Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий
Но Никита этого уже не видел. Пространство, время и сознание ужались для него в пылающую точку, и к ней на всех парах устремился поезд-призрак. За ним величаво поплыл драккар. И следом пристроился, чадя соплами, непобедимый звездолет.
Дмитрий Лазарев, Павел Давыденко
Визаран
Очередь растянулась метров на пятьдесят. Руслан поморщился. На выходе из автобуса Пелагея заявила, что никуда не пойдет без своей Буйки, и они потратили добрых десять минут, разыскивая куклу. За это время желающие обновить визы из всех трех автобусов выстроились в линию у блокпоста, так что семье Савиных пришлось примоститься в самом конце. Теперь они всюду будут идти последними, а потом сразу же придется грузиться обратно в автобусы. А он-то надеялся перекусить на дорожку в местной кафешке…
Пелагея клевала носом, обнимая Буйку. Олеся водила камерой айфона, снимая очередную «стори».
– Всем привет! Сейчас почти семь утра, и мы находимся в очереди на границе с Лаосом. Вы постоянно спрашиваете, сложно ли визаранить из Вьетнама, и сегодня я подробно все покажу…
Руслан тихонько хмыкнул. Он сомневался, что подписчики хотя бы раз поинтересовались этим вопросом, но Олесин наставник по продвижению утверждал, что блогеру необходимо выглядеть востребованным. Так что жена щебетала не переставая, будто для толп восторженных почитателей, даром что за полгода упорного труда набрала всего три тысячи подписчиков.
Соседи в очереди посматривали доброжелательно – правда, парней впереди скорее заинтересовали Олесины загорелые ноги в коротеньких джинсовых шортиках. Руслан благодушно улыбнулся. Двое щуплых, лет двадцати пяти, пареньков, татуированные, с модными стрижками, один в очках без диоптрий, другой с вейпом на цветастом шнурке. Он курил, пуская впечатляющие паровые кольца, но тут же прекратил, как только подошли Савины. Руслану это понравилось.
Наверное, программисты-удаленщики, подумал он. Тоже у моря зимуют.
– В первый раз визараните?
– Во второй. Это сколько… полгода мы тут, получается. Пока нгуены лавочку не прикрыли, в миграшке продлевались. Теперь езди, блин…
– И не говори…
Они поболтали немного, возмущаясь непредсказуемой и непонятной вьетнамской миграционной политикой, а потом к блокпосту подъехал на мопеде вьетнамец в военной форме, и очередь поползла вперед.
– Сейчас мы проходим первый пропускной пункт, – вещала Олеся, хлопая наращенными ресницами. – Будем показывать паспорта. Это еще не сам пограничный контроль, просто блокпост, потом нужно пройти еще метров триста…
Очередь двигалась быстрее, чем предполагал Руслан, но все же визаранеры равномерно растянулись по всей дороге до виднеющегося впереди пограничного пункта, прежде чем Савины предъявили офицеру документы. Обычно светловолосая милашка Пелагея вызывала улыбку у местных, но вьетнамец в будке и бровью не повел, лишь с каменным лицом смерил Савиных взглядом и вернул паспорта.
Впереди маячили спины новых знакомых. Руслан посадил дочку на плечи, и они двинулись следом. От блокпоста вела пустая дорога, по бокам которой торчали низкорослые деревца. Вереница визаранеров тянулась прямо по проезжей части.
Здание КПП, старое и довольно обшарпанное, вызывало смутные ассоциации с вокзалами в российской глубинке, коих Руслан навидался во времена студенчества. Он надеялся, что растянувшаяся очередь с тем же интервалом втянется внутрь, но, по-видимому, процесс занимал больше времени, и они снова встали. Хвост очереди торчал на улицу, с семьей Савиных в самом конце. Олеся фотографировала, Пелагея хватала отца за уши, словно за поводья. Руслан опустил ее на землю. Минут пятнадцать спустя дочь раскапризничалась, и Олесе пришлось ее успокаивать. Руслан дал Пелагее попить воды. В рюкзаке также оставались бананы, сникерсы и немного мармеладок в начатой упаковке.
Прошел слушок, что пограничник собирает мзду и специально затягивает время. Руслан приготовил донги. Больше всего хотелось поскорее со всем этим покончить и вернуться в Нячанг, к морю, пляжу и зеленым кокосам с трубочками. Утренняя прохлада быстро отступала, и он чувствовал, как капля пота медленно катится по спине.
