Виктор Точинов - Логово
Что и как раздобыл Петрусь сегодня – вернее, уже вчера – майор не представлял. Половину дня они отсыпались, потом обустраивали лагерь… И к озеру парень с рыболовными целями спускаться не должен был, майор запретил мелькать на берегах засветло. А мешки с провиантом взяла под контроль домовитая Оленька.
Разве что набрал ягод, их тут немеряно, подумал майор и отошел подальше – а то еще подавится в своих попытках жевать и глотать бесшумно. Пресечь недопустимое для постового занятие даже не пришло в голову майору, на некоторые особенности организма Петруся все давно махнули рукой.
Сзади неслышно возникла Надежда, встала рядом. Спросила негромко:
– Рома, ты эти три часа один в палатке… Мне прийти?
– Как хочешь, – ровным голосом сказал Лисовский.
Три года назад у него с Надей случилось нечто вроде короткого и бурного военно-полевого романа – на войне такие отношения завязываются быстро. Впрочем, порой так же быстро и заканчиваются. Закончились и у них. В этот рейд он взял Надежду только как прекрасного специалиста, без каких-либо иных намерений. И до сих пор они общались лишь дружески, как старые добрые знакомые.
– Я хочу, – сказала она.
…Не ушло ничего, все вернулось сюда, в жаркую тесноту спального мешка, и оказалось, что его губы и его руки ничего не забыли, что они помнят все: и ее тело, гибкое и сильное, по-мужски широкое в плечах, но становящееся от его прикосновений мягким, податливым, нежным; и ее грудь – небольшую, упругую, с крохотными девчоночьими сосками; и маленький шрам от осколка, черкнувшего от уголка глаза к виску – боже, как он любил целовать его, было, ведь было, было, было всё это и … одновременно не было, он узнавал её заново – незнакомую, манящую, пьянящую, и это воспоминание сливалось с этим узнаванием во что-то новое и прекрасное… Когда он вошел в нее, она – он тоже это помнил, помнил, помнил, – на мгновение упруго и жарко сжалась там, внутри, словно не хотела, Словно пыталась остановить, а потом нежно расслабилась с тихим стоном и он провалился куда-то, где не было ничего, только она, и это было прекрасно…
– Нас убьют, – неожиданно и спокойно сказала она, когда все закончилось. – Не те, так эти. Гораздо проще, дешевле и спокойнее нас убить, чем столько заплатить и заставить держать язык за зубами.
– Это едва ли, – сказал он, – если мы это понимаем, то едва ли, разве что мы наивно расслабимся и побежим за пачкой денег, не глядя, что творится за спиной, и вообще, о чем мы говорим, у нас с тобой целых два часа, а смерти вообще нет в природе, разве ты забыла – пока мы живем, бессмертны, а когда умрем, то не узнаем про это, и я пока жив, чувствуешь?
– Да, ты жив, я чувствую, еще как жив, да, да, да, да-а-а…
Умирать не хотелось. Особенно теперь.
Ростовцев не знал, сколько прошло времени, – наручных часов на квартире, где он пополнил экипировку, не нашлось. Но если внутренний хронометр не разладился окончательно – прошло часа два, два с половиной с тех пор, как вернулось сознание.
За это время ему полегчало. Голова уже не взрывалась болью при любой попытке ею шевельнуть. Ростовцев смог встать и медленно, на ощупь, обследовал место, где находился.
Подозрения подтвердились.
Он был замурован.
Замурован за той самой стеной, где Москалец якобы скрывал какую-то шокирующую находку… Ничего там, конечно, не было, Ростовцев сантиметр за сантиметром прощупал пол и стены своей кирпичной клетки. Ничего, лишь на полу стоял чемоданчик – тот самый, собранный на квартире. Он-то и станет находкой, когда десятилетия спустя коттедж пустят на слом. И в придачу – скелет владельца в обрывках истлевшего костюма.
Ну, Москалец…
Купил, как мальчишку, незамысловатой байкой. Распалил любопытство и в кульминационный момент шандарахнул сзади по голове.
Ростовцев осторожно ощупал свой многострадальный затылок – толстая корка из спекшейся крови и слипшихся волос, но мозги на месте…
Волосы??!!
Не веря себе, он водил пальцами по затылку, по темени… Точно. Волосы. Короткие, меньше сантиметра длиной… А это что такое?
Пальцы ощутили что-то маленькое, твердое, выступающее. Неужели осколок кости? Непохоже, для расколотого вдребезги черепа больно хорошее самочувствие… Ростовцев осторожненько шевельнул «осколок». Тот двинулся – голова болезненными явлениями не отреагировала. Он дернул сильнее, смелее – крохотный острый предмет остался в пальцах.
Он повертел его в руках, счищая засохшую кровь. Попытался понять на ощупь, что это такое – и не понял. Похоже, кусочек металла, узенький, продолговатый, чуть больше еловой иголки размером. Отломился от орудия, которым били по затылку?
Неважно. Ростовцев машинально опустил находку в карман. Придет время – сочтется с Москальцом и за это.
А сейчас главное – выбраться. И как можно быстрее.
Самое странное, что во всем случившемся Ростовцев видел какую-то смешную сторону. Ситуация отдавала чем-то ненастоящим, романным, каким-то готическим ужастиком. В наше время авторы боевиков не жалуют тему заживо замурованных, излюбленную Эдгаром Алланом По и другими классиками, но от этого ничуть не легче самим замурованным. Даже труднее – нет готовых рецептов поведения в подобных ситуациях. Самые свежие советы – полуторавековой давности…
Да и в описанных случаях, насколько Ростовцев помнил, несчастные жертвы ничего толкового ни разу не предприняли. Лишь вопили и стонали из своих каменных могил.
Ему же надрывать глотку не имеет смысла. Поселок пуст, он сам это прекрасно видел, и ночью едва ли кто-то здесь появится. А ждать до утра, когда будет хоть минимальный шанс докричаться… Чревато. Можно банально задохнуться.
Возведенная Москальцом погребальная камера невелика – около двух метров в длину, сантиметров семьдесят в ширину. До потолка руками не достать…
Невольно мелькнула мысль: Москалец возвел подобные тайники во всех коттеджах в целях их полной идентичности? Или только в этом, понадеявшись, что жильцы не обратят внимание на коридор, более короткий, чем у соседей?
Ростовцев оборвал неуместные размышления. Не хватало еще ломать голову о проблемах иуды-компаньона. Гораздо актуальнее другое: как быстро дыхание одного человека перенасытит углекислым газом скудные кубометры здешнего воздуха? Ростовцеву казалось, что он уже ощущает характерные симптомы: духоту, слабость, сонливость. Но это могло лишь казаться…
Он попытался на ощупь понять, с какой стороны фальшивая перегородка, а с какой капитальная стена. Не получилось. И с одной стороны, и с другой были кирпичи, лежавшие торцами, – значит, фальшстенка толщиной не в полкирпича, а в один кирпич как минимум. И разбить ее, даже при не до конца застывшем растворе, будет нелегко.
