Чак Хоган - Штамм Закат
— Ты явно хочешь перейти на личности, Эфраим, между тем как вовсе не я был причиной всего этого. Обвиняй болезнь, а не врача. В каком-то смысле я потрясен не меньше твоего. Но я реалист, и некоторые вещи не могут исчезнуть только потому, что мы этого хотим. Я сделал то, что сделал, по одной простой причине: у меня не было другого выбора.
— Выбор есть всегда, Эверетт. Всегда. Блядь, я это знаю наверняка! А ты... ты трус, предатель и, что еще хуже, законченный мудак!
— Ты проиграешь этот бой, Эфраим. В сущности, если я не ошибаюсь, ты уже проиграл.
— Посмотрим, — сказал Эф. Он уже проехал полгорода. — Мы оба посмотрим, ты и я. Будем смотреть вместе.
«Сотбис»Аукционный дом «Сотбис», основанный в 1744 году, выставлял на торги произведения искусства, бриллианты и недвижимость в сорока странах. Его главные демонстрационные залы находились в Лондоне, Гонконге, Париже, Москве и Нью-Йорке. Нью-йоркский «Сотбис», занимающий часть Йорк-авеню между 71-й и 72-й улицами, располагался всего в одном квартале от шоссе Франклина Делано Рузвельта и Ист-Ривер. Это было сплошь застекленное по фасаду здание, на десяти этажах которого разместились офисы специалистов, галереи и аукционные залы — иные из последних обычно были открыты для широкой публики.
Впрочем, на сегодняшний день это правило не распространялось. Наряды частных охранников в масках-респираторах были выставлены снаружи здания, вдоль тротуара, и внутри — за вращающимися дверями. Верхний Ист-Сайд старался сохранять хоть какое-то подобие ци-вильности, притом что многие районы города вокруг уже погрузились в хаос.
Сетракян выразил желание зарегистрироваться в качестве официального участника предстоящих торгов. Им с Фетом выдали маски, после чего разрешили пройти внутрь.
Передний вестибюль здания представлял собой высоченный зал, простирающийся едва ли не до самой крыши: десять ярусов балконов, огражденных перилами. Сетракя-ну и Фету был придан сопровождающий, вместе с которым они поднялись по эскалаторам на пятый этаж в офис представителя «Сотбис».
Как только они вошли, представитель — а точнее, представительница — сразу надела бумажную маску. Она даже не подумала выйти из-за своего стола. Рукопожатия давно уже считались вопиющим нарушением санитарии. Сетракян вновь изложил свое намерение, представительница кивнула и выложила на стол стопку бланков.
— Вы должны указать имя и номер вашего брокера, — сказала она. — И будьте так добры перечислить все ваши счета ценных бумаг. В доказательство вашего намерения участвовать в торгах вы должны авторизовать перевод денежных средств на сумму в один миллион долларов — это стандартный размер депозита для аукциона такого уровня.
Крутя в своих изувеченных пальцах шариковую ручку, Сетракян коротко взглянул на Фета.
— Боюсь, в настоящий момент я только выбираю своего брокера. Однако я и сам обладаю некоторым количеством весьма интересных предметов антиквариата. Я был бы счастлив выставить их в качестве залога.
— Мне очень жаль. — Представительница забрала у Сетракяна бланки и принялась раскладывать их по ящикам стола.
— Могу ли я... — начал Сетракян, возвращая представительнице шариковую ручку, однако передумал и сказал по-другому: — Что бы я действительно хотел сделать, прежде чем принять окончательное решение, так это посмотреть предметы, указанные в каталоге.
— Боюсь, это привилегия, которая предоставляется только зарегистрированным участникам торгов. Как вам, наверное, известно, меры безопасности у нас очень и очень строгие, причем именно из-за того, что некоторые предметы, выставленные на аукцион...
— «Окцидо Люмен». Представительница шумно сглотнула.
— Совершенно верно. Этот предмет... Уж коль скоро вы так осведомлены, вокруг этого предмета много мистики... И, естественно, если учесть положение дел здесь, на Ман-хэттене... а также тот факт, что за последние два столетия ни один аукционный дом не преуспел в выставлении «Люмена» на торги... Словом, человеку не обязательно быть особо суеверным, чтобы связать эти два обстоятельства между собой.
— Я уверен, что здесь также присутствует сильный финансовый компонент. Зачем тогда вообще затевать этот аукцион? «Сотбис» явно полагает, что комиссия от продажи «Окцидо Люмен» перевешивает риски, связанные с выставлением этого предмета на торги.
