Андрей Николаев - Русский экзорцист
– О-о, – протянул Волохов, – знакомые места. Озеро там шикарное.
– Да, там красиво.
Они поднялись по лестнице. Волохов передал ему свои пакеты, открыл дверь и сделал приглашающий жест.
– Заходи, бандит, в КПЗ.
– Спасибо, – мальчишка удивленно захлопал глазами, но потом, поняв, что это шутка, вежливо улыбнулся.
Волохов мысленно обругал себя последними словами.
– Направо кухня, там на стол все брось. Сейчас жрать будем!
Он запер дверь и прошел следом. Иван аккуратно раскладывал на столе продукты.
– Так, давай-ка, иди осмотрись, а я тут быстренько все сделаю, – сказал Волохов, засучивая рукава рубашки.
Парень собрал пустые пакеты и послушно пошел в комнату. Волохов быстро начистил картошки, нарезал мясо и поставил на плиту сковородку. Не удержавшись, откусил мягкого белого хлеба и заглянул в комнату.
Иван рассматривал висящие на стенах фотокопии современных художников. Склонив голову, он делал шаг в сторону, потом возвращался на место, выбирая удачный ракурс.
Услышав шаги, он оглянулся.
– Какая страшная картина, – сказал он, показывая на репродукцию Сараямы.
На картине голый ребенок сидел, раскинув пухлые ножки, на каменистой земле. У ног его умиротворенно примостилась огромная железная собака. Стальные бока чудища бросали по сторонам блики, ребенок улыбался, а на заднем плане, из-за горизонта, всходила мертвая планета.
– Почему страшная, – невнятно спросил Волохов с набитым ртом, – просто прикольная.
– Одиночество, – пояснил Иван, – ему даже поиграть не с кем. Только с железной собакой.
– Но он же доволен.
– Он просто не знает другой жизни.
Волохов помолчал, проглотил хлеб.
– А тебе было с кем играть?
– Нет.
Волохов услышал, как заскворчало масло, и вернулся в кухню.
Отбив ножом два куска свинины, он бросил ее на сковороду.
– А что ты скажешь насчет вот этой картины, – спросил он, вернувшись к Ивану и указывая на репродукцию «Поцелуй вампира».
На полотне в страстных объятиях зеленого крылатого чудовища со змеиным телом застыла обнаженная женщина. Из-под когтей, впившихся в ягодицы, сочилась кровь.
– Это – гибель, – сказал Иван, качая головой. – Она губит себя, но ничего не может поделать. Плоть правит ее сознанием, а разум спит или умер.
– А то, что она голая, тебя не смущает?
– Нагота здесь вторична. Гораздо печальнее, что она вручает ему не только тело свое, но и душу.
Волохов крякнул. Мальчишка, однако, был не так прост.
Мясо покрылось аппетитной корочкой. Волохов поперчил, посолил и перевернул его. Попробовал ножом булькающую в кастрюле картошку. Почти готово.
– Ну, Иван, мой руки и прошу к столу, – крикнул он.
Крупно нарезав самый красивый помидор, он разложил мясо и картофель по тарелкам и посыпал нарезанной зеленью. Вывалив квашеную капусту в керамическую миску, покропил ее подсолнечным маслом и, нарезав хлеб, уселся за стол. Иван встал на пороге, смущенно улыбаясь.
– Давай, давай, не стесняйся, – Волохов набил рот мясом, картошкой, добавил капусты и, энергично пережевывая, указал на табурет напротив себя.
– Павел …, простите, не знаю вашего отчества…
– Ничего, ничего, сойдет и Павел.
– Я не могу это есть.
– Это почему?
– Так ведь пост, – удивленно всплеснул руками Иван, – Апостольский пост нынче.
Волохов перестал чавкать и медленно оторвал взгляд от тарелки.
– Что ж ты не сказал? Я бы рыбу пожарил.
– И рыбу сегодня не могу – среда.
– Ваня, ты худой, как велосипед. Хоть чего-то можешь съесть?
– Могу есть хлеб, могу капусту, овощи, фрукты, орехи. Могу воду пить.
– Эх, – горько вздохнул Волохов, – а может, давай, а? Хоть немного?
– Не могу, – виновато пожал плечами Иван.
Волохов отложил вилку и тяжело вздохнул. Потом помыл яблоки, клубнику и поставил перед Иваном.
– На, страстотерпец, насыщайся.
Аппетит пропал. Поковырявшись в тарелке, Волохов отодвинул ее. Иван ел капусту с черным хлебом. На десерт были фрукты. Клубника показалась Волохову пресной и водянистой.
Постелив Ивану на кровати, Волохов разложил на полу матрас для себя, погасил свет и улегся. Парнишка аккуратно сложил одежду в кресло-качалку, укрылся одеялом и затих. Волохов поворочался на жестком ложе.
– Иван, – позвал он.
– Да, – с готовностью отозвался тот.
– Где ты учился?
– Меня учит наш игумен.
