Кладбище домашних животных - Кинг Стивен

«Бэби, прошу, не ходи, бэби, прошу, не ходи, ты знаешь, как я люблю тебя, бэби, я прошу, не ходи туда..».

Дверь открылась, и за ней в сумраке полуночи, ночи между днем церемонии прощания и днем похорон его сына, стоял Джуд Крэндалл. Его редкие седые волосы белели в темноте.

Луис попробовал улыбнуться. Время словно вернулось вспять. Снова был День Благодарения. Скоро они понесут отвердевшее, неестественно тяжелое тело кота Элли Уинстона Черчилля в мешке для мусора. «Не спрашивай, что это; пусти и прими нас».

— Можно войти, Луис? — спросил Джуд. Он достал пачку «Честерфилда» из кармана рубашки и сунул в рот сигарету.

— Вот что я тебе скажу, — проговорил Луис заплетающимся языком. — Уже поздно, и я только что выпил море пива.

— Да, я чувствую по запаху, — сказал Джуд. Он зажег спичку, но ветер задул ее. Он зажег другую, сложив ладонь ковшиком, но руки тряслись, и спичка опять погасла. Тогда он достал третью и посмотрел на Луиса, стоящего в двери.

— Никак не получается, — сказал Джуд. — Ты пустишь меня или нет, Луис?

Луис отступил и впустил Джуда.

38

Они сидели за кухонным столом — «А ведь мы в первый раз сидим у нас на кухне», — подумал Луис удивленно. Где-то за стеной Элли вскрикнула во сне, и они замерли, как в детской игре. Крик не повторялся.

— Ну, — сказал Луис, — что тебе нужно в четверть первого, в день, когда будут хоронить моего сына? Ты, конечно, друг, Джуд, но пойми...

Джуд отпил пива, вытер рот тыльной стороной ладони и посмотрел Луису в глаза. В его взгляде была такая ясность, что Луис не выдержал и потупился.

— Ты знаешь, что мне нужно, — сказал Джуд. — Ты думаешь о вещах, о которых нельзя думать, Луис. И я боюсь, что ты уже решился.

— Я не думал ни о чем, кроме как пойти спать, — попробовал схитрить Луис. — Завтра похороны.

— Я виноват, что тебе сейчас так плохо, — сказал Джуд тихо. — И если я не ошибаюсь, то моя вина есть и в смерти твоего сына.

Луис уставился на него.

— Что? Джуд, что ты несешь?

— Ты думал о том, чтобы отнести его туда, — сказал Джуд. — Не позволяй этой мысли завладеть тобой, Луис.

Луис не ответил.

— Как далеко идет его влияние? — спросил Джуд. — Ты это знаешь? Нет. И я не знаю, хотя прожил здесь всю жизнь. Я только знаю, что для микмаков это всегда было что-то вроде святого места, но... не по-хорошему. Стэнни Б. говорил мне это. И мой отец это говорил, потом. Когда Спот умер второй раз. Теперь микмаки, штат Мэн и правительство Соединенных Штатов спорят в суде, кому принадлежат эти земли. Кто ими владеет? Не знаю, и никто не знает. Многие предъявляли на них права, и среди них был Энсон Ладлоу, правнук основателя города. Может, его права были больше всех, ведь Джозеф Ладлоу когда-то получил от короля все эти земли, когда весь Мэн был только провинцией Колонии Массачуссетс. Но они и ему не достались — тут же объявились претенденты из других Ладлоу и некий Питер Диммарт, который доказывал, и не без оснований, что и в его жилах течет кровь Ладлоу. А старый Джозеф Ладлоу был богат землей, но небогат деньгами до конца своих дней, и часто просто дарил то две, то четыре сотни акров какому-нибудь из своих собутыльников.

— А документов не осталось? — спросил Луис, заинтересованный, несмотря на все.

— О, наши предки не очень-то любили оставлять документы, — сказал Джуд, зажигая новую сигарету от кончика догорающей. — В дарственной было сказано так. — Он прикрыл веки и задумался. — «От большого клена, стоящего на холме Квинсберри до края Оррингтонского ручья, пересекающего дорогу с севера на юг». Но этот клен рухнул в 1882 году, так говорят, и к 1900-му совсем сгнил, а Оррингтонский ручей за десять лет посте окончания Великой войны сменил русло — как раз в год краха на бирже. После этого вообще все перепуталось. В конце концов старый Энсон был убит молнией в 1921 году, как раз недалеко от этих могил.

Луис посмотрел на Джуда. Тот отхлебнул еще пива.

