Ирина Лазарева - Старое пианино
Появление третьего лица зафиксировали лишь его глаза, но не разум.
На сей раз Регул спустился откуда-то сверху, что было для него немудрено. Еще бы! Плаща на нем сегодня не было, а вздымались за спиной белоснежные крылья, большие и сильные.
— Пришел-таки, я уж заждался. — Себ шагнул навстречу. Он сбросил с плеч мантию и остался примерно в таком же одеянии, что и Регул, только все на нем было черно-красное, как и мантия, даже темные доспехи имели червленый оттенок. У демона тоже оказались крылья — острые, кожистые, облезлые, хищных очертаний, кое-где островками еще топорщились редкие черные перья. — Ты должен оценить мое великодушие. Я мог бы убить парня до твоего прихода, но ты слишком привязался к пианисту, поэтому я дам тебе шанс его защитить. Он стал тебе дорог, как брат родной, и уже только по одной этой причине заслуживает смерти. Мудрые наставники задурили тебе голову — учат вас заботиться о людях, которые не стоят ворсинки с твоего пера.
Отдай мне музыканта, Регул, и мы расстанемся с миром, и, надеюсь, без обид. Я бы позвал тебя с собой, так ведь не пойдешь.
— Ты знаешь, что мне дорого, давай не начинать сначала. Я не смог убедить тебя, когда ты был еще чист и доверчив, другой оказался речистее, а сейчас я не хочу тратить бесполезных слов.
— А в чем ты хотел бы меня убедить? В ценности человеческого рода? Согласись, что доводов у тебя мало. И в этом ваша слабость. Твой музыкант гений, не спорю, он даже грешников в аду заставил петь мессу, сейчас они смирны и полны благочестия, но попробуй, выпусти их на волю — насильников, убийц, маньяков. Откажись от музыканта, Регул, его музыка — всего лишь мимолетная видимость счастья, она будит напрасные мечты.
— Ты хорошо обучился искусству обольщения, было у кого. Только со мной лукавое красноречие не пройдет. Все в твоей жизни обман, Себ, тебя поманили властью, но наградили бессилием: ты не смог дать истинного таланта Веренскому, не смог внушить истинной любви Лизе — довольствуешься ее болезненным наваждением. Ты потерял уважение и преданность истинных друзей. Ты утратил великую силу ангела. Спроси себя, ради чего ты упал так низко.
Музыканта не отдам, тебя же низвергну обратно в бездну и властью данной мне Архангелом перекрою тебе доступ в любой иной мир на десять веков. Тысячу лет ты не сможешь покинуть пределы ада, ты не увидишь солнце и звезды, пестуй свое зло, стенай о прошлом, и думай, думай без конца — раскаяться никогда не поздно.
Ироническая улыбка сползла с лица Себа. Тяжелый меч дрогнул в его руке.
— Значит, ты не оставляешь мне выбора. Музыкант умрет, проход останется открытым, ты не сможешь заточить меня, потому что очень скоро бездна поглотит этот облюбованный вами мирок, а затем мы пойдем еще дальше, и вся небесная рать нас не остановит!
Регул выхватил меч — этого было достаточно. Бывшие соратники бросились друг на друга.
Даже в том случае, если бы Максим смог оторваться от своего ответственного занятия, чтобы проследить за схваткой, он ничего бы не разглядел. Высоко над ним что-то носилось как ураган, кувыркалось, вдруг падало, взлетало, чертило зигзаги прямо над головой, обдавая резкими порывами ветра, доносились крики и звон клинков в пылу сражения. Противники перемещались с огромной скоростью, недоступной человеческому глазу. Себ продолжал терять последние перья, они, кружась, падали с высоты.
А грандиозный хор продолжал звучать, он разрастался с каждой минутой, скорбная поначалу тема обрела ликующее содержание, пение становилось все чище, профессиональнее, будто лучшие певцы мира собрались на одной сцене.
Вокруг Максима кипела неистовая битва, дрались двое, а казалось, что бьются когорты древних воинов. Осталось загадкой, как разбушевавшиеся бойцы не сшибли пианиста со стула; правда, однажды Регул мазнул белым крылом по лицу Максима, на щеке остался какой-то знакомый аромат, но Максим по-прежнему не воспринимал реальность, посторонние раздражители не могли его коснуться.
Каким-то бодрствующим уголком сознания он понимал, что представляет для Себа желанную добычу, он был целью для черного меча. Раз за разом он видел несущегося прямо на него демона, распахнутые острые крылья, упорный беспощадный взгляд, сверкание вороненой стали, еще секунда — и конец, лежать пианисту на земле, пронзенному пылающим клинком. Но тут ослепительной молнией налетал Регул, сшибал нападающего с курса, оба сливались в один бешено крутящийся волчок, из которого летели белые и черные перья.
Иногда что-то гремело, будто рушились стены, падало тяжело и гулко, звенело, разбивалось на мелкие осколки, но все поглощала призрачная пустота, выплевывающая время от времени исступленных бойцов, их мечи рубили туман в клочья, обрывки оседали на крышке старого пианино.
Несколько раз противники грохались на землю — Регулу определенно приходилось нелегко, его белая одежда и крылья были в крови. В таком же состоянии находился Себ, только на его черно-красном одеянии кровь была меньше заметна. Ударившись оземь, оба с трудом поднимались, но сшибались с еще большим неистовством и снова уносились в безоглядную даль. Максим видел урывки боя, но воспринимал картины, как часть музыкального произведения, которое он исполнял: то рядом, то в вышине бились ангелы — темный и светлый, как и в его музыке, добро боролось со злом, гармония пыталась победить хаос, и силы сторон были почти равны.
Где-то вдалеке вскрикнул Себ, Максим узнал его голос, ворвавшийся болезненным отчаянным, яростным криком в устоявшуюся красоту исполняемой мессы.
И вдруг… Что-то изменилось в колебании мистических струн, чуткое ухо пианиста мгновенно уловило начинающуюся трансформацию. Голоса менялись, как если бы музыкант манипулировал кнопками синтезатора. Звуки преобразовывались, сначала незаметно, затем все более отчетливо, пока не обрели настоящее фортепианное звучание.
Медленно начало светлеть, рассеивалась пасмурная мгла, отдалялся и затихал в вышине лязг оружия. Из небытия стали возвращаться стены кабинета, сначала они были прозрачными, но вскоре вся обстановка проявилась — отдельными штрихами, линиями, наконец восстановилась полностью. Плесень на потолке и по углам ссохлась и рассыпалась в пыль, холод вытянуло в щели.
Максим все еще играл, когда дверь с шумом отворилась, и быстрым шагом вошел Михалыч. Первым делом он направился к окну, отдернул шторы и распахнул створки оконной рамы. На улице еще не стемнело. Живительный естественный свет хлынул в затхлое помещение. Максим вдохнул полной грудью свежий воздух и взял последний аккорд.
Голова у него кружилась, он чувствовал, что упадет, если встанет со стула. Наступила реакция после экстремального перенапряжения всех сил. Только сейчас он ощутил горячую струйку крови на шее, она текла из раны, оставленной на память клинком демона.
