Кирилл Юрченко - Приходящие из Мора
— Что же теперь будет?
— Игнат сказал, нам нужно уходить, — произнес Лука. Задумчиво, как будто выпустил из внимания важное обстоятельство, которое пытался вспомнить.
— Но как же дедушка?
А ведь действительно — исчезнувший Фаддей не давал Стрельникову покоя.
Лука подумал о собственной гипотезе с воскрешающимися телами. А если и со стариком случилось тоже, что и с остальными погибшими? Вероятно, твари тяжело ранили его и он, преобразившись, уполз куда-то в безопасное место, где нет солнца. И что же — ночью он придет по их душу?
«Убитый Савва ожил. А до Саввы росомаха. И еще были другие животные… И люди? Обязательно люди…»
Он вспомнил егерей. Вспомнил вдруг и про неизвестного ему Леву Гаврилова, о котором рассказал ему Виктор. И еще тот первый странный рассказ, поведанный полусумасшедшим стариком Лёликом в Тихоновке — про шофера или какого-то там начальника (он уже забыл его фамилию), к которому ночью явилась жена, и забрала с собой его душу. Разве не погибла она до этого в окрестных местах?.. А те истуканы, которых вырезал дед старика. Возможно, это происходило и раньше. Может быть, не в тех масштабах…
Лука вскочил, в решительности распахнул окно и выскочил на улицу.
— Куда ты? — Марина выбежала за ним.
— Останься здесь, — раздраженно выкрикнул.
— Но куда ты?
— К Игнату.
Он обошел дом, обозленный вернулся, не найдя ни одного предмета, подходящего в качестве оружия. Наконец, из спрятанных запасов выбрал короткий лом.
— Убью его, если он не выложит все как есть, — сказал он сам себе.
Выбежал на улицу, обратив внимание, что Марина идет вслед за ним. Пригрозил ей, но девушка не послушалась, только отстала немного. Раздражение схлынуло, и Лука подумал, что так спокойнее — хоть на расстоянии, но он может приглядывать за ней. А старуха?..
— Вернись! — крикнул он. — Пожалей бабку!..
И долго смотрел, как она понуро плетется домой, пока не исчезла из виду.
Во двор Игната Лука ворвался, ударом выбив калитку. Дом был заперт.
— Игнат! Игнат! — надрывно закричал он. — Мне все равно, Игнат! Если ты не впустишь меня, я разнесу дверь!
Он услышал, как на веранде кто-то заскребся. Занавеси на окнах колыхались, словно их одергивали, чтобы лучше закрыться от света.
— Лука, — услышал он изменившийся голос за дверью, — я же тебе велел убираться. Мне тяжело разговаривать.
— Где Фаддей? — Стрельников уже начал догадываться о нехорошей судьбе старика.
— Марина с тобой? Она слышит нас? — хриплый голос стал тише.
— Нет, — так же негромко ответил Лука — Игнат, я не прошу. Я требую, чтобы ты все рассказал. Хочу знать все!
— Тогда входи. Если один.
Замок щелкнул. Лука подобрал ломик и без него не решился войти внутрь.
— Тебе нечего опасаться, — услышал он из глубины дома.
— Это мы еще посмотрим.
— Посмотри лучше сюда, если сможешь разглядеть. Только не открывай шторы.
Какой-то предмет мелькнул в полумраке и чувствительно стукнул в лоб. Лука подобрал. Это была фотография.
— Ты можешь сходить туда сам. Приметы я назову. Возьми бинокль. Он в столе на кухне. И еще обязательно ружье. То самое — найдешь его на веранде. Только будь осторожен. А теперь слушай…
11. Скала Силы
По ориентирам они с Мариной добрались к огромной куполообразной скале — той самой, которую Лука фотографировал с вершины разлома и в которой справедливо распознал скалу демонов из легенды.
Он снова взглянул на фотокарточку, которую дал ему Игнат, чтобы сверить фото с действительностью. Без всяких сомнений, это она — Скала Демонов. Когда Лука разглядывал ее с вершины, она не казалась такой громадной. Теперь же нависала над ними: совершенно белая, с изодранной временем поверхностью, возвышалась высоко над лесом, и текущей под ней рекой.
Казалось, что огромный купол скалы занимает половину мира.
«Мира — Мора, Мир — Мор», — вертелось в голове Луки.
Они лежали на траве, на вершине небольшого холма. Отсюда сверху было отлично видно подножие скалы. Лука смотрел и понимал, что не зря он сравнивал эту белую гору с айсбергом, от которого на поверхности видна лишь крохотная верхушка.
— Именно здесь, согласно рассказу Курбатова, он видел как монахи-старообрядцы и какие-то люди вместе с ними, сторожили неведомых чудовищ, прикованных к скале, — сказал Лука, показывая Марине на белые камни у подножия.
Он вспоминал прощальный разговор с Игнатом…
«— А что если это инопланетный разум?»
Лука вдруг почувствовал, что готов сейчас выдвинуть любую гипотезу, если она поможет обрести предельную ясность.
«— Скажи, Игнат? Эта скала — какой-нибудь осколок космического корабля? И он является причиной мутаций?» — спросил он.
«— Во всяком случае, даже если это были инопланетяне, никто подтвердить этого не сможет, — усмехнулся тот. — Но я в этом сильно сомневаюсь».
Лука достал бинокль и стал разглядывать подножие.
«— Я бывал там тысячи раз. И только после гибели Саввы узнал, что это за место. После его смерти и такого страшного оживления я часто приходил туда и стал подмечать разные странности. Например, увидишь там здоровенный куст рябины. Посмотри внимательнее на то, что найдешь под ним. Только не подходи близко…»
Лука напряженно всмотрелся, отыскав взглядом рябину. Куст как куст. Под ним какое-то растение. Странное растение… Он вдруг вспомнил про мышку, которую при нем съел Мазепа. Мышку с шестью — а ведь он тогда не ошибся! — лапами. Или вообще не мышку… Точно так же и это растение не походило на привычный образ.
— Невероятно, — прошептал Лука.
Он оторвал бинокль от глаз, протер рукавом лоб и снова вперился в травяной покров. И тот час же увидел, что этот куст неясного очертания занимается тем, чем представителю растительного мира заниматься не полагается по определению. Ветви куста раскачивались из стороны в сторону, а между ними, повинуясь колебаниям, выстраивалась ровная сетка из матовых линий. И никакого паука не было видно поблизости. А с другой стороны дерева уже имелась такая же точно сеть — с попавшейся в нее птицей.
«— И раньше я находил здесь новые виды растений. Поначалу примитивные донельзя, но неизвестные науке абсолютно. И все это было как будто исподволь. Но чем дальше — тем сложнее…
— Однажды я съездил в город, — почему-то злобно продолжил Игнат. — Хотел рассказать, но меня на смех подняли — за шарлатана посчитали. А потом, когда подобралась коллекция, уже не только растительная, я не испытывал желания показывать ее людям, тем более ученым…»
