Ольга Воликова - Городские легенды
Тарас Гупало
Три слова
Часть 1. Тук-тук!Зима… Земля тверда и холодна, через нее не пробьешься так просто, не процарапать себе путь шутя, как жарким летом. А-а-а-а-а!.. Ночь, и холодный ветер. А совсем недалеко дом, дом, где спрятался ты.
Пара сотен медленных шажков маленьких шаркающих ножек в грязных туфельках – и я на месте.
– Тук-тук.
– Не нужно, пожалуйста. Засыпай, моя маленькая, – твой голос с легким налетом паники и мольбы звучит из-за двери.
– Тук-тук! Открывай!
– Я… я не слышу тебя!
– Да ну, сейчас ночь, и не время играть в прятки, – я ласково царапаю ноготком в закрытую наглухо дверь. – Ну, открой! Ты же знаешь, что спатки я все равно не буду, – мой обиженный детский голосок проникает сквозь все его запоры, даже не проникает, а проходит сквозь. Душа, крепко запертая в тельце, может достучаться до души родного человека.
– Зачем ты здесь? Зачем ты меня мучаешь? – А-а-а, ты уже всхлипываешь. Сегодня слишком уж быстро начал.
– А я могу иначе? – удивленно интересуюсь я вполне взрослым тоном. – Ты дал мне какой-то другой выход? Ты не забыл, какой сегодня день? – этот вопрос задан уже веселым голоском девочки, которая вся замирает в ожидании чуда.
– Не забыл, маленькая, – горьким, но успокоенным голосом отвечаешь ты. – С днем рождения, родная.
– А какой тортик сегодня будет? – мой радостный голосок, наверное, выводит тебя из себя, ничем не могу помочь.
– Арррррррр! – в отчаянии ревешь ты, а через несколько секунд тишины в доме начинает играть музыка. Твой любимый композитор, Ямаока.
– Ты хочешь скрыться от меня? Забыл купить подарок? Хочешь спрятаться за безумием?
– Да, я не могу больше тебя слушать. Пожалуйста, иди баиньки. Засыпай.
Баю, баюшки, баю,
Не ложися на краю,
Придет серенький волчок
И ухватит за бочок,
И утащит во лесок,
Под ракитовый кусток.
Баю, баюшки, баю…
Сквозь звуки музыки слышна твоя безумная колыбельная.
– Папочка, тук-тук! Ну, открой!
– Это неправильно… – ты начинаешь хихикать, и даже через дверь я чувствую, как все твое существо дрожит.
– Неправильно?!! А хоронить дочь живой правильно?! Открывай, сука!!!! Я визжу, как…неважно как кто или что. Моя холодная ручка при этом сильнее стучит в дверь. – Тук-тук!!! Открывай, папочка, иначе я вытащу тебя через эту гребаную трубу!!!
Маленькие заиньки
Захотели баиньки…
Сквозь звуки музыки и смеха слышна твоя безумная колыбельная.
Внезапно она настигает меня. Моему тельцу становится тяжко поднимать руки, даже глаза закрываются. Тут отворяется дверь, и в проеме появляешься ты, папа. Почему-то ты улыбаешься, а в руке сжимаешь моего плюшевого мишку, выстиранного и зашитого в нескольких местах.
А я… А я лежу у тебя на пороге, потому что так и должно быть. Потому что ты принес меня сюда. Все как всегда. Безумие и чувство вины творят чудеса, да, папа? Они могут даже оживить в твоей больной голове дочь, похороненную спящей.
– Ой, да мы уже совсем клюем носиком, держи Мишу, крепко держи, а то он бу-бух! И свалится, что тогда делать будем? А тортик завтра будет, обещаю.
Ты поднимаешь мой засыпающий трупик на руки и несешь в разрытую тобой колыбельку, недалеко от дома.
В доме все стихло давно,
В погребе, в кухне темно,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит…
А я, страшно сказать, засыпаю, крепко обняв медведя. Ты вздыхаешь, гладишь меня по голове, прикрываешь новой крышкой гробика. Ты много их заготовил впрок, правда?
Тук-тук. Сквозь сон слышатся удары молотка.
Часть 2. Будем лечить– П… пожалуйста. П… прошу.
Судороги, привязанное к кровати тело выгибается, шипит, заполняя спертый воздух своим зловонным дыханием.
– П…пожалуйста, – шепчет и шепчет.
Полумрак окутывает тело вместо одеяла. Веревки впиваются в тонкие бледные кисти рук, но даже тогда кровь не окрашивает их, а бледность не отступает, становится лишь еще явственней.
– А-а-а-а-а-а-а! – новый приступ боли превращается в полный страдания и ужаса крик…
– Что?! Что с тобой? – перепуганная Нина расталкивает свою подругу Вику, которая, тяжело дыша, вся в слезах садится на край кровати.
Эту кровать Вика и Нина делят уже несколько месяцев, обе разочаровавшись если не в целом мире, то в его мужской половине – точно. Кроме друг друга, у них никого нет, и девушки крепко держатся за свой маленький мирок.
– Зая, что случилось? Сон нехороший? – Нина обнимает подругу за плечи.
– Да… да, сон, не волнуйся, ложись. Засыпай, – Вика благодарно чмокает Нину в щеку.
– Куда ты? – Нина уже улеглась и смотрит, как девушка встает и направляется к двери.
– На кухню, чаю себе заварю. Я сейчас все равно не усну.
– Посидеть с тобой?
– Нет, не надо. Спи. Тебе завтра вставать рано. Спи.
Заварив чай, Вика садится на табурет и осторожно делает первый глоток обжигающего напитка. Так лучше.
Мимолетом взглянув в чашку, Вика видит свое отражение, не совсем точное, но все же… Молода, красива. Везет только, как утопленнику. Сначала ушла из дома, потом Володя, тот, из-за которого она покинула родителей, в свою очередь бросил ее. Сюжет затерт до дыр, правда? А после этого, Вика, ты умудрилась поменять свои сексуальные пристрастия. Позавчера Нина предложила подруге уехать в Нидерланды и свободно жить там. Вика так и не смогла ответить. Нет, Нина замечательная, чуткая девушка, и, что ни говори, Вика ее любит. Но, черт возьми, сколько перемен! А теперь еще и этот сон, будь он неладен.
Вика снова смотрит в опустевшую наполовину чашку и вздрагивает. Вместо ее отражения, остывший чай отображает знакомую уже койку и привязанное к ней тело.
– Прошу тебя… – шипит возле уха Виктории.
Девушка вскакивает, и с ужасом смотрит на кровать с больным, которая каким-то образом появилась на кухне. Боже мой, на кухне ли? Снова голые стены, никаких окон или дверей. И этот больной. Как Вика ни старается, она не может понять – мужчина это или женщина, и лица не рассмотреть. Словно нарисованное карандашом лицо небрежно вытерли ластиком.
– Любуешься, милая? – твердый уверенный голос звучит за спиной. Резко развернувшись в сторону этого голоса, Вика видит невысокого седого мужчину. В белом халате, он стоит совсем рядом и ухмыляется, – извини, что заставил ждать.
– Откуда Вы? Здесь же и дверей то нет, – девушка делает шаг назад. "Только бы проснуться", – стучит в голове.
– Могу я тебя спросить о том же? – с издевкой в голосе говорит мужчина. – Интересуешься? – он кивает на кровать.