— Ну, не в этом дело. Есть много мест, на которые претендуют разные люди, а законники выжимают с них за это деньги. Помню, еще Диккенс про это писал. Надеюсь, в конце концов их получат индейцы, как и должно быть. Но не в этом дело, Луис. Я пришел сюда, чтобы рассказать тебе про Тимми Батермэна и его отца.

— А кто такой Тимми Батермэн?

— Он был одним из двадцати парней, которые уехали из Ладлоу драться с Гитлером. Он уехал в 1942-м, а назад вернулся в ящике, обернутом флагом, в 1943-м. Он погиб в Италии. Его отец, Билл Батермэн, всю жизнь прожил здесь. Он просто свихнулся, когда получил телеграмму... А потом вдруг успокоился. Он знай об этих индейских могилах. И решил сделать это.

Дрожь вернулась снова. Луис долго смотрел на Джуда, пытаясь увериться, что он лжет. Но лжи не было в глазах старика.

— Почему ты не сказал мне об этом в ту ночь? — спросил он наконец. — Когда мы... отнесли кота? Когда я тебя спросил, не относили ли туда людей?

— Потому что тогда тебе не надо было это знать, — ответил Джуд. — А теперь надо.

Луис долго молчал.

— А это сделал только он?

— Про других я не слышал, — твердо сказал Джуд. — Сомневаюсь, что не было еще попыток. Очень сомневаюсь. Я думаю, как пророк в «Экклезиасте» — вряд ли есть что-то новое под солнцем. Конечно, оболочка вещей меняется, но не суть. Что пытались сделать раз, то пытались и раньше... и еще раньше...

Он посмотрел на свои мозолистые руки. В комнате часы пробили половину первого.

— Я решил, что человек твоей профессии обязан видеть вещи, как они есть, и делать из них выводы. И решил поговорить с тобой напрямую, когда Мортонсон сказал мне в похоронном бюро, что ты заказал прокладку вместо закрытой гробницы.

Луис опять долго смотрел на Джуда, ничего не говоря. Джуд моргал, но не отводил взгляда.

Наконец Луис сказал:

— Похоже, ты суешь нос в чужие дела, Джуд.

— Я не спрашивал его, он сказал сам.

— Все равно мне жаль.

Джуд не ответил, и, хотя он покраснел еще больше, чем обычно, не отводил глаз от Луиса.

Луис вздохнул. Он действительно очень устал.

— Ну и что? Может, ты и прав. Может, такая мысль и была. Но если и так, то она была где-то глубоко. Я вовсе не думал, что заказывать. Я думал про Гэджа.

— Я знаю, что ты думал про Гэджа. Но ты знаешь разницу. Твой дядя был могильщиком.

Да, он знал разницу. Гробница — это целое строение, она может сохраниться очень долго. Это прямоугольная бетонированная яма со стальными прутьями, которая после завершения похорон закрывается сверху тяжелой бетонной крышкой. Все дыры между крышкой и стенами тщательно заделываются. Дядя Карл говорил как-то Луису, что одну из таких гробниц они вообще не смогли открыть.

Дядя Карл, который любил поболтать (и со своим сыном, и с Луисом, работавшим с ним иногда как ученик могильщик), охотно рассказывал племяннику истории про эксгумацию. Бывало, случались довольно забавные вещи. Он говорил, что люди, почерпнувшие сведения о раскапывании могил из фильмов ужаса с Борисом Карлоффом и Дуайтом Фраем, ничего в этом не понимают. Открыть гробницу могли и двое человек с лопатами — только для этого им понадобилось бы шесть недель. Поэтому обычно применяется кран, чтобы снять крышку. Так было и в тот раз. Могилу открыли, и кран подцепил крышку. Но она и не думала отходить. Бетонные стенки уже отсырели — в Чикаго тогда была дождливая погода — и дядя Карл с напарником слышали, как внутри капает вода. Тут сама гробница стала понемногу вылезать из земли. Дядя Карл заорал крановщику, чтобы он прекратил тянуть, и пошел в контору за чем-нибудь — отбить крышку. Вернувшись, он обнаружил, что кран, не выдержав тяжести, свалился прямо на гробницу, а крановщик сломал себе нос. Кульминацией рассказа для дяди Карла было то, что через шесть лет этого парня выбрали президентом местного отделения профсоюза.

Прокладка была гораздо проще. Она представляла собой простую бетонную коробку, открытую сверху. Ее помещали в могилу утром перед самым погребением. Потом внутрь ставили гроб. Наверх накладывались два крепления, которые могли стягиваться цепью и соединялись с бетоном прокладки железными кольцами. Каждое из креплений весило шестьдесят, от силы семьдесят фунтов. И никакого запечатывания.