, ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился. Где ты был, что узнал?»
И вот я вижу, как ко мне приближается статная, ладная фигура Рёмера, и понимаю, что никто другой ее не видит, потому что все поглядывают на меня как на сумасшедшего, который бормочет что-то себе под нос. Но мне все равно. «Садись, Рёмер, выпей со мной», – прошу я.