— Я воздержусь от комментариев по поводу наших коммерческих дел.
— Ну пожалуйста. — Сетракян мягко положил ладонь на край стола, словно то была рука самой представительницы. — Неужели это невозможно? Неужели нельзя сделать так, чтобы один очень старый человек просто взял и посмотрел?..
Глаза представительницы смотрели поверх маски все так же непреклонно.
— Нет, нельзя.
Сетракян снова взглянул на Фета. Специалист по борьбе с паразитами поднялся во весь рост, стянул маску с лица и предъявил сидевшей за столом женщине значок муниципального служащего.
— Терпеть не могу прибегать к таким мерам, однако я должен немедленно видеть коменданта здания. Человека, отвечающего за данную городскую собственность.
При виде коменданта здания, вошедшего в кабинет вместе с Фетом и Сетракяном, директор Североамериканского отделения «Сотбис» поднялся из-за стола.
— Что тут у нас происходит? — спросил комендант. Маска на его лице колыхнулась от энергичного движения воздуха. — Этот джентльмен утверждает, что мы должны очистить здание.
— Очистить... Что?!
— Он обладает полномочиями закрыть здание на семьдесят два часа, пока городские службы не произведут здесь полную инспекцию.
— Семьдесят два... А как же тогда аукцион?
— Отменяется, — объявил Фет и пожал плечами для усиления эффекта. — Если только...
Черты лица директора словно бы разгладились под маской — до него вдруг дошел смысл сказанного.
— Город вокруг разваливается на глазах, и вдруг вам приходит в голову именно сейчас, сегодня явиться сюда за взяткой?
—Я пришел вовсе не за взяткой, — сказал Фет. — По правде говоря, — и вы, вероятно, могли догадаться об этом по моему виду — я некто вроде страстного любителя искусства.
Разрешение на частичный доступ к «Окцидо Люмен» было получено. Осмотр состоялся в специальной выгородке со стеклянными стенами, которая сама по себе размещалась в большом безоконном демонстрационном зале на девятом этаже, куда вели двойные двери, запираемые на ключ. Книга хранилась в пуленепробиваемом контейнере. Его отомкнули, и «Окцидо Люмен» была наконец извлечена на свет. Фет с интересом наблюдал, как Сетракян готовится к обследованию фолианта, который он столь долго искал. Скрюченные руки профессора были облачены в белые хлопчатобумажные перчатки.
Старинную книгу бережно положили на пюпитр из белого дуба, отделанный затейливой резьбой. Размерами она была 30,5 на 20,3 на 4,6 сантиметра. 489 сшитых листов. Текст рукописный, выполнен на пергаменте. Двадцать страниц украшены цветными рисунками. Переплет кожаный. На передней и задней крышках, а также на корешке пластины из чистого серебра. Все обрезы опять-таки посеребренные.
Только теперь Фет понял, почему Древним так и не удалось завладеть «Люменом». И почему Владыка до сих пор не явился и не забрал книгу силой — именно здесь и сейчас.
Серебряная оболочка. Эта книга была в буквальном смысле вампирам не по рукам.
Над пюпитром с двух сторон возвышались видеокамеры, укрепленные на изогнутых стебельках, — они брали картинку раскрытой книги и транслировали ее на большие вертикальные плазменные экраны перед Фетом и Сетра-кяном. На изукрашенной странице в начале сборного листа было детальное изображение фигуры с шестью отростками, оттиснутое фольгой из чистого, сверкающего серебра. Стиль и тонкая каллиграфия текста, окружающего фигуру, говорили об очень дальнем прошлом, словно бы неся весть из совсем иного мира.
Василий был заворожен тем благоговением, с каким Сетракян разглядывал «Люмен». Книга была сделана очень искусно, и это произвело на Фета сильное впечатление, но что касается иллюстраций, он лишь терялся в догадках: Василий не имел ни малейшего понятия о том, что представало его взору. Он ждал какого-то озарения и хотел, чтобы старый профессор помог ему в этом. Василий ясно видел только одно: очевидное сходство между иллюстрациями в «Люмене» и теми знаками, которые они с Эфом обнаружили в подземелье. Даже тройной символ полумесяца — и тот присутствовал в книге.
Сейчас Сетракян с особой сосредоточенностью разглядывал один конкретный разворот книги: на левой странице был только текст, на правой — роскошная цветная иллюстрация. То, что это произведение искусства, Василий понимал, но, помимо явной художественности рисунка, он не видел там ничего, что могло бы поразить воображение старика — да еще с такой силой, что на глазах у Сетракяна выступили слезы.
