Джонатан Кэрролл - Стеклянный суп
— Вы и правда умеете читать в темноте?
— Да, теперь умею. А знаете что? Этому не так уж сложно научиться.
Флора, как и другие легковерные люди, не знала, что Рик Чейф и большинство прочих гуру психологической самопомощи, которых так много развелось в последнее время, были творениями Хаоса, такими же, как и Джон Фланнери, он же Кайл Пегг. Это был сравнительно безобидный, но увлекательный и удивительно действенный способ дурить людям головы. Все, что для этого нужно, — заставить их осознать собственные недостатки, что в наш век вины и сомнения совсем не сложно. Следующий шаг — убедить их в том, что, несмотря на это, они уже близки к «Ответу», ключу к счастью, концу радуги, нирване, и так далее. Еще пара крошечных шажков, и вы на месте. Если, конечно, сделаете все, как я скажу.
Только вот никакого такого места не существует, потому что люди все время меняются, а вместе с ними меняются их потребности и желания. Они просто не могут остановиться на чем-то одном и сказать: «Вот оно, вечное счастье». А все потому, что у человечества внимания не больше, чем у домашней мухи. Много ли вы знаете мух, которые обрели свое счастье и вечерами сидели дома?
Разумеется, Кайл Пегг умел читать в темноте. Для него это был не больше чем карточный трюк, обыкновенная ловкость рук, доступная даже плохому фокуснику. Он мог обучить этому кого угодно за пятнадцать секунд.
* * *Лекция Чейфа показалась Флоре неплохой, но в общем ничего особенного. Может быть, ей понравилось бы больше, не повстречай она Кайла Пегга и не заморочь он ей голову еще до начала.
Ответы на вопросы аудитории, которые последовали за лекцией, показались Флоре нестерпимо долгими. Она скрестила руки на груди и даже не замечала нервного подрагивания солнечных очков, которые держала в одной руке, пока Кайл Пегг, которого это отвлекало, не покосился на нее. Он взглянул сначала на очки, потом на нее и приподнял брови, как будто спрашивая, все ли с ней в порядке.
Сделав отчаянное лицо, она прошипела:
— Зачем задавать такие глупые вопросы? Прочитали бы лучше книгу, там все написано.
— Хотите выпить кофе?
Ее удивило то, что он готов был встать и выйти вот так, под влиянием импульса. Такая смелость и непосредственность ей импонировали. Но, хотя предложение было соблазнительным, она потрясла головой.
— Нельзя же уйти сейчас, при людях, — неудобно. Потом пойдем.
Он не возражал. Он знал, что она не согласится, но хотел, чтобы у нее сложилось впечатление, будто ради ее удовольствия он готов на все.
* * *После лекции они сидели в кафе «Шварценберг» и ели шоколадный торт с марципанами, каждый кусок размером с небольшое пианино. Кайл съел два. Флоре нравились и его ненасытность, и то, как очевидно он был увлечен ею. Флора была королевой драмы. Свет рампы был ей необходим. Те, кого не отталкивали эти два качества, становились ее лучшими друзьями на всю жизнь, а другом Флора была надежным.
Муж и дети ее обожали, но, как и все ее окружение, плясали под ее дудку и отлично знали, что под горячую руку ей лучше не попадаться. Одного любовника ей обычно не хватало, и она держала сразу двух. Причем совершенно не похожих. Она сразу им говорила, что моногамия — не для нее и это распространяется на них тоже. Так что берите или уходите. И некоторые уходили. Какой-нибудь любовник бросал ее, друзьям надоедало слушать тщеславную чушь, и они переставали отвечать. Флора Воэн обижалась, но недолго. Она была итальянкой. Она была нетерпеливой. Жизнь — это опера. Какой интерес ограничивать себя кем-то или чем-то одним. Ведь вокруг столько других, которых можно любить и с которыми можно дружить, поэтому Флора Воэн редко считала большой потерей, когда кто-нибудь говорил ей «баста».
Фланнери-Пегга больше всего заинтересовала таинственная способность Флоры выявлять в людях качества, которых они и сами в себе не подозревали. К примеру, в нем она с самого начала разглядела сексуальность и затаскивала его в постель при каждом удобном случае. Это толстяка-то Джона Фланнери. Его это ужасно забавляло, потому что полностью шло вразрез с тем планом завоевания ее сердца, который он заранее разработал. Но, надо отдать ей должное, она оказалась такой страстной и изобретательной любовницей, что жалеть о потерянном времени ему не приходилось. Плюс ко всему, она познакомила его с целым арсеналом сексуальных приемов, которые он тут же с успехом испытал на ее подруге Лени.
Когда Флора впервые увидела своего мужа, тот был блестящим предпринимателем, но при этом милым и скучным человеком, который находил удовольствие в том, чтобы собственноручно гладить свои трехсотдолларовые рубашки под звуки невразумительных симфоний Сибелиуса. Закатав рукава, она прорыла тоннель глубоко под отутюженную поверхность к неисследованным пластам его души. Там она обнаружила томившегося в заточении воскресного Рэмбо, который, при ее полной поддержке, занялся стрельбой из лука и даже дважды спрыгнул на тарзанке с восьмисотфутовой «Донаутурм».[22] Флора представляла собой интересное противоречие. При всем своем эгоцентризме она почти всегда искренне сопереживала и понимала других. За это ее и любили преданные друзья.
Однако всему есть предел. Лени никогда не доверяла Флоре настолько, чтобы рассказать ей про Джона Фланнери. Изабелле она тоже ничего не сказала, хотя и собиралась. Проблема с Флорой была в том, что зачастую она устремлялась с новостями в самом неподходящем направлении. Передавала их кому не следовало или пробалтывалась где не надо о том, что должно было оставаться в секрете. А все потому, что она так переживала и радовалась за вас, только вот вам приходилось потом расхлебывать. Кроме того, она любила задавать нескромные вопросы, ответы на которые либо совершенно ее не касались, либо вы еще не были готовы их давать.
Вскоре после их встречи Кайл Пегг попросил Флору никому не рассказывать о нем и об их отношениях. Когда она негодующе поинтересовалась, почему нет, он нашел единственный возможный ответ, который заставил ее заткнуться раз и навсегда:
— Потому что меня ищет Интерпол. Если меня найдут, я спекся.
Вот и все. Его признание было так неожиданно и восхитительно, что она заперла его в глубинах своего сердца и не обмолвилась о нем ни единой живой душе. За все время, что они были вместе, он почти ничего больше об этом не говорил. Только раз он обмолвился, что его «проблема», как он ее назвал, имела отношение к фальшивым американским долларам в Сирии. Ей хотелось знать все, но она добилась лишь признания в том, что Кайл Пегг не настоящее его имя, что было в некотором роде правдой. Когда она спросила, как его зовут на самом деле, он задумался и посмотрел на нее оценивающе. Потом суровым голосом сказал:
