Пол Хасон - Сувенир
— В Рим?
Он покачал головой.
— К центру. К цели. Римско-католическая вера — лишь одна из этих дорог.
— О. — Энджела крутила на пальце обручальное кольцо. Потом она встала и подошла к книжным полкам.
Священник широко развел руки.
— Церковь существует, чтобы служить нуждам людей. Эти нужды меняются. Следовательно, должна меняться и Церковь, если она собирается выжить и остаться жизнеспособной, существовать объективно. Она должна расширять свои горизонты. Эйкуменизм. Большим шагом вперед была литургия на английском языке. Жесткие, негибкие системы верований способны превращаться в смирительную рубашку. В конце концов, они — лишь каркас направляющего жизненного опыта. Всякий индивид волен избирать собственный путь. Мне самому нравится утверждать, что индивид способен переступить границы условий, в которые оказывается поставлен, границы убеждений… способен принимать на себя ответственность за свою жизнь. Для меня это и есть цель.
Энджела наморщила лоб. Все это звучало весьма туманно. Она взглянула на ближайший ряд книг: святой Фома Аквинский был втиснут между «Путеводителем по театрам „Нью-Йорк Таймс“ и „Образами“ Родди Макдауэлла.
— Ваша проблема… имеет отношение к вашей вере, миссис Киттредж? — Священник осторожно зондировал почву.
Больше Энджела не могла сдерживаться. Сдержанность ни к чему не вела.
— Мне нужно кое-что освятить, — выпалила она.
— Освятить?
Она остро взглянула на него.
— Да. Ну, знаете — святой водой, ладаном. Всяким таким. Это же пока еще практикуется, правда? — Тон Энджелы был циничным. Она ничего не могла с собой поделать.
— Конечно. В требнике есть молитвы. — Ответ отца Тэггерта был спокойным, взвешенным. Приводящим в бешенство своей рассудительностью. В определенном отношении отец Тэггерт напоминал Энджеле Шона.
— Молитвы?
— Почти на все случаи жизни. Для школ, библиотек. Радиостанций. Для домен, динамо, пожарных машин, инвалидных колясок…
— Инвалидных колясок? — Энджела уставилась на него.
— Называйте, у нас все есть.
— Как насчет камней?
— Угловых?
— Просто камней. — Энджела говорила холодно, уклончиво.
— Уверен, мы что-нибудь найдем. — Теперь отец Тэггерт говорил тоном веселого подвыпившего дядюшки, который ищет по карманам четвертак на мороженое. — А если нет, я думаю, благословение на все случаи жизни где-нибудь да существует.
Присоединившись к ней у полок, он после минутных поисков извлек сине-лиловый томик с рельефным золоченым крестом и принялся листать страницы с алым обрезом.
Энджела напряженно думала, как поставить следующий вопрос. Выход был один: сказать прямо.
— А действует? Освящение, я хочу сказать.
Он осторожно закрыл книгу и моргнул.
— Опять-таки, смотря, кого спросить.
— А по-вашему? — настаивала Энджела, разозленная его уклончивыми ответами. — Что думаете вы?
Отец Тэггерт сдвинул брови.
— Я думаю, оно обладает определенной силой внушения, которой достаточно, чтобы заронить положительные идеи в умы тех, кто слушает, — осторожно сказал он.
— И все?
— Миссис Киттредж, это же всего-навсего слова.
— Но считается, что священники наделены силой, разве не так? — выкрикнула Энджела. — Которая заставляет эти слова действовать.
Отец Тэггерт отошел к столу и осторожно положил синевато-лиловый томик поверх одной из стопок книг.
— Ключи от королевства? — голос отца Тэггерта был негромким, спокойным, даже печальным. Вздох сожаления. — Я склонен думать о данной священнослужителю „силе“ как о метафорическом понятии. Мы уполномочены будить в душе человеческой искру чистоты.
Энджела была потрясена мягкостью ответа.
— А как же чудеса? — спросила она.
— Миссис Киттредж, возникла и развивается целая новая наука, парапсихология…
— Значит, и в чудеса вы тоже не верите? — возбужденно перебила она.
— Мне хочется верить в их возможность.
— А в действенность освящения?
— Разумеется, и в это тоже.
Наконец-то, подумала Энджела. Наконец-то. Она стала смотреть за окно, в скучный садик.
— Если бы я принесла вам то, что нужно освятить, вы сумели бы сделать это? Освятили бы? Смогли бы?
— Если вы думаете, что это вам поможет. — Теперь тон священника был ласковым, примирительным.
— Да, — прошептала она. — О Господи, да.
Отец Тэггерт улыбнулся.
— Ваш предмет транспортабелен?
Энджела показала руками:
— Он вот такой.
Священник сдвинул брови, заглянув в стоящий на столе календарь.
— Скажем, завтра? В два тридцать?
— Здесь?
— За углом. В церкви Святой Марии.
— Я буду.
Отец Тэггерт проводил ее к выходу. По дороге Энджела присмотрелась к фотографиям на стене повнимательнее. Один снимок приковал к себе ее взгляд. Отец Тэггерт, молодой, голый до пояса, в темных лосинах. Он размахивал медными тарелками и улыбался. На заднем плане юнцы в джинсах несли электрогитары.
За плечом Энджелы раздался голос священника, в котором звучала горделивая нотка:
— Моя первая рок-месса. Шестьдесят третий год. Знаете, там был Джек Кеннеди.
Энджела ехала обедать с Черил и всю дорогу до условленного места старалась прогнать опустошавшее душу неверие и ощутить радость от того, что их спасение так близко.
* * *Шон тоже был занят. За то время, что Энджела отсутствовала, он многое успел. В эту минуту он стоял, заглядывая Холлэндеру через плечо, и наблюдал, как пишущая машинка директора печатает маленькими, аккуратными, похожими на типографский шрифт, буковками: „Культовое изображение в форме головы. Кашель, графство Типперери. Около 300 г. до н. э. Пожертвование мистера и миссис Шон Киттредж“.
* * *Мысли Шона, бурля, кружили на одном месте. Память жгла картина: спальня. Энджела, не гася света, застыла в кресле, ни на секунду не отрывая глаз от треклятого камня. Шон не спал, сколько мог, но в конце концов его объял сон. Проснувшись около девяти утра, он не обнаружил ни жены, ни камня. По горевшей на телефоне у кровати лампочке Шон понял, что Энджела звонит из кабинета, и поборол искушение подслушать. Когда она вернулась в спальню, Шон увидел, что она уже одета. Энджела сообщила, что звонила Черил. И что уходит. Куда, она не сказала — сказала только, что, вероятно, не успеет после обеда на телевидение. Пусть Шон позвонит ей и скажет, как прошла встреча и как реагировали телевизионщики — к тому времени она, наверное, уже будет дома. Шон попытался ее урезонить. Просмотр был решающим. Энджела должна была на нем присутствовать. Фильм в такой же степени ее, как и его. Ее отсутствие заметят. Но Энджела упрямо отказывалась спорить — она просто сказала „Пока“ и ушла.
