Александр Матюхин - Хэллоуин (сборник)
Григорий Степанович покопался в памяти и не нашел ответа. Это что же, он не помнит?
Подавив в себе недоуменное раздражение, старик сел на край ванны и постарался рассуждать логически. Если кто-то – почерк явно не его – записал для него названия книг, значит, он сам об этом попросил. Но ему никогда не нравились мемуары. В этих что-то особенное есть, что ли?
А если учесть пометку, то можно предположить, что книги эти – библиотечные. Библиотечные. Взятые в библиотеке. Выходит, он ходил в библиотеку, и притом совсем недавно. Он никогда не носит рубашки дольше трех дней.
Старик сцепил пальцы так, что побелели суставы, и замер.
Через несколько минут он встал и пошел в гостиную, где на стене возле окна висели книжные полки. Раз ходил в библиотеку, значит, была в том нужда. Пусть книги дадут ответ на вопрос, почему Григорий Степанович их выбрал.
Но как же так – он не помнит?! И ведь это не мелочь повседневная, не свет в туалете.
Долго искать книги не пришлось. Ветеран обнаружил их на нижней полке и, волнуясь, открыл первую, которой оказалась «Наедине с памятью».
Прочитав аннотацию, Григорий Степанович закрыл книжку, оперся ладонями о подоконник и прислонился лбом к холодному стеклу.
Вот, значит, как.
Никакие это не мемуары. Значит, память начала подводить не сегодня. И даже не вчера, раз накануне он уже пошел в библиотеку.
Господи, когда же это началось, если сейчас он уже не помнит, что было всего день назад?
А что он вообще помнит?
Григорий Степанович содрогнулся и стал лихорадочно рыться в воспоминаниях.
Детство… еще довоенное, беззаботное. Пыль на босых ногах, песня жаворонка в небе, таком ясном, таком ярком… брызги, вспыхивающие на солнце разноцветными искрами, Васькины пятки, торчащие из воды – «Смотри, как я на руках стоять могу!» – костер на берегу и обжигающая ладони картошка, запеченная в углях. Есть невозможно, но ждать не получается.
Война… родное село, в котором почти не осталось мужчин… «Немцы идут!» Лес. Вылазки на разведку в захваченные деревни – ему, пацану, удавалось пролезть там, куда боялись сунуться взрослые… Первая молитва, неумелая, зато от души… Яркой вспышкой – рычащий танк и он, Гришка, скорчившийся перед ним в яме. В руке – связка гранат. Дикий страх наматывает кишки на ледяной кулак, и уже не вспомнить, зачем он здесь, в этой яме. Но вот проползает над макушкой стальное брюхо, и Гришка чуток оживает. В голове по-прежнему пусто, но руки знают свое дело. Скорей бросить, пока немец не ушел далеко. А то тяжеленная связка попросту не долетит.
Завод… Виктор Прохорович, мастер. Улыбается, принимая от Гришки его первую деталь. «А из тебя выйдет толк». Станки, запах масла, визг куска металла, становящегося – изделием. Усталость с отчетливым привкусом гордости после рабочей смены.
Григорий Степанович возвращался из прошлого в настоящее, и на душе постепенно становилось спокойнее. Нет, не все так плохо. Вот же помнит, словно это было только вчера.
Промелькнул перед внутренним взором августовский путч, за ним распад Союза в конце декабря… и Григорий Степанович остановился, с разбегу угодив в серый туман.
Все, что ли? Но за окном явно набирала силу весна, а стало быть, хотя бы несколько месяцев уже должно было пройти.
Чувствуя, как слабеют ноги, старик кое-как добрел до кресла и мешком свалился в него.
Внутренности, как тогда, на войне, кто-то снова медленно наматывал на ледяной кулак. Только не было теперь перед Гришкой врага, не было рычащего стального чудовища, которого можно было бояться, но которое можно было и победить, взорвав к чертовой матери.
Враг оказался внутри самого Григория Степановича и одерживал победу за победой, пожирая память.
Старику почудился тихий смех, будто бы склероз, торжествуя, насмехался над ним…
Месяца три-четыре. Это уж точно. А может, и больше. Еще два года сверху? Пять? Десять? Сколько?
Григорий Степанович повел вокруг себя мутным взглядом. Заметив на стене календарь, привстал было, но тут же опустился обратно. Собраться с духом, чтобы узнать правду, удалось только минуты через две.
Красный квадратик на прозрачной ленте сообщил ему, что сегодня – двадцать четвертое число. С усилием подняв глаза выше, старик прочитал: «Апрель» и «1996».
Между лопаток скатилась холодная капля. Дотронувшись рукой до шеи, Григорий Степанович ощутил под пальцами мокрые завитки волос.
Значит, четыре с лишним года… если он, конечно, не забывал следить за календарем.
Что же делать?
Он покосился через плечо на книжную полку. Нет… это он уже проходил. Не помогло.
Надо идти в поликлинику.
Найдя выход из ситуации, Григорий Степанович чуть приободрился. Наверняка есть лекарства, а может, и еще какие-нибудь способы лечения. Должны быть. Ему помогут.
Если только по пути он не забудет, зачем идет.
Старик замер, а затем яростно затряс головой. Нет! Он будет твердить это всю дорогу, без перерыва, пусть даже вслух, и плевать на то, что о нем подумают, только бы добиться своего!
К поликлинике Григорий Степанович подошел уже через пятнадцать минут, благо до нее было рукой подать – всего-то пройти через парк.
Еще минут двадцать пришлось отстоять в очереди в регистратуру. Все это время старик беззвучно шевелил губами, повторяя про себя, зачем пришел.
– Девушка, у меня память отказывает. К кому обратиться? – понизив голос, спросил он.
– Это вам к неврологу. Сегодня запись уже закончилась, приходите в следующий раз. И постарайтесь пораньше, к открытию.
Григорий Степанович растерянно посмотрел на регистраторшу.
– Но мне сегодня… мне срочно.
Та устало вздохнула:
– Всем срочно. Вас много, а невролог у нас один. Он же не может круглыми сутками работать. Запишитесь и приходите.
Но Григорий Степанович продолжал топтаться у окошечка, и тогда женщина лет сорока пяти – пятидесяти, которая стояла за ним, попросту оттерла старика в сторону.
Заметив стенд с расписанием врачей, он подошел к нему и, прищурившись, стал искать невролога.
Если записаться завтра, то когда же он сможет попасть на прием? Григорий Степанович решил спросить.
– Опять вы? – Девушка поморщилась. – Ну я же вам сказала – записывайтесь и приходите. Или вы уже забыли?
Очередь захихикала.
Кровь бросилась старику в лицо. Он сжал кулаки, открыл рот… а затем, сплюнув, развернулся и вышел из поликлиники. Нет, не стоит ругаться и тратить на это время. Все равно не поймут ничего. У этой фифочки на лице все написано. А у него каждая минута на счету.
И с чего он вообще взял, что здесь ему помогут?
