Кирилл Юрченко - Приходящие из Мора
— А я ведь говорил тебе — убирайся, пока цел. Ты не послушал. Никто меня не слушал, — Игнат вздохнул.
— Выходит, ты в курсе того, что происходит? — Стрельникову очень хотелось выглядеть спокойным, хотя на деле он весь был в колоссальном напряжении. — Ты же понимаешь, ты должен объяснить.
Игнат придвинулся вплотную. Лука вжался в стену, как будто мог просочиться сквозь нее.
— Не бойся, — видя, что гость напуган, Игнат отошел в угол и сел на пол. — Все совершенно не так, как ты полагаешь.
— А что я полагаю? — спросил Лука. Без всякой насмешки спросил, ему и правда казалось, что нет ни единой верной мысли из тех, что бродили в его голове.
Игнат начал повествование с того, что признался Стрельникову — рассказ его может показаться совершенно фантастическим. И попросил не перебивать.
— Все началось с одной прекрасной выдумки, которая оказалась чистой правдой, — он замолчал, но ненадолго, словно обдумывая, с чего начать, и продолжил:
— Однажды, лет пять тому назад, когда я приехал сюда в ностальгической тоске, мой старинный друг — муж Евгении, достал с чердака какие-то старые чемоданы, хранившиеся там невесть с каких времен. Там, среди прочих вещей были книги и записи его отца, который был весьма ученым человеком. С их семейством я дружил с юности и был первым, кроме Евгении, кому он показал одну тетрадку…
— В тканевом переплете, в ней много сказок и легенд и автором был Иван Митрохин, тесть Евгении, да? — догадался Лука.
— Значит, ты видел эту тетрадь. Но она должна быть у Сергея, брата Марины, — удивился Игнат. — Выходит, ты был с ним знаком?
— Брат Марины передал мне ее перед смертью.
— Впрочем, это не важно. Так вот, Савва — так звали мужа Евгении — с большим доверием относился к тому, что говорил его отец. Такое же отношение было у него и к рукописному наследию родителя. А там, помимо всяких разных сказок, были записаны разные легенды о «скале демонов» и, в частности, говорилось о том, что шаманы одного мелкого народца, к сожалению, ныне исчезнувшего, могли воскрешать мертвеца. И даже умели из птицы сделать зверя или превратить в невиданную тварь любое существо. И помогали им в этом демоны, заточенные в скалу. Это было своего рода жертвоприношением, для того, чтобы демоны не завладели миром. Таким образом, мол, они отвлекаются от по-настоящему нехороших деяний. Но нужно быть осторожным, говорилось в легендах, потому что из невинного существа может появиться страшное чудовище. Демоны иногда пытаются обмануть шаманов. И все подробно было расписано — как и что делать. Савва был упрямый человек — как мы его не отговаривали с Евгенией, он решил опробовать все это на деле. Для начала — отыскать скалу (на деле это оказалось несложной задачей), ну а потом — воплотить ритуал в жизнь.
Отговаривали мы его не столько от страха, сколько от того, что искренне считали записки его отца бреднями. И это слово было произнесено в момент нашей ругани. Надо было видеть, как болезненно он отреагировал. Мы даже подрались. Он проклял меня и поклялся больше не общаться.
Задуманное Савва решил совершить уже из принципа. И все бы ничего, да так получилось, что он нарушил один из главных принципов, описанных в легенде. Ведь Савва был редкостным чистоплюем. Застрелить зверя на охоте — это, пожалуйста. А взять и зарезать, как того требовал ритуал — это, извольте, нет. Он и животину-то на убой в хозяйстве никогда не держал — для деревни неслыханное дело. А потому, понес к скале уже мертвое животное. В одном из своих капканов он нашел росомаху — как раз рядом с той скалой. Посчитал, что она будет вполне подходящей жертвой.
Затем он специально вернулся за мной в деревню — чтобы доказать, что все, что написано его отцом — чистейшая правда. Из чистого интереса я отправился за ним, наивно полагая, что его неудача позволит нам возобновить дружбу.
Я видел, как он застрелил раненное капканом животное, освободил его и потащил к месту, передав ружье мне. Но я не отважился приближаться к скале, благоразумно остановившись поодаль. И правильно сделал. Я сейчас уже и не припомню, в чем заключались подробности ритуала, но очень важно было, что животное должно оставаться живым и обязательно прикованным. Но Савва этого не сделал, да и не смог бы, потому что когда он стал приближаться к скале, подойдя к ней на расстояние нескольких шагов, росомаха начала оживать.
— Да-да! — воскликнул Игнат. — Это было невероятно!
Впрочем, то была уже и не росомаха вовсе. А что-то гораздо страшнее этого и без того неприятного животного. Действительно, как будто демоны вселились в нее…
В общем — эта тварь убила Савву. Я до сих пор помню эту сцену в подробностях. Перегрызла ему шею и пыталась напасть на меня, но я застрелил ее. Но не сразу. Весь ужас заключался в том, что дробь не причиняла этой чудовищной росомахе никакого вреда, покуда та находилась рядом со скалой, как я позже понял. Она проскакивали сквозь ее тело, не задерживаясь, и звонко била о камни. И только когда тварь почти достигла меня, она словно вырвалась из какого-то заколдованного круга, и очередной выстрел разорвал ей голову.
Мне пришло в голову — необходимо похоронить Савву! Отправиться в деревню за лопатой я не решился. Как не представлялось возможным рассказать все людям. Кто бы мне поверил, что это не я убил его, — известно было о нашей ссоре. Тогда я отволок его тело в расщелину и стал заваливать камнями. Минут десять прошло, или больше. Вдруг камни стали шевелиться. Поначалу я не понял — подумал, что неаккуратно уложил, вот и они осыпаются. Едва я наклонился, из щели высунулась рука и пыталась схватить меня за ногу.
— Ты не представляешь какой я испытал ужас, — прошептал Игнат.
Можно было решить, что это раненный Савва очнулся. Но в том то и дело, что он был страшно изуродован и совершенно точно мертв. Я же собственными глазами видел огромную дыру на его шее. С такими ранами не живут. А крови сколько было — до сих пор вспоминаю с содроганием. Он просто не мог быть живым!
Я начал таскать камни один за другим, наваливая все больше, но рука продолжала шевелиться и пыталась откинуть в сторону часть их. А потом как будто высшие силы помогли мне — когда я выковыривал из скалы большой осколок плитняка, обвалилась их целая груда. Чудом меня не зацепило. Долго я стоял, наблюдая за могилой, в которой был замурован так невероятно оживший Савва. Звуки из глубины все еще раздавались, и было невыносимо их слышать. Я убежал.
Естественно, я не рискнул ничего рассказывать Евгении и никто не знает этой страшной тайны. А Евгения меня с того дня возненавидела, потому что каким-то особым бабьим чутьем понимала — я скрываю что-то.