– Угу. И чему же он тебя выучил? Он что, все знает?
– Он знает все, – не задумываясь, с гордостью сказал Иван, – он служил в православной церкви в Италии, потом в Сербии. Когда случилась война, храм разрушили, начались гонения на веру, и прихожане ушли кто куда. Он вернулся в Россию.
– А что же он сам сюда не приехал? Если он тебя учит, значит, знает больше, чем ты. Не хочу тебя пугать, но дела у нас здесь хреновые.
– Он старенький уже. Он благословил меня, а монастырская братия всю ночь вчера молилась за нашу с вами победу.
– Ну, тогда я спокоен. Дело, считай, сделано, – пробурчал Волохов.
– Павел, а это ваша квартира?
– Нет, одной моей знакомой.
– А она где?
Волохов сел на матрасе и, обхватив колени, уставился в открытое окно. Ночь была ясная, звездная. Огни в доме напротив уже погасли, и он казался огромным надгробием какому-то древнему божеству.
– Ее похитили.
– Демон?
Иван спокойно произнес слово, которое в современном мире почему-то утратило свой страшный смысл, но в темной комнате прозвучало пугающе и зловеще. Волохов повторил его, словно проверяя свои ощущения.
– Демон… да.
– Мы освободим ее, – уверенно сказал Иван.
– Мне бы твою уверенность, – вздохнул Волохов, – все, давай спать.
Мальчишка завозился, устраиваясь поудобнее и, скоро засопел.
Сна не было. Волохов встал и, стараясь не шуметь, вышел на кухню и съел кусок мяса с хлебом. Выпив холодного чаю, он побродил по темной квартире, открыл шкаф и долго смотрел на Светкины платья и блузки, развешанные на плечиках. Потом подошел к картине «Поцелуй вампира». Темнота почти скрыла темно-зеленое тело чудовища, только проступали мускулистые руки с узловатыми венами, ласкавшие обнаженное тело женщины.
– Не поддавайся ему, девочка, – прошептал Волохов.
Он проснулся с ощущением, будто кто-то наблюдает за ним. Пахло чем-то вкусным. Приоткрыв глаза, он осмотрелся. Иван сидел на краешке кресла, сложив руки на коленях, и как всегда доброжелательно смотрел на него. Он был умыт, причесан и от этого казался совсем ребенком.
– Доброе утро.
– Привет, – пробурчал Волохов, поднимаясь, – тебе не говорили, что неприлично смотреть на спящего?
– Извините.
– Ох, бока отлежал, – Волохов потянулся. – Чего не разбудил?
– Я рано встал. Сотворил молитву, сделал вам завтрак.
– Постный, поди?
– Нет, скоромный.
– И на том спасибо.
Волохов прошлепал в ванную, постоял под холодным душем, пока не замерз.
В кухне его ждала яичница, гренки из белого хлеба на молоке и яйцах и кружка молока.
Иван присел напротив и смотрел, как он ест.
– Ты сам-то поел? – спросил Волохов, уплетая яичницу.
– Поел.
– Могу представить, что, – скептически заметил Волохов и вдруг замер от пришедшей в голову мысли. – Иван, а ведь во время боевых действий пост не соблюдается. А мы с тобой, считай, на войне!
Иван задумался.
– Вы знаете, Павел, я не уверен, хотя что-то об этом слышал. Если бы можно было связаться с наставником, я бы попросил совета.
– А совет Александра Ярославовича тебя не устроит?
– Не знаю, – задумчиво сказал Иван, – игумен его уважает, я видел. Но насколько он сведущ в канонах православной церкви…
У Волохова кусок яичницы встал поперек горла. Он закашлялся и, схватив кружку, сделал большой глоток молока. Его разобрал такой смех, что он согнулся, хватаясь за живот, чуть не попав лицом в тарелку.
– Ох, я не могу. Ой, ну ты меня уморишь. Нет, я должен ему это сказать!
Иван спокойно смотрел на него, улыбаясь и Волохов постепенно успокоился.
– Я что-то не то сказал?
– Нет, ты сказал, что надо. Просто классно сказал. Я обязательно передам Александру Ярославовичу твои сомнения. Ты знаешь, – Волохов наклонился и, понизив голос, подмигнул пареньку, – они меня тоже иногда посещают.
Позавтракав, Волохов убрал постель. Иван вымыл посуду и присел у стола, разложив перед собой книги отца Василия.
– Павел, мне понадобятся писчая бумага и ручка.
– Сделаем. А ты не хотел бы переодеться?
Парнишка оглядел себя и непонимающе взглянул на Волохова.
– Моя одежда не подходит?
– В ней от тебя за версту несет святостью. Молодежь так не одевается. Ты не должен выделяться.
– Наверно, вы правы, – Иван похлопал ресницами, – а что делать?
– Ты пока разберись с книгами, а я тебе что-нибудь куплю. Договорились?
– Только не очень яркое, ладно?
– Как скажешь. К двери не подходи, что бы ни случилось. Я быстро.
