Алана Инош - Слепые души
Вот теперь я освобождаю свой крик.
Глава 16
Я не знаю, что мне делать. Это какой-то кошмар.
Эти слова я то и дело повторяю вот уже две недели, и есть из-за чего: с отцом что-то неладное. Уже две недели он не выходит из запоя, протрезвляясь ненадолго, а потом снова напиваясь. Уходит на работу, а возвращается либо в обед, либо ещё раньше и, разумеется, в стельку пьяный. На мой единственный вопрос «зачем?» он не может толком ответить. То его кто-то угостил, то он сам выпил. Когда он засыпает, я молюсь над ним, но это, кажется, не помогает. Я просто в отчаянии, мне страшно и жалко его. Сомнений у меня нет: это Якушев, он действует на меня через отца, нечистый пёс. Заставить отца тоже молиться не получается: он как будто потерял всякую веру. Только один раз он мне сказал:
– Это кошмар... не знаю, что со мной. Сделай что-нибудь...
Он просит меня о помощи, а я не знаю, что делать. Сколько ни молюсь, всё без толку: кошмар продолжается. Средства для выведения из запоя не помогают, только деньги истрачены. На моих глазах отец гибнет, а я, как глупое растерянное дитя, ничего не могу сделать.
Пошла третья неделя кошмара, и новая беда: отца увольняют. За систематическое пьянство. Денег у нас нет, свою заплату он куда-то девал, и у меня в кошельке последние сто рублей. Отец лежит в пьяном угаре, а я сижу в своей комнате на полу.
Господи, неужели Ты меня не слышишь? Почему Ты от нас отвернулся? Почему оставил меня одну, без помощи?
Ответа нет. Стена отчаяния окружает меня со всех сторон, не давая пробиться свету надежды. Я как слепой котёнок: не могу ничего понять, не могу нащупать выход.
Я надеваю высокие каблуки и белую блузку. Четыре часа дня, я выхожу в июньское тепло, но мне холодно, как в декабре. Иду на каблуках пешком почти через весь город: сейчас общественный транспорт для меня непозволительная роскошь. Поднимаюсь на белое крыльцо, вхожу в прозрачную дверь с колокольчиком.
– Чем могу помочь?
– Извините... Мне бы Диану Несторовну.
– Вы по какому вопросу?
– Насчёт работы.
– Подождите.
Я жду, осматриваюсь. Красивое место, было бы приятно здесь работать, но возьмут ли меня? Ходить в элегантной облегающей юбочке и блузке, стуча каблуками по этим звонким плиткам, дышать кондиционированным воздухом и обращаться ко всем входящим: «Чем могу помочь?» Носить на груди карточку с именем, а на лице – служебную улыбку. А главное – регулярно получать денежку, идти с ней в магазин и покупать еду, платить коммунальные, пополнять счёт за мобильный, обновлять гардероб. Но всё зависит от того, что мне сейчас скажут.
– Проходите вон туда.
Так, может быть, всё и срастётся. Иду, куда мне указала ручка девушки с предлинными перламутровыми ногтями, и попадаю в небольшой, но хорошо отделанный и обставленный кабинет с вертикальными жалюзи на окне. У окна – стол с компьютером и кожаное кресло, в углу – фикус. Светлые глаза Дианы Несторовны смотрят на меня вопросительно и строго: здесь она на работе, здесь она – хозяйка и начальница.
– Здравствуйте, – только и могу я пробормотать.
– Здравствуй, здравствуй, дорогуша, – отвечает она, и её тон весьма похож на тот, которым она разговаривала в первые минуты нашего знакомства. И это обращение «дорогуша» – шершавое, как наждак. – Зачем пожаловала?
– Диана Несторовна, мне очень нужна работа.
– Так. Ну, а я здесь при чём?
М-да, многообещающее начало. Похоже, мне здесь ловить нечего. Почему она ко мне так переменилась? Ведь ещё недавно она была готова носить меня на руках, называла «лапушкой» и «золотцем», а сейчас её взгляд обдаёт меня холодом, в голосе – льдистый перезвон. Может быть, из-за Альбины?
– Ну... Может быть... вы могли бы меня взять, – лепечу я, хотя под этим суровым взглядом моя надежда на трудоустройство тает, как мороженое в микроволновке. – Кем угодно, я на всё согласна. Продавцом, уборщицей, подсобной рабочей... Мне правда нужна работа.
Диана Несторовна вытряхивает из пачки сигарету, закуривает. Её брови неприветливо сведены.
– Ну, а почему именно я должна тебя взять? Что, больше нигде нет подходящих вакансий?
Как ответить на этот вопрос? Я и сама толком не знаю, почему ноги привели меня к ней, – скорее, даже не ноги, а сердце. Но ответ: «Меня привело к вам сердце» – не самый уместный при устройстве на работу, и я растерянно молчу.
– Дорогуша, у меня много дел, а времени мало, – нетерпеливо говорит Диана Несторовна. – Если ты думаешь, что я умею читать мысли, то ошибаешься.
Обескураженная и расстроенная её холодным приёмом, я теряю остатки надежды. Больше всего мне сейчас хочется разреветься, но я изо всех сил сдерживаюсь: это будет уж совсем нелепо. Взять и выложить ей подробности ситуации с моим отцом мне не позволяет гордость, и я ограничиваюсь только тем, что говорю:
– У меня сейчас трудные обстоятельства. Мне нужна работа.
Диана Несторовна, стряхнув пепел в затейливую пепельницу с фигуркой орла, говорит:
– Я не спрашиваю, почему тебе нужна работа. Я спрашиваю, почему ты пришла именно ко мне?
Во мне распрямляется какая-то горячая пружина. Вот возьму и выпалю ей правду, повернусь и уйду.
– Потому что вы мне очень нравитесь, Диана Несторовна. Рядом с вами я чувствую себя в безопасности, как за каменной стеной. Якушев... Он губит моего отца, а я ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Его уволили, у нас нет денег, и поэтому мне срочно нужна работа. Я осталась совсем одна, один на один со всем этим... Я пришла к вам, потому что подумала, что вы можете протянуть мне руку... Наверно, я в вас ошиблась. Извините, что отняла у вас время.
Спотыкаясь на своих высоких каблуках, я бреду к выходу, ничего не видя перед собой от слёз. Насмешливое солнце в небе слепит меня, мои каблуки цокают по пыльному асфальту. Визг тормозов, удар – и меня как будто выключили.
Я не поняла, что случилось. Открыв глаза, я смутно вижу какой-то потолок и чувствую вкус крови на губах. Под моим затылком – чьи-то колени, на моём лбу – прохладная ладонь. Надо мной склоняется испуганный молодой человек в светлой рубашке с короткими рукавами, светловолосый, коротко стриженый, и я слышу голос Дианы Несторовны:
– Настенька, ты меня слышишь? Как ты, лапушка? У тебя что-нибудь болит?
У меня такое ощущение, будто мозги в моём черепе перевернули вверх дном. Непонятно, где у меня руки, а где ноги: я как будто разобрана по частям. Голос Дианы Несторовны властно командует:
– Костя, «скорую»!
Испуганный молодой человек достаёт мобильный и вызывает. К моему носу прижимается окровавленный платочек. Резко пахнет нашатырём, а я почему-то беспокоюсь, не сломаны ли мои каблуки. Голос Дианы Несторовны вздыхает:
