Натаниель Готорн - Отель с привидениями и другие таинственные истории
В тот день он обедал в ресторане один, до табльдота, имея ясную цель: расспросить официанта без посторонних. Из ответов выяснилось, что номер 13А располагается там же, где по описаниям брата и сестры находился номер 14. Потом он спросил список постояльцев. Выяснилось, что занимавший номер 13А французский джентльмен был владельцем парижского театра, которого он лично знал. Он сейчас в отеле? Он отсутствовал, но обязательно вернется к табльдоту. Фрэнсис пришел в столовую к концу табльдота, и парижский коллега встретил его буквально с распростертыми объятиями.
— Приходите ко мне выкурить сигару, — сказал сердечный француз. — Мне интересно знать, в самом ли деле вы ангажировали эту итальянку.
Фрэнсису сама собой представилась возможность сравнить интерьер комнаты с описанием ее, слышанным в Милане.
Уже подходя к двери, француз вспомнил о своем попутчике.
— Со мной тут декоратор, — сказал он, — собирает материал. Прекрасный парень, он будет признателен, если мы его позовем. Я велю швейцару направить его к нам, когда он появится. — Он передал ключ от комнаты Фрэнсису. — Вернусь через минуту. Это в конце коридора — «тринадцать-а».
Фрэнсис один вошел в комнату. Вот она, роспись на стенах и потолке, о которой он столько наслышан! Он уяснил это себе с первого взгляда, и в ту же минуту случилась такая мерзость, что он мог теперь заниматься только своими ощущениями.
Он вдруг почувствовал, как комната наполнилась непонятно откуда взявшимся зловонием, гаже которого он в жизни своей не знал. В его состав, если такое возможно, входили два вполне различимых запаха: слабый и малоприятный душок, замешанный на тошнотворном смраде. Не в силах вынести эту отраву, он распахнул окно и высунул голову наружу.
С сигарой во рту вернулся его французский коллега. При виде открытого окна, страшнее чего не могут представить себе его соотечественники, он отпрянул в смятении.
— Вы, англичане, совершенно помешаны на чистом воздухе! — вскричал он. — Мы же насмерть простудимся.
Фрэнсис обернулся и изумленно уставился на него.
— Как! Вы не чувствуете, какой в комнате запах? — спросил он.
— Запах? — повторил собрат по искусству. — Я чувствую запах моей хорошей сигары. Угощайтесь! И, ради бога, закройте окно.
Помотав головой, Фрэнсис отказался от сигары.
— Извините меня, — сказал он. — Закройте окно сами, когда я уйду. У меня темно в глазах и кружится голова — мне лучше выйти. — Он прикрыл нос и рот платком и направился к двери.
Француз шел за ним в полной растерянности, упуская случай закрыть окно.
— Неужели это так противно? — спросил он, изумленно выкатив глаза.
— Чудовищно! — глухо сказал Фрэнсис из-за платка. — Ничего подобного я не ощущал за всю мою жизнь.
В дверь постучали. Вошел декоратор. Его хозяин сразу спросил, какой запах он чувствует.
— Запах вашей сигары. Восхитительный! Дайте мне попробовать!
— Погодите, а кроме сигары, вы ничего не чувствуете? Ничего гадкого, мерзкого, удушающего, неописуемого, небывалого?
Столь темпераментная речь озадачила декоратора.
— Воздух как воздух, — сказал он, — чистый и свежий.
Он удивленно оглянулся на Фрэнсиса Уэствика, с нескрываемым отвращением смотревшего из коридора в комнату.
Приблизившись, парижский коллега внимательно и тревожно вгляделся в него.
— Смотрите, мой друг, нас двое, и у нас такие же носы, как у вас, однако мы ничего не чувствуем. Если вам угодно еще доказательство, то вот еще носы. — Он показал на пару английских девчушек, игравших в коридоре. — Дверь у меня открыта, а запах, вы знаете, распространяется быстро. Сейчас я допрошу эти невинные носы на языке вашего унылого острова. Душеньки, вы чувствуете какой-нибудь ужасный запах, а?
Дети рассмеялись и решительно ответили:
— Нет!
— Дорогой Уэствик, — продолжал тот по-французски, — вывод, очевидно, ясен? Что-то скверное, очень скверное происходит с вашим собственным носом. Я рекомендую обратиться к врачу.
Подав этот совет, он вернулся в комнату и с возгласом облегчения закрыл окно. Фрэнсис вышел из отеля и улочками направился на площадь Святого Марка. Вечерний ветерок взбодрил его. Он наконец раскурил сигару и смог спокойно размышлять о происшедшем.
Глава 4
Сторонясь толчеи под колоннадами, Фрэнсис мерил державное пространство площади, залитой светом поднимавшейся луны.
Он был, не ведая о том, законченным материалистом. Странное действие, которое произвела на него комната, до этого столь же странной подействовавшая на других близких его покойного брата, не очень обескуражило эту чувствительную натуру. «Возможно, — размышлял он, — я в большей степени фантазер, чем полагал, и воображение сыграло со мной скверную шутку. А может, прав мой друг и со мной что-то неладно? Я определенно не чувствую себя больным, но иногда это ни о чем не свидетельствует. Ночевать в этой мерзкой комнате мне, слава богу, не надо, а утром увидим, показываться врачу или нет. И не похоже, чтобы отель подсказал мне сюжет пьесы. Смердящий невидимый призрак — это, безусловно, свежая мысль. Однако она с изъяном. Возьмись я осуществить это на сцене, я выкурю из зала всю публику».
Завершив свои здравые суждения этим остроумным выводом, он заметил, что его самым внимательным образом разглядывает некая дама, одетая во все темное.
— Если не ошибаюсь, мистер Уэствик? — спросила дама, когда он ответно взглянул на нее.
— Да, это мое имя, мадам. А с кем, простите, имею честь говорить?
— Мы с вами виделись всего одни раз, — сказала она, уходя от ответа. — Ваш покойный брат знакомил меня с вашим семейством. Интересно, вспомните ли вы мои большие темные глаза и страшный облик? — Она подняла вуаль и подставила лицо лунному свету.
Фрэнсис тотчас узнал эту единственную в своем роде женщину, вызывавшую в нем самое неприязненное чувство: вдова его брата, первого лорда Монтбарри. Он нахмурился. Намучившись на репетициях со строптивыми актерами, он приучил себя грубить женщинам, которые ему неприятны.
— Я вас помню, — сказал он. — Я думал, вы в Америке.
Она оставила без внимания его нелюбезное обращение, и когда, приподняв шляпу, он собрался уходить, просто задержала его.
— Походите со мной несколько минут, — невозмутимо сказала она. — Мне нужно кое-что сказать вам.
Он показал на сигару.
— Я курю, — сказал он.
— Я не возражаю.
Оставалось либо грубить дальше, либо покориться. Он покорился, кое-как соблюдая приличия.
