Ульрике Швайкерт - Зов крови
И пока еще никто не догадался, что он собрался сделать, Франц Леопольд вытащил маленький нож и отрезал одну серебряную прядь Иви. Он свернул ее в локон, затем склонился в поклоне перед Лучиано.
— Вот символ твоей возлюбленной. Береги его и всегда носи у сердца.
Ошеломленный Лучиано уставился на серебряный локон и поэтому не сразу заметил, как изменилась сама Иви. До сих пор ее лицо, как и всегда, было невозмутимо дружелюбным, чуть расслабленным, глаза сияли, а на губах играла тонкая улыбка. Теперь же в ее взгляде появилась паника, лицо исказилось в немом крике. Она закрыла рот руками и, потрясенная, замерла. Сеймоур зарычал и хотел схватить Франца Леопольда, который быстро опустил локон в руку Лучиано.
Алиса и Франц Леопольд тоже посмотрели на Иви, ничего не понимая. Никто не ожидал такой реакции.
— Иви, что с тобой такое? Ну, успокойся. Он хотел лишь немного подразнить тебя. Волосы снова отрастут.
Алиса хотела положить руку на плечо подруги, но Иви отшатнулась от нее и забилась в истерике. Она затрясла головой так сильно, что волосы поднялись в воздух.
— Нет! — воскликнула она. — О нет!
— Иви, он сделал тебе больно? Скажи, что с тобой?
Но Иви не ответила. Она развернулась и побежала через неф прочь от них. Сеймоур завыл, подскочил к двери и открыл ее, навалившись телом. Потом Иви и Сеймоур исчезли в ночи. Три юных вампира смотрели друг на друга с открытыми ртами. Что же на нее нашло?
Это захотел узнать и профессор, который поспешил к ним из хора, скрипя своими туфлями. Другие ученики тоже с любопытством уставились на троицу.
— Что здесь произошло?
Ругуччио окинул их пронзительным взглядом своих черных глаз и при этом слегка наклонил голову, отчего еще больше обозначился его двойной подбородок.
— Мы точно и сами не знаем, — осторожно сказал Лучиано, спрятав локон Иви в карман брюк.
— Она просто потеряла самообладание, — добавила Алиса.
— Давайте я поищу ее, — предложил Мэрвин.
Профессор покачал головой.
— Нет, вы все остаетесь здесь и заканчиваете свои упражнения.
Вместо него он послал за девочкой двух теней, Франческо и Хиндрика. Они должны были позаботиться о том, чтобы Иви в целости и сохранности добралась до Золотого дома. Обо всем другом можно будет позаботиться позже.
После этого синьор Ругуччио подозвал к себе учеников, оборвав тем самым перешептывания, вызванные необъяснимым поведением ирландки.
— Подходите все сюда. Я хочу показать вам кое-что. Посмотрите внимательно на вон те каменные плиты. В них можно заметить углубления. Это отпечатки колен Петра и Павла. Согласно легенде Симон-чародей попытался доказать двум апостолам свое превосходство, подняв себя в воздух. Петр и Павел пали на колени на эти плиты и стали молить Бога, чтобы тот подал им знак. И Бог сделал это, сбросив Симона с небес. Вот такая занимательная история о святых.
Некоторые ученики рассмеялись, другие с недоверием посматривали на безобидно выглядевшие плиты.
— Так, а теперь я хочу, чтобы вперед вышел один доброволец и, хорошо рассмотрев святой предмет, сказал нам, какова его сила.
Юные вампиры сразу перевели взгляд на своды нефа, поверхность каменных плит, различные предметы в церкви, — лишь бы не смотреть на профессора.
Наконец вперед вышел Маурицио:
— Я сделаю это. Никто не сможет выдержать такое.
Но Ругуччио остановил его:
— Спасибо, но мне больше хотелось бы, чтобы это был тот, кто не играл здесь уже бесчисленное множество раз.
Лучиано почувствовал облегчение и расслабился. Значит, он тоже выбывал из игры. Маурицио пожал плечами и выглядел даже немного разочарованным.
Синьор Ругуччио еще раз обвел учеников своими маленькими темными глазами.
— Как насчет того, чтобы свои силы попробовала Ровена?
Малколм тут же встал рядом с ней, словно хотел защитить маленькую девочку, но, тем не менее, промолчал. Лучиано услышал, что она тихо напевала.
— Ровена?
— О да, что такое? — Она наморщила свой нос в веснушках. — Я должна исследовать отпечатки колен? С удовольствием, профессор.
Ровена решительно направилась к плитам, все еще тихо напевая себе под нос. Другие ученики затаили дыхание. Вот-вот что-то произойдет! Ей лучше бы замедлить шаг, иначе ее лицо исказится от боли. Но ничего из того, что все они ожидали, не произошло. Ровена подошла к плите, опустилась рядом с ней и погладила углубления. Потом девочка вопросительно посмотрела на профессора Ругуччио.
— Что дальше, синьор?
— Это ты скажи мне.
— Ничего, я ничего не чувствую. Только старую неровную поверхность плиты.
— И какой вывод ты делаешь из этого?
Ровена встала, отряхнув пыль со своей простой твидовой юбки.
— Это были не апостолы — или они вообще не были святыми!
Она презрительно фыркнула и снова подошла к Малколму, который, судя по его виду, испытал явное облегчение.
— Петр и Павел были святыми, это подтверждают другие реликвии, фрески и статуи, но Ровена права в первом предположении: апостолы не преклоняли свои колени на эти плиты. Эти отпечатки не принадлежат им!
Вскоре после этого упражнения профессор закончил лекцию и повел учеников через мрачные руины Римского Форума. Это место когда-то было политическим сердцем Рима, а сейчас превратилось в заросший бурьяном пустырь с отдельными фрагментами колонн и разваливающихся фигур. На большой триумфальной арке Тита тоже рос редкий кустарник. Днем на этом поле паслись коровы и козы, а ночью их загоняли в маленькие загородки. Животные пугливо жались друг к другу, чувствуя, как мимо их ограды бесшумно проходили вампиры. Профессор показал им базилику Максентия, которая когда-то давно точно была впечатляющим строением.
— Я уже снова проголодался, — вздохнул Маурицио, остановившись на небольшом расстоянии от пары коз.
— Нет, пойдем, — прошипел Лучиано и потащил кузена дальше, хотя был вынужден согласиться с ним.
Лучиано тоже не отказался бы сейчас от чаши с кровью. Он с трудом подавил вздох. Носферас всегда пили больше, чем другие. И это, к сожалению, было сразу заметно по ним.
С некоторой завистью он посмотрел на стройные тела перед собой, движения которых были полны грации. Он никогда не станет таким. Ему стало очень грустно. Он еще не знал таких мыслей и чувств, пока в Риме не появились другие. А теперь ему вдруг тоже захотелось быть красивым, элегантным и, может, даже обожаемым.
Тут он почувствовал взгляд на своем лице. Слишком поздно!
— Толстячок, ты же это несерьезно, не правда ли? — Франц Леопольд злорадно усмехнулся.