К восьми часам хвост очереди наконец втянулся внутрь здания, но это не принесло облегчения – кондиционеров не было, и только старый вентилятор с натугой перемешивал влажный тяжелый воздух. За массивными деревянными стойками сидел всего один офицер. Двое других маячили у выхода, бесстрастно рассматривая толпу. Если вьетнамцы и были недовольны наплывом туристов, их непроницаемые лица не выражали ничего.
– Черт-те что… – пробурчала Олеся, обмахиваясь паспортом. – Почему они так тормозят?
– Может, кто-то впереди не хочет платить? Вот и тянут…
– Жалко пятьдесят донгов, что ли…
Парня с вейпом звали Миша, а того, что в очках, – Толя. Оба трудились в какой-то модной геймдев-конторе и зимовали во Вьетнаме уже в третий раз. Очкастый Толя с ностальгией вспоминал времена, когда визу без проблем продляли на три месяца. Миша объяснил Савиным, что словечко «нгуен», повсеместно встречаемое во Вьетнаме, не что иное, как просто самая популярная местная фамилия, которую носит едва ли не полстраны, этакие азиатские Ивановы. Олеся рассказала про свой блог, и парни сразу же подписались.
Руслан глотнул воды из бутылочки. Пелагея снова расхныкалась, требуя «мармаладку», Буйка подметала грязноватый пол. Он взял дочь на руки.
Они прошли пост последними, когда время подбиралось к девяти. Руслан вложил в паспорт стотысячную купюру, и офицер молча убрал ее в стол, после чего шлепнул штампы и с тем же равнодушным видом вернул документы, полностью проигнорировав как его приветствие, так и Олесино «сенкью». Девочки пошли в туалет, а Руслан остановился у дверей, наблюдая за удаляющимися спинами новых знакомых. Помимо русских визаранеров, желающих пересечь границу не было – то ли пропускной пункт Бо Е не пользовался популярностью, то ли прочие туристы не ездили в такую рань.
Когда Олеся с дочкой наконец вернулись, Савины уже порядком отстали от остальных.
Буферная зона между странами, по рассказам, была не менее полутора километров шириной. Чтобы идти быстрее, Руслан снова усадил дочь на плечи. В своей белой панамке она казалась трогательно беззащитной.
Солнце уже утюжило вовсю, и воздух рябил от зноя. Безоблачное небо было настолько пронзительно-голубым, что слезились глаза. Олеся настояла, чтобы все намазались средством от загара, но вскоре Руслан почувствовал, как припекает открытую шею. Хорошо бы побыстрее дойти и снова оказаться в теньке…
Он вздохнул и ускорил шаг.
– Напоминает «Ходячих». Первый сезон, заброшенное шоссе из Атланты.
– Точно… и тишина, послушай.
В городе они привыкли к шуму – вьетнамцы просыпались очень рано, и бесконечный поток трещащих байков, непрерывно сигналящих на перекрестках, сливался в привычный уже городской фон. Буферная зона безмолвствовала.
– Я знаю ходячих, – пискнула Пелагея. – Чук, Гек и Ледибаг.
– Правильно, – рассеянно согласилась Олеся. – Ты посмотри, какие камыши.
Чем дальше они отходили от пропускного пункта, тем ближе подбирались к дороге заросли. Мощный сочно-зеленый рогоз в два человеческих роста сменил чахлые придорожные кустики. Чуть дальше двухполосная лента потрескавшегося асфальта словно втягивалась в зеленый коридор. Руслану почему-то стало не по себе.
– Наверное, ближе к КПП их пропалывают, – предположил он.
Что-то белело впереди над дорогой, постепенно превращаясь в исполинскую арку. Руслан рассмотрел спины парней-удаленщиков. Новые знакомые как раз проходили под аркой, совсем крошечные в тени гигантского сооружения.
– Офигеть, – сказала Олеся, наводя айфон. – И зачем строить такое в подобной глуши?
Они подходили к арке. Она нависла над дорогой – вогнутые линии, азиатская архитектура. Бело-желтая, монументальная, совершенно неуместная в зеленом пейзаже. Трехметровая желтая звезда в обрамлении пшеничных колосьев венчала конструкцию. По нижнему своду арки шла надпись с типичными вьетнамскими закорючками.
